Автомобильное оборудование

Айра Левин

РЕБЕНОК РОЗМАРИ 



Закончено в августе 1966 года в Уилтоне, штат Коннектикут,
и посвящается Габриэлле



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



Глава 1

Розмари и Ги Вудхаус уже подписали договор об аренде пятикомнатной квартиры в белом блочном доме на Первой авеню, когда им позвонила миссис Кортез и сообщила, что освободилась четырехкомнатная квартира в Брэмфорде. В старом огромном черном доме Брэмфорд квартиры были с высокими потолками и славились своими каминами и викторианскими украшениями. Розмари и Ги стояли в списке ожидающих со дня свадьбы и в конце концов почти потеряли надежду.

Ги сообщил новость Розмари, прижав телефонную трубку к груди.

- Не может быть! - простонала Розмари. Она чуть не расплакалась.

- Слишком поздно, - сказал Ги в телефон. - Мы вчера подписали договор.

Розмари схватила его за руку.

- А нельзя от него отказаться? - спросила она. - Придумать что-нибудь?

- Подождите, пожалуйста, минуточку, миссис Кортез. - Ги снова закрыл телефонную трубку. - Что им сказать?

Розмари запуталась в словах и беспомощно развела руками.

- Не знаю... Может быть, правду - что у нас появилась возможность поселиться в Брэмфорде.

- Дорогая, им это не важно.

- Ну придумай что-нибудь, Ги. Давай просто посмотрим, ладно? Скажи ей, что мы приедем посмотреть. Пожалуйста. Пока она не повесила трубку.

- Но ведь мы подписали договор, Ро. Теперь у нас руки связаны...

- Пожалуйста! Она повесит трубку!

С мученическим выражением на лице Розмари оторвала трубку от его груди и прижала ему к уху. Ги засмеялся и не стал противиться.

- Миссис Кортез? По-моему, у нас появилась возможность въехать в другой дом, однако то, что мы там подписали, был не договор. У них кончились бланки, и мы подписали одно только соглашение... Можно нам посмотреть квартиру?

Миссис Кортез дала инструкции. Нужно было подойти в Брэмфорд в одиннадцать или в полдвенадцатого, отыскать там мистера Микласа или Джерома и сказать, что их прислали посмотреть квартиру 7-Е. После этого следовало позвонить ей, номер она оставила.

- Видишь, как у тебя хорошо получается, - сказала Розмари, надевая желтые туфли. - Ты прирожденный обманщик.

Стоя у зеркала, Ги воскликнул:

- Боже мой, прыщ!

- Не дави его.

- Но там же только четыре комнаты, ты знаешь? Без детской.

- Лучше жить в четырех комнатах в Брэмфорде, - ответила Розмари, - чем иметь целый этаж в этом… в этом белом скопище клетушек.

- А вчера ты была влюблена в этот дом.

- Да, он мне нравился, но я не любила его по-настоящему. По-моему, даже сам архитектор его не любил. Мы будем обедать в гостиной и сделаем из столовой прекрасную детскую комнату, когда это станет необходимо.

- Наверное, это произойдет очень скоро, - сказал Ги.

Он водил взад-вперед электрической бритвой над верхней губой и рассматривал свои глаза. Глаза у Ги были огромные и карие. Розмари надела желтое платье и ловко застегнула молнию на спине.

До сих пор они ютились в одной комнате, которая представляла собой холостяцкое жилище Ги. На стенах висели плакаты с видами Парижа и Вероны, а из вещей здесь были лишь большая кровать да крохотная кухня в нище стены.

Было третье августа, вторник.



* * *



Мистер Миклас оказался маленьким и энергичным человеком. На обеих руках у него недоставало пальцев, и от этого вид его трясущихся рук приводил в замешательство всех, но только не его самого.

- О, так вы актер! - воскликнул мистер Миклас, вызывая лифт средним пальцем. - У нас здесь очень много актеров. Он назвал четверых, живущих в Брэмфорде, и все они оказались известными.

- Я вас мог где-нибудь видеть?

- Давайте подумаем, - начал Ги. - Недавно я играл Гамлета, правда, Лиз? Потом...

- Он шутит, - перебила его Розмари. - Он играл в «Лютере» и «Никто не любит альбатроса», и еще во многих телеспектаклях и рекламных роликах.

- Вот где можно хорошо заработать, да? - сказал мистер Миклас. - В телерекламе.

- Да, - ответила Розмари, а Ги добавил:

- Только там чувствуешь себя настоящим актером. Розмари умоляюще посмотрела на него, но Ги ответил ей самым невинным взглядом, а затем изобразил вампира прямо за спиной мистера Микласа.

Лифт был обит дубовыми панелями, весь в медных заклепках, со множеством ручек и поручней. Управлял им негритенок с застывшей улыбкой и в униформе.

- Седьмой, - сказал ему мистер Миклас и обратился к Розмари и Ги: - В этой квартире четыре комнаты, две ванные и пять встроенных шкафов. Раньше в доме были очень большие квартиры - в самой маленькой было девять комнат, - а теперь почти все они разбиты на четырех-, пяти- и шестикомнатные. Квартира 7Е раньше составляла заднюю часть десятикомнатной. Там осталась бывшая кухня и главная ванная комната - они громадны, вы скоро увидите. Бывшая спальня сейчас служит гостиной, еще одна спальня так и осталась спальней, а две комнаты для прислуги спарены в одну столовую или вторую спальню. У вас есть дети?

- Скоро будут, - сказала Розмари.

- Это идеальная комната для ребенка, рядом большая ванная и встроенный шкаф. Вся квартира предназначена как раз для молодой пары с ребенком.

Лифт остановился, и негритенок, улыбаясь, прогнал его немного вниз, затем вверх и снова вниз, чтобы поточней выровнять кабину с наружным полом. Потом, все так же улыбаясь, открыл внутреннюю медную дверь и внешнюю, которая распахивалась вбок. Мистер Миклас посторонился, и Розмари и Ги вышли в тускло освещенный коридор, где и стены, и ковры были темно-зеленого цвета, возле зеленой двери, украшенной скульптурами и имевшей табличку 7Б, стоял рабочий. Он быстро взглянул на них и снова занялся глазком, который пытался вставить в вырезанное отверстие.

Мистер Миклас повел их направо, потом налево по коротким переходам темного зеленого коридора. Следуя за ним, Розмари и Ги заметили вытертые места на обоях, перегоревшую лампочку под стеклянным колпаком и даже бледно-зеленую заплатку на темном ковре.

Ги удивленно посмотрел на Розмари.

- Залатанный ковер?

Она отвернулась и улыбнулась.

- Мне здесь нравится абсолютно все!

- Предыдущая хозяйка, миссис Гардиния, - сказал мистер Миклас, не оборачиваясь, - умерла всего несколько дней назад, и вещи из квартиры еще не увезли. Ее сын просил передать всем, кто будет смотреть квартиру, что ковры, кондиционеры и кое-что из мебели продается.

Мистер Миклас завернул в следующий проход, где стены только недавно были оклеены зелеными обоями с золотыми полосами.

- Она умерла в квартире? - спросила Розмари. - Конечно, это не...

- Нет-нет, в больнице. Она находилась несколько дней в состоянии комы. Это была очень старая женщина. Она умерла, так и не придя в себя. Я бы и сам хотел так умереть, когда настанет мое время. Но миссис Гардиния до конца держалась молодцом: сама готовила себе еду, ходила по магазинам... Она была одной из первых женщин-адвокатов в штате Нью-Йорк.

Коридор заканчивался лестницей. Рядом с ней, по левую сторону, располагалась дверь квартиры 7Е. Дверь была без скульптур и меньше тех, мимо которых они проходили. Мистер Миклас нажал на перламутровую кнопку звонка - над ней белыми буквами по черному пластику было выбито «Л. Гардиния» - и повернул ключ в замке. Несмотря на недостающие пальцы, он очень ловко справился с ручкой и распахнул дверь.

- Только после вас. - Стоя на цыпочках, он весь подался вперед и открыл для них дверь пошире, на всю длину вытянутой руки.



 

* * *



Узкий центральный коридор, начинавшийся от двери, делил квартиру пополам - по две комнаты с каждой стороны. Первая комната направо - кухня, и при виде ее Розмари хихикнула: она была такая же, если не больше, чем вся их нынешняя квартира- В кухне стояла плита с шестью газовыми конфорками и двумя духовками, огромный холодильник и раковина. Тут были десятки ящиков, окно, выходящее на Седьмую авеню, и высокий, очень высокий потолок, и даже хватало места для углового дивана - синего, со вставками из слоновой кости, - фотографию, которого она вырезала из последнего номера журнала «Красивый дом»; если мысленно убрать желтый стол со стульями, принадлежавший миссис Гардинии, а также связанные пачки подписок «Фортуны» и «Музыкальной Америки», то как раз освободится необходимая площадь.

Напротив кухни - столовая, бывшая вторая спальня, которую миссис Гардиния, очевидно, использовала одновременно как кабинет и оранжерею. Сотни различных растений, завядших и увядающих, стояли на полках, выстроенных на скорую руку под незажженными лампами дневного света. В середине комнаты находился письменный стол - старомодное бюро с крышкой на роликах, - заваленный разными бумагами и книгами. Это был очень красивый стол, широкий и, вероятно, очень дорогой. Розмари оставила Ги разговаривать с мистером Микласом у двери, а сама подошла поближе, перешагнув через ящик с сухими коричневыми листьями. Такие столы выставлялись обычно в витринах антикварных магазинов. Потрогав его, Розмари подумала: хорошо, если этот стол есть в списке вещей, предназначенных для продажи. На столе лежал лист розовой бумаги, на котором синими чернилами очень красиво было выведено следующее: «Я думала, что это не более, чем интересное времяпрепровождение. Теперь я не могу больше считать себя...» - и тут она почувствовала, что сует нос не в свое дело. В этот момент мистер Миклас поднял голову.

- А этот стол сын миссис Гардинии будет продавать? - деловито осведомилась Розмари.

- Я не в курсе, - ответил мистер Миклас. - Но специально для вас могу узнать.

- Он очень красивый, - сказал Ги.

- Тебе он тоже понравился? - Розмари, улыбнувшись, принялась рассматривать стены и окна. Эту комнату она представляла себе идеальной детской. Она была немного темновата, так как окна выходили в маленький дворик, но бело-желтые обои, конечно же, сделают ее значительно светлее. Ванная была маленькой, но рядом находился еще огромный стенной шкаф и ниша с цветами, которые ей тоже очень понравились.

Наконец она повернулась к двери, и Ги спросил:

- А что это за растения?

- В основном - травы, - объяснила Розмари. - Вот это мята, это базилик, а это.., сама не знаю что.

Дальше по коридору, по левую сторону, они увидели шкаф для одежды гостей, а по правую руку - широкую арку, за которой была гостиная. Большие окна с широкими подоконниками располагались друг против друга. Камин, с мраморными резными украшениями, был у правой стены, а слева высились дубовые книжные полки.

- О, Ги, - вздохнула Розмари, отыскала его руку и сжала ее.

- М-м-м, - неопределенно промычал Ги, но на ласку ответил.

Мистер Миклас стоял рядом с ними.

- Камин, разумеется, работает, - сообщил мистер Миклас.

Спальня находилась сзади и была такая же большая - примерно двенадцать на восемнадцать футов - и окнами выходила на тот же дворик, что и столовая (или вторая спальня, или детская). Рядом с гостиной - огромная ванная комната, отделанная белой пластмассой и медными ручками.

- Какая чудесная квартира! - воскликнула Розмари, когда они вернулись в гостиную. Она раскинула руки и закружилась, будто хотела обнять все комнаты разом. - Мне здесь очень нравится!

- На самом деле она пытается заставить вас снизить плату, - шутливо пояснил Ги. Мистер Миклас улыбнулся.

- Мы бы ее еще подняли, если бы нам разрешили. Ведь такие неповторимые и очаровательные квартиры сейчас исключительная редкость. Новые... - Тут он запнулся и уставился на секретер из красного дерева, стоящий в самом конце коридора. - Странно... - удивленно начал он. - За этим секретером есть стенной шкаф. Я просто уверен. Их всего пять: два в спальне, один во второй спальне, и два в коридоре - здесь и вон там.

Он подошел к секретеру.

Ги встал на цыпочки.

- А вы правы. Я вижу дверь.

- Его передвинули, - сказала Розмари. - Он раньше стоял вон там.

Она указала на призрачный силуэт, оставшийся на обоях после секретера. На красном ковре просматривались четыре глубоких следа от ножек. Тоненькие полоски, извиваясь, пролегли от этих вмятин к ножкам секретера через всю комнату туда, где он находился сейчас.

- Помогите мне, пожалуйста, - попросил мистер Миклас, обращаясь к Ги.

Понемногу они водворили секретер на прежнее место.

- Теперь понятно, отчего у нее наступила кома, - произнес Ги, толкая секретер.

- Она не смогла бы передвинуть его сама, - сказал мистер Миклас. - Ей было восемьдесят девять лет.

Розмари подозрительно взглянула на представшую перед ними дверь.

- Посмотрим, что там внутри? - спросила она. - Или лучше пусть откроет ее сын?

Секретер легко встал на прежнее место. Мистер Миклас начал массировать свои покалеченные руки.

- Я уполномочен показать квартиру целиком, - произнес он, а потом подошел к двери и распахнул ее.

Шкаф оказался почти пустым, там стоял только пылесос и лежали три или четыре деревянные доски. Верхняя полка была забита синими и зелеными полотенцами.

- Если она запирала здесь призрака, то он вышел на свободу, - сострил Ги.

Мистер Миклас заметил:

- Наверное, ей не нужны были пять шкафов. - Но зачем ей понадобилось запирать пылесос и полотенца? - удивилась Розмари. Мистер Миклас пожал плечами.

- Мы этого уже никогда не узнаем. Может быть, она начала терять рассудок от старости. - Он улыбнулся. - Чем могу еще быть полезен?

- А как у вас тут насчет стирки? - поинтересовалась Розмари. - Стиральные машины в подвале есть?



* * *

 


Поблагодарив мистера Микласа, который проводил их до подъезда, они медленно побрели по Седьмой авеню.

- Эта квартира немного дешевле, - сказала Розмари, будто она только и думала, что о практической стороне дела.

- Но, милая, здесь на одну комнату меньше, - ответил Ги.

Розмари некоторое время шла молча, а потом добавила!

- Зато она расположена в хорошем районе.

- Это точно, - согласился Ги. - Отсюда можно пешком дойти до любого театра.

Расчувствовавшись, Розмари забыла про свою практичность.

- Ги, давай согласимся! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Такая чудеснейшая квартира! Миссис Гардиния ею просто не занималась! Эту гостиную можно сделать.., можно сделать такой красивой и уютной, и еще.., ну, Ги, давай согласимся, ладно?

- Ну, разумеется, - ответил Ги, - если сумеем отвертеться от первой.

Розмари быстро схватила его за локоть.

- Сумеем! Ты что-нибудь придумаешь, я знаю, у тебя выйдет.

Ги позвонил из телефонной будки миссис Кортез, а Розмари стояла рядом и пыталась по губам догадаться, о чем он говорит. Миссис Кортез дала им срок до трех часов. Если до этого времени они не подтвердят свое решение, то она предложит квартиру следующим из списка очередников. Они зашли в русскую чайную и заказали кровавую Мэри и жареного цыпленка с зеленью и черным хлебом.

- Скажи, что я заболела и должна лечь в больницу, - предложила Розмари.

Но это звучало неубедительно и казалось не слишком серьезным поводом для отказа от квартиры. Вместо этого Ги придумал целую историю о том, что его пригласили играть в пьесе «Хвастун» и он должен отправиться вместе со всей труппой во Вьетнам и Корею. Актер, занятый в роли Плана, сломал бедро, и если Ги не сможет его заменить (а Ги случайно знает эту роль наизусть), то турне придется отложить по крайней мере на две недели. А это будет позором: в то время, как наши славные ребята сражаются с погаными коммунистами и умирают... Жена же его в это время переедет к своим родственникам в Омаху...

Он повторил легенду дважды и отправился искать телефон.

Медленно потягивая напиток, Розмари под столом скрестила пальцы левой руки наудачу. Она думала о квартире на Первой авеню, которая ей не нравилась, и мысленно перебирала все ее преимущества: новая светлая кухня, машина для мытья посуды, окна на речку, центральное кондиционирование.

Официантка принесла цыпленка и хлеб.

Мимо прошла беременная женщина в ярко-синем платье. Розмари внимательно посмотрела на нее. Женщина была уже на шестом или седьмом месяце. Она весело переговаривалась через плечо с пожилой дамой, нагруженной свертками, очевидно, со своей матерью.

Кто-то помахал Розмари из противоположного угла. Она увидела рыжую девушку, которая пришла работать на радиостанцию незадолго до того, как Розмари уволилась. Розмари ответила ей. Девушка что-то сказала, выразительно вытягивая губы, но так как Розмари не поняла, та повторила еще раз. Мужчина, стоявший рядом с девушкой, оглянулся на Розмари. У него было худое бледное лицо.

И вот появился Ги, высокий и красивый. Он пытался скрыть улыбку, но удача сквозила в каждом его движении.

- Да? - спросила Розмари, как только он сел.

- Да! - выдохнул он. - Соглашение ликвидировали, вступительный взнос нам вернут. Миссис Кортез ждет нас в два часа.

- Ты ей позвонил?

- Да.

Рыжая девушка подошла к ним. Она раскраснелась, глаза ее сияли.

- Я всегда знала, что вы будете прекрасной парой, - сказала она. - Вы выглядите просто замечательно. Розмари, пытаясь вспомнить ее имя, засмеялась.

- Спасибо. У нас сейчас праздник. Мы только что получили квартиру в Брэмфорде!

- В Брэме? - изумилась девушка. - Я схожу по нему с ума! Если когда-нибудь вы будете оттуда съезжать, то я первая на очереди, и не забудьте об этом! Я мечтаю об этих ужасных горгулиях и прочих кошмарах, сползающих прямо с окон.



Глава 2

 
Как ни странно, Хатч попытался убедить их не переезжать в Брэмфорд, который, по его словам, был «опасной зоной».

Когда Розмари впервые оказалась в Нью-Йорке в июне 1962 года, она поселилась в квартире на Лексингтон авеню с подругой из Омахи и еще двумя девушками из Атланты. Хатч был их соседом, и хотя он всячески отпирался от роли названого отца всем четверым («уже, слава Богу, вырастил своих двоих, и хватит с меня»), тем не менее только он приходил на помощь в самые ответственные моменты. Например, когда начался пожар и Дженни чуть не задохнулась в дыму. Звали его Эдвард Хатчинс, был он англичанином пятидесяти четырех лет и под тремя разными псевдонимами написал три приключенческих романа для детей.

Для Розмари он стал не только другом, но и духовным наставником. В ее семье было шестеро детей, из которых Розмари - самая младшая; остальные уже женились или вышли замуж, и поселились рядом с родителями. В Омахе Розмари оставила сердитого, вечно что-то подозревающего отца, молчаливую мать и возмущенных ее поведением братьев и сестер. (Только второй по старшинству брат, Брайан, который изрядно выпивал, сказал: «Валяй, Рози, делай все, что взбредет тебе в голову», - и незаметно передал ей пакет, в который вложил восемьдесят пять долларов.) В Нью-Йорке Розмари сразу почувствовала себя виноватой и эгоистичной, и именно Хатч «встряхнул» ее при помощи крепкого чая и разговоров о родителях, детях и чувстве долга перед самим собой. Она задавала ему даже такие вопросы, которые никогда бы не осмелилась произнести в церкви. Хатч направил ее в университет прослушать вечерний курс по философии. «Я сделаю герцогиню из этой цветочницы», - сказал он тогда, и Розмари довольно остроумно ответила ему:

«Валяйте!» Теперь раз в месяц Розмари и Ги обедали с Хатчем либо у них дома, либо, когда наступала его очередь приглашать, в ресторане. Ги считал, что Хатч - довольно скучный человек, но старался быть с ним на дружеской ноге: ведь Розмари, помимо всего прочего, была двоюродной сестрой писателя-драматурга Раттигана, с которым и сам Хатч переписывался. А Ги знал, что такие родственные связи иногда играют решающую роль в карьере актеров. В четверг, после осмотра квартиры, Розмари и Ги обедали с Хатчем «У Клюбе» - в небольшом немецком ресторанчике на Двадцать третьей улице. Миссис Кортез попросила их достать три рекомендации, и Хатч оказался одним из рекомендующих. Он уже получил от миссис Кортез письмо-запрос и успел ответить на него.

- Меня так и подмывало написать, что вы наркоманы или любите копаться в помойках, - сказал он, - или что-нибудь подобное, что приводит в ужас владельцев домов. Они спросили, почему.

- Не знаю, - задумчиво произнес он, намазывая маслом булочку, - но в начале века у Брэмфорда была плохая репутация. - Он посмотрел на них и, поняв, что они ничего об этом не знают, продолжил (у него было широкое светлое лицо, выразительные голубые глаза и жидкие черные волосы, зачесанные наискосок поверх проплешины):

- Кроме Айседоры Дункан и Теодора Драйзера, в Брэмфорде жила еще целая плеяда менее симпатичных людей. Именно там сестры Тренч проводили свои невинные диетические опыты, а Кит Кеннеди собирал, так сказать, вечеринки. Там же жили Адриан Маркато и Перл Эймс.

- А кто такие сестры Тренч? - спросил Ги, а Розмари добавила:

- И кто был этот Адриан Маркато?

- Сестры Тренч, - ответил Хатч, - это две чисто викторианские дамочки, которые временами занимались каннибализмом. Они сварили и съели несколько детей, в том числе и свою племянницу.

- Прелестно, - только и смог вымолвить Ги. Хатч повернулся к Розмари.

- Адриан Маркато занимался колдовством. И в девяностых годах прошлого столетия произвел сенсацию - он заявил, что ему удалось вызвать живого Сатану. В качестве доказательства он выставлял напоказ клок шерсти и обрезки когтей, и люди, очевидно, поверив ему, потом напали на него и чуть не убили прямо в вестибюле Брэмфорда.

- Вы шутите, - прошептала Розмари.

- Нет, все это вполне серьезно: через несколько лет началось знаменитое дело Кита Кеннеди, и к двадцатым годам дом наполовину опустел.

- Я слышал про Кита Кеннеди и Перл Эймс, но не знал, что там жил еще и Адриан Маркато, - сказал Ги.

- И эти сестры... - Розмари передернуло.

- Только из-за второй мировой войны и нехватки жилья, - продолжал Хатч, - в дом снова начали вселяться жильцы, и постепенно он вернул себе былой престиж, а в двадцатые годы его называли «Черный Брэмфорд», и разумные люди старались держаться от него подальше. А дыня у нас для дамы, да, Розмари?

Официант расставил закуски. Розмари вопросительно посмотрела на Ги, тот нахмурил брови и неопределенно потряс головой.

- Ерунда, пусть это тебя не пугает. Официант ушел.

- На протяжении многих лет, - рассказывал Хатч, - в Брэмфорде происходили ужасные события. И, к сожалению, не все они относятся к далекому прошлому. В 1959 году, например, в подвале нашли мертвого младенца, завернутого в газеты.

- Но ведь ужасные вещи происходят время от времени и в других домах, - заметила Розмари.

- Время от времени, - согласился Хатч. - Но дело в том, что в Брэмфорде это случается куда чаще, чем «время от времени». Есть и еще кое-какие несоответствия. Там, например, произошло значительно больше самоубийств, чем в других жилых домах такого же размера.

- В чем же дело, Хатч? - спросил Ги, притворяясь очень серьезным и озабоченным. - Должно же быть какое-то объяснение.

Хатч несколько секунд молча смотрел на него.

- Не знаю, - проговорил он. - Может быть, дурная слава сестер Тренч привлекла туда Адриана Маркато, а его слава, в свою очередь, - Кита Кеннеди, и постепенно дом стал.., вроде как местом обитания таких людей, которые склонны к разным извращениям. А может быть, существует нечто иное, чего мы пока не знаем - магнитные поля, или какие-то электроны, или что-нибудь подобное, и место от этого становится зловещим. Но вот что я знаю наверняка: Брэмфорд в этом отношении не уникален. В Лондоне на Прэд-стрит был дом, в котором в течение шестидесяти лет произошло пять жестоких убийств. Ни одно из них не было связано с другим - ни убийцы, ни жертвы, ни мотивы преступлений. И тем не менее все это было реальностью. Дом представлял собой небольшое строение с магазином внизу и квартирами в верхних этажах. В 1954 году его снесли без особых на то причин, и это место пустует до сих пор.

Розмари рассеянно водила ложкой по дыне.

- Но, может быть, есть и хорошие дома, - предположила она. - Дома, в которых люди постоянно влюбляются, женятся, и у них рождаются дети.

- И где они становятся знаменитыми, - вставил Ги.

- Наверное, есть, - сказал Хатч. - Но только никто об этом не знает. Обычно ведь лишь плохое становится явным. - Он улыбнулся, глядя на Розмари и Ги. - Но все равно мне бы очень хотелось, чтобы вы подыскали себе другой дом, хороший, вместо этого Брэмфорда.

Розмари собиралась съесть кусочек дыни, но ее рука с ложкой застыла на полпути ко рту.

- Вы серьезно решили нас отговорить? - спросила она.

- Милая моя девочка, - ответил Хатч. - На сегодняшний вечер у меня было назначено свидание с очаровательной женщиной, но я его отменил только ради того, чтобы встретиться с вами и высказать свое мнение. Я в самом деле пытаюсь вас переубедить.

- Бог ты мой, но, Хатч . - начал было Ги.

- Я не утверждаю, - перебил Хатч, - что как только вы переедете в Брэмфорд, вам на голову свалится рояль, или вас съедят старые девы, или кто-нибудь обратит вас в камень. Я просто сообщаю факты, с которыми, по-моему, следует считаться так же, как с размером квартплаты или наличием камина: в доме происходило множество неприятных вещей. Зачем же сознательно входить в столь опасную зону? Можно ведь переехать в Дакоту или в Осборн, если уж вы так помешались на красотах девятнадцатого века.

- Дакота - кооперативный дом, - возразила Розмари, - а Осборн собираются сносить.

- Хатч, а вы, часом, не преувеличиваете? - спросил Ги. - Разве за последние годы там произошли какие-нибудь «ужасные события», не считая, конечно, того ребенка в подвале?

- Прошлой зимой там убили лифтера, - сказал Хатч, - при обстоятельствах, которые не принято обсуждать за столом. Я сегодня специально ходил в библиотеку, просматривал подборки статей из «Тайме» и три часа просидел за микрофильмами. Вы еще хотите послу шанс?

Розмари взглянула на Ги. Тот отложил вилку и вытер рот.

- Все это глупости! Даже если там и произошло много неприятных вещей, это вовсе не значит, что они будут продолжаться и дальше. Я не понимаю, чем Брэмфорд опаснее любого другого дома в городе. Можно бросать монетку и получить пять «решек» подряд, но из этого совсем не следует, что и следующие пять тоже будут «решки», или что моя монетка чем-то отличается от других Это совпадение, вот и все.

- Если там что-то по-настоящему неладно, - поддержала мужа Розмари, - то его бы снесли. Как тот дом в Лондоне.

- Домом в Лондоне, - уточнил Хатч, - владела семья последней жертвы. А Брэмфордом владеет соседствующая церковь.

- Ну вот, - оживился Ги, прикуривая сигарету, - значит, у нас будет Божественное покровительство.

- Оно не всегда срабатывает, - хмуро возразил Хатч. Официант унес пустые тарелки.

- Я и не знала, что домом владеет церковь, - сказала Розмари.

Ги тут же добавил:

- По правде говоря, она владеет всем городом.

- А вы пробовали снять квартиру в Вайоминге? - осведомился Хатч. - Он ведь находится в том же районе, что и Брэмфорд, насколько я помню.

- Хатч, - взмолилась Розмари, - мы перепробовали все. И нигде ничего нет, абсолютно ничего, кроме новых домов, где все комнаты похожи одна на другую, а в лифтах установлены телекамеры.

- Неужели это так страшно? - спросил Хатч, улыбаясь.

- Да, - кивнула Розмари, а Ги пояснил:

- Мы чуть не въехали в такой дом, но потом удалось поменять на этот.

Хатч молча посмотрел на них, потом откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по столу.

- Все! Достаточно. Буду заниматься своими делами. Я должен был понять это с самого начала. Разводите себе на здоровье огонь в камине; я вам подарю дверной засов и с сегодняшнего дня буду держать рот на замке. Я настоящий идиот, простите меня.

Розмари улыбнулась.

- На двери уже есть один засов. И цепочка тоже есть, и глазок.

- Тогда пользуйтесь всем этим сразу, - посоветовал Хатч. - И не стоит шататься по коридорам и знакомиться со всеми подряд. Это вам не Айова.

- Не Омаха, - с улыбкой поправила Розмари.

Официант подал горячее.

 

* * *



На следующий день, в понедельник, Розмари и Ги подписали договор об аренде квартиры 7Е в Брэмфорде сроком на два года. Они дали миссис Кортез чек на пятьсот восемьдесят три доллара - месячную ренту и залог за месяц вперед. Им сказали, что переехать можно будет, даже не дожидаясь первого сентября, как только вывезут вещи в конце недели, а ремонт начнут делать в среду, восемнадцатого.

В этот же день им позвонил Мартин Гардиния, сын прежней хозяйки квартиры. Они договорились встретиться в Брэмфорде в восемь вечера во вторник. Это был высокий мужчина, веселый и открытый, лет шестидесяти. Он показал вещи, которые собирался продавать, и назвал свою цену. Все было довольно недорого. Розмари и Ги посовещались и купили два кондиционера, трюмо из красного дерева с вышитым пуфиком, персидский ковер для гостиной, железные подставки для дров, каминный экран и кое-какие инструменты. К сожалению, письменный стол миссис Гардинии не продавался. Пока Ги выписывал чек и привязывал бирки к вещам, которые должны были остаться в квартире, Розмари принялась обмеривать гостиную и спальню шестифутовой складной линейкой, которую купила утром.



 
* * *



Еще в марте Ги дали роль в дневном телесериале «Другой мир», и теперь его герой должен был снова на три дня вернуться на экран, поэтому всю неделю Гц был занят на съемках. Розмари перебрала папку с фотографиями различных комнат, которые она собирала еще со школы, нашла две, подходящие для новой квартиры, и вместе с Джоан Джеллико, девушкой из Атланты, с которой она жила по соседству с Хатчем, впервые очутившись в Нью-Йорке, отправилась по магазинам. У Джоан было удостоверение дизайнера по интерьерам, и их пускали во все дама, предназначенные для продажи, а также на выставки мебели. Розмари делала стенографические заметки и зарисовывала для Ги обстановку комнат. Потом, нагруженная всевозможными образцами обивки и обоев, побежала домой и как раз успела к началу очередной серии «Другого мира», дождалась выхода Ги, а затем пошла за продуктами к обеду. В этот день она опять пропустила занятия в кружке скульптуры и, к своему удовольствию, не успела посетить зубного врача.

В пятницу вечером квартира уже принадлежала им, встретив новых хозяев пустотой высоких потолков и непривычной темнотой, в которую они вступили с зажженным фонариком и магазинными пакетами, прислушиваясь к эху, несущемуся из дальних комнат. Они включили кондиционеры и отдались наслаждению красотой ковра, каминов и трюмо, долго восхищались кранами в ванной, дверными ручками, петлями, карнизами, полами, плитой, холодильником, подоконниками и видом из окон. Поужинав прямо на ковре бутербродами и пивом, продумали, что куда ставить, при этом Ги производил замеры, а Розмари рисовала. Потом, снова на ковре, закрыв тряпкой лампу, разделись и занимались любовью в ночном свете незашторенных окон.

- Ш-ш-ш! - громко шипел Ги, широко раскрыв глаза от притворного ужаса. - Я слышу, как жуют сестры Тренч!

Розмари больно стукнула его по голове.

Они купили диван и огромную кровать, кухонный стол и два стула с изогнутыми ножками. По телефону договорились с рабочими о перевозке.

Маляры пришли в среду, восемнадцатого. Они штукатурили, грунтовали, красили, замазывали трещины и ушли только в пятницу, двадцатого, оставив на стенах ровные слои красок, точь-в-точь совпадающих с образцами Роз-мари. Позже пришел один-единственный обойщик, долго чем-то гремел и оклеил спальню.

Они звонили по разным магазинам, затем рабочим, дозвонились и до матери Ги в Монреаль. За неделю им удалось приобрести красивый старинный сервант, обеденный стол, тумбочки для аппаратуры, новые тарелки и столовое серебро. Они были в упоении. Год назад Ги снялся в целой серии телерекламы, которые все еще показывали каждый день, что уже принесло ему восемнадцать тысяч долларов и продолжало давать доходы.

Повесив шторы и оклеив пленкой полки, Розмари и Ги расстелили ковер в спальне и белую виниловую дорожку в коридоре. Провели телефон с тремя дополнительными розетками, оплатили счет за старую квартиру и оставили на почте свой новый адрес.

И 27 августа, в пятницу, они переехали. Джоан и Дик Джеллико прислали в подарок большой цветок в горшке, а агент Ги - такой же, но поменьше. От Хатча пришла телеграмма:

«Брэмфорд превратился из дурного дома в хороший, потому что одна из табличек на его дверях гласит:

Р. и Г. Вудхаус».

 

Глава 3

 
Теперь Розмари стала очень занятой и была этим счастлива. Она купила и повесила занавески, отыскала для гостиной люстру в викторианском стиле, красиво разместила на кухне многочисленные кастрюльки и сковородки. Как-то она обнаружила, что доски в стенном шкафу коридора - это полки, которые легко вставляются на деревянные штыри. Она оклеила доски полосатой бумагой и, когда Ги вернулся домой, продемонстрировала ему аккуратный шкаф для белья. Рядом с домом, на Шестой авеню, находился супермаркет и китайская прачечная, куда можно было отдавать простыни и рубашки Ги.

У Ги тоже хватало дел, и он уходил на работу каждый день, как и подобает мужчине. После Дня труда <Дeнь труда - официальный праздник, отмечаемый в США и Канаде в первый понедельник сентября.> вернулся в город его наставник по вокалу. Ги занимался с ним каждое утро, а днем ходил на пробы для реклам и телеспектаклей. За завтраком он особенно нервничал, читая театральные объявления в газетах: все разъезжались на съемки; тот играл в «Небоскребе», этот - в «Черт побери, кошка!». А еще снимали «Невозможные годы» и «Жаркий сентябрь», и только он один-одинешенек остался здесь со своими рекламами. Но Розмари верила, что очень скоро и ему предложат что-нибудь стоящее, и спокойно ставила перед ним кофе и так же спокойно просматривала страницы газеты.

Будущая детская пока что представляла собой рабочий кабинет с пустыми стенами и мебелью, привезенной со старой квартиры. Бело-желтые обои решено было заказать позже. Их образец лежал в альбоме Пикассо вместе с рекламой комодов и детских кроваток.

Розмари написала письмо брату Брайану, чтобы поделиться своим счастьем. Никто больше в семье не оценил бы этого. Они все казались врагами - родители, братья, сестры никогда не простят ей брака с протестантом. И тем более не простят того, что она не венчалась в церкви, что у ее свекрови было два развода, а теперешний муж - еврей, с которым она живет в Канаде.

Приготовив цыпленка, Розмари испекла кофейный торт и целое блюдо сливочного печенья.



* * *



Розмари и Ги услышали Минни Кастивет прежде, чем познакомились с ней. Ее громкий голос со среднезападным акцентом отчетливо звучал и в их спальне: «Роман, подойди к кровати! Уже двадцать минут двенадцатого!» И через пять минут снова: «Роман! Принеси мне попить, когда придешь!» - Не знал, что кто-то до сих пор еще снимает кино про мамашу и папашу Кеттл, - сказал Ги, и Розмари неуверенно рассмеялась. Она была на девять лет моложе Ги и не всегда понимала, что он хочет сказать.

Они познакомились с Гоульдами из квартиры 7F, приятной пожилой парой, потом с Брюнами и их сыном Вальтером - все они говорили с легким немецким акцентом и жили в квартире 7С. Они здоровались также с Келлогами из 7J, с мистером Стайном из 7Н и господами Дубином и де Вором из квартиры 7В. (Розмари сразу узнала все фамилии, читая их на табличках возле дверных звонков и на конвертах писем, которые лежали у дверей - она не испытывала от этого угрызений совести.) Каппы из 7D не появлялись и не получали писем, наверное еще не вернулись из летних отпусков, а Кастиветов из 7А пока было только слышно («Роман! Где Терри?»), но не видно. Они, видимо, были затворниками или выходили только по ночам (дверь их располагалась напротив лифта), зато они получали письма из многих мест, что очень удивляло Розмари: из Гавика (Шотландия), Лагника (Франция), Виктории (Бразилия), Песснока (Австралия); выписывали и «Лайф», и «Лук».

Розмари и Ги так и не обнаружили никаких следов ни сестер Тренч, ни Адриана Маркато, ни Кита Кеннеди, ни Перл Эймс, ни их современных последователей. Дубин и де Вор были гомосексуалистами, все же остальные казались вполне нормальными.

Почти каждый вечер они слушали западный выговор из соседней квартиры, которая, как догадывались Розмари и Ги, раньше была составной частью их собственной. «Нельзя быть уверенным на все сто процентов! - спорила женщина, и тут же добавляла: «Если уж важно мое мнение, то ей вообще не надо ничего говорить - нет МОЕ мнение!» Однажды в субботу вечером у Кастиветов были гости. Пришло около десяти человек, они шумно разговаривали, а потом пели. Ги сразу же заснул, а Розмари пролежала до двух ночи, слушая их нестройный хор и звуки флейты или кларнета, сопровождавшие пение.

Раз в четыре дня Розмари все же вспоминала об опасениях Хатча - ей всегда становилось не по себе, когда приходилось спускаться в подвал, чтобы постирать вещи.

Служебный лифт сам по себе был не очень приятным - маленький, без лифтера, он жутко дребезжал и перемещался рывками. А подвал со старым кирпичным полом был и вовсе ужасным местом: шаги отдавались гулким эхом, слышались хлопки невидимых дверей, а вдоль стен, отвернувшись, стояли брошенные холодильники, застыв под светом ярких ламп в проволочных каркасах.

Именно здесь, вспоминала Розмари, не так давно нашли мертвого ребенка, завернутого в газету. Чей это был ребенок и как он умер? Пойман ли виновный, наказан ли? Она хотела пойти в библиотеку и прочитать об этом в газете, как поступил Хатч, но тогда все стало бы еще реальнее и страшнее, чем было сейчас. Точно знать место, где нашли труп; может быть, ходить по этому месту от лифта и обратно - все это стало бы для нее невыносимым. «Не обращать внимания и постепенно забыть, - решила она. - Все проклятый Хатч со своими добрыми намерениями!..» Из этой прачечной получилась бы неплохая тюрьма: кирпичные стены, лампочки в железных каркасах и ячейки в стенах, закрытые проволочными дверями. Здесь стояли машины и сушилки, работающие за деньги, а в запертых ячейках - личные агрегаты, Розмари приходила сюда в выходные или же после пяти вечера. В рабочие дни по утрам здесь обитала целая ватага прачек-негритянок, которые гладили белье и переговаривались между собой. Когда же она один раз появилась тут в их присутствии, те сразу неловко притихли. Розмари попыталась улыбнуться и хотела остаться незамеченной, но тишина продолжалась, и она почувствовала себя неуютно в обществе негров. Однажды, на третьей неделе их жизни в Брэмфорде, в четверть шестого вечера Розмари сидела внизу, читала «Нью-Иоркер» и собиралась уже добавить в воду смягчитель, чтобы начать полоскать белье, как вдруг в подвал вошла девушка примерно ее же возраста. Она была темноволосая, с милым личиком, и к своему огромному удивлению Розмари обнаружила, что это Анна Мария Альбергетти. На ней были белые сандалии, черные шорты и шелковая кофточка абрикосового цвета. В руках она несла пластиковую желтую сумку с грязным бельем. Быстро кивнув в сторону Розмари, она прошла к стиральной машине и принялась загружать белье.

Анна Мария Альбергетти, насколько было известно Розмари, не жила в Брэмфорде, но она могла приехать к кому-нибудь в гости и помочь по хозяйству. Однако, когда Розмари пригляделась повнимательнее, то увидела, что ошиблась: у девушки был слишком длинный и острый нос и иные черты лица, а также другая походка. Тем не менее сходство казалось удивительным - и тут Розмари заметила, что девушка закрыла машину и смотрит на нее с вопросительной и растерянной улыбкой.

- Извини, - торопливо произнесла Розмари. - Я думала, что ты - Анна Мария Альбергетти, поэтому так и уставилась. Прости.

Девушка покраснела, снова заулыбалась и опустила глаза.

- Это со мной часто происходит. Не надо извиняться. Люди принимают меня за Анну Марию постоянно, с самого детства, когда она снялась в своей первой роли в фильме «А вот и жених». - Девушка посмотрела на Розмари, все еще красная, но уже без улыбки. - Я-то вообще не вижу никакого сходства. Я тоже итальянка, как и она, но между нами нет физического сходства.

- Есть и еще какое, - заметила Розмари.

- Может быть, - ответила девушка. - Мне все говорят. Но я этого не нахожу. Хотя мне и хотелось бы, если честно.

- Ты ее знаешь? - спросила Розмари.

- Нет.

- Просто ты назвала ее Анна Мария, вот я и подумала...

- Нет, я просто всегда ее так называю. Наверное, из-за того, что мне приходится часто о ней вспоминать. - Она вытерла руку о шорты, потом протянула ее вперед. - Меня зовут Терри Джоноффрио. Я точно не помню, как пишется моя фамилия, поэтому даже не переспрашивай.

Розмари улыбнулась и пожала ей руку.

- А я Розмари Вудхаус. Мы здесь недавно живем, а ты?

- Я здесь вообще не живу. Я из квартиры мистера и миссис Кастивет, на седьмом этаже. Я вроде бы как их гостья, уже с июня. А ты их знаешь?

- Нет, но наша квартира рядом, раньше это была одна большая квартира.

- Боже мой! - воскликнула Терри. - Так вы и есть те самые жильцы, которые заняли квартиру этой старушки! Миссис.., ну, той, которая умерла!

- Гардиния?

- Точно. Она была хорошая подруга Кастиветов. Выращивала травы и разные другие растения и приносила их миссис Кастивет для готовки. Розмари кивнула.

- Когда мы первый раз смотрели квартиру, одна из комнат вся была уставлена горшками.

- А теперь, когда она умерла, миссис Кастивет сделала себе миниатюрную оранжерею на кухне и все выращивает сама.

- Извини, мне надо добавить смягчитель. - Розмари встала и вынула из пакета бутылочку.

- А знаешь на кого ТЫ похож? - спросила Терри.

- Нет, - ответила Розмари, отвинчивая крышку. - На кого?

- На Пайпер Лори. Розмари рассмеялась.

- Не может быть! Мне это так смешно, потому что мой муж ухаживал за Пайпер Лори, пока та не вышла замуж.

- Ты не шутишь? В Голливуде?

- Нет, здесь. - Розмари налила в колпачок смягчителя. - Терри помогла открыть дверцу машины. Розмари поблагодарила и принялась размешивать жидкость.

- Так твой муж актер? - спросила Терри.

Розмари самодовольно кивнула, закрывая бутылочку.

- Ты не шутишь? Как его зовут?

- Ги Вудхаус. Он играл в «Лютере» и в пьесе «Никто не любит альбатроса», а еще у него куча ролей на телевидении.

- Слушай, да я целыми днями смотрю телевизор. Спорим, что я его видела!

Где-то наверху послышался звук разбивающегося стекла - бутылки или окна.

- Ох ты! - воскликнула Терри. Розмари сжалась и боязливо покосилась на входную дверь:

- Ненавижу этот подвал!

- Я тоже, - отозвалась Терри. - Я так рада, что ты здесь. Если бы я была одна, я бы умерла от страха.

- Наверное, рассыльный уронил где-то бутылку, - предположила Розмари.

- Слушай, а можно приходить сюда все время вдвоем? Ведь ваша дверь напротив служебного лифта, да? Я позвоню тебе, и мы спустимся вместе. А сначала можно договориться по внутреннему телефону, - предложила Терри.

- Это было бы здорово, - обрадовалась Розмари. - Я так не люблю ходить сюда одна!

Они рассмеялись, попытались еще что-то сказать, но, не найдя нужных слов, рассмеялись еще громче.

- У меня есть талисман; может быть, он будет спасать нас обеих? - Терри оттянула воротник кофточки и вынула блестящую цепочку, показывая ее Розмари. На цепочке висел филигранный серебряный шарик не больше дюйма в диаметре.

- Какой красивый!

- Правда? - обрадовалась Терри. - Мне его подарила позавчера миссис Кастивет. Ему триста лет. А то, что внутри, она сама вырастила в оранжерее. Это приносит счастье. По крайней мере, должно приносить.

Розмари начала внимательно разглядывать шарик, который Терри держала между большим и указательным пальцами. Он был наполнен серовато-зеленым пористым веществом, выпирающим из отверстий. Неприятный запах заставил Розмари отпрянуть.

Терри снова засмеялась.

- Мне тоже этот запах не очень нравится. Но главное, чтобы он срабатывал!

- Красивый талисман, - сказала Розмари? - Ничего подобного в жизни не видела.

- Это из Европы. - Терри прислонилась к машине и с удовольствием принялась рассматривать шарик, поворачивая его в руке. - Кастиветы - самые замечательные люди на всем белом свете. Они меня в буквальном смысле подобрали на улице. Я отключилась на Восьмой авеню, и они принесли меня сюда и приняли, как мать и отец. Вернее, как бабушка и дедушка.

- Ты была больна? - спросила Розмари.

- Мягко говоря, да. Я умирала от голода, сидела на наркотиках и делала еще черт знает что, о чем теперь даже вспоминать тошно, а мистер и миссис Кастивет меня полностью реабилитировали. Они помогли мне поправиться, отвыкнуть от героина, накормили, одели и теперь обо мне заботятся. Я получаю прекрасное питание, всякие витамины, и даже хожу к врачу на осмотры. И все потому, что у них нет детей. Я для них как дочка, понимаешь?

Розмари кивнула.

- Сначала я думала, что, может быть, у них есть какие-то тайные намерения, - продолжала Терри. - Но они - как настоящие бабушка и дедушка. Они хотят отправить меня учиться на секретаря, и я им потом, конечно, верну деньги. Я сама даже школу не закончила, но это можно наверстать.

Она опустила шарик назад.

- Приятно слышать, что есть еще такие люди, когда весь мир полон апатии и безразличия, - сказала Розмари.

- Немного таких, как мистер и миссис Кастивет, - ответила Терри. - Я бы сейчас уже не жила, если бы не они. Это уж точно.

- А у тебя разве нет семьи или кого-то, кто мог бы помочь?

- У меня брат на флоте. Но о нем лучше не говорить.

Розмари перенесла свое белье в сушилку и подождала, пока Терри закончит со своим. Они поговорили о маленькой роли Ги в «Другом мире» («Конечно же, я его помню! Так ты замужем за НИМ?»), о прошлом Брэмфорда (Терри ничего об этом не знала) и о предстоящем визите в Нью-Йорк Папы Римского Павла. Терри, как и Розмари, была католичкой, хотя и не ходила в церковь, но очень хотела достать билет на мессу на стадион Янки. Когда все было выстирано, девушки поехали в служебном лифте на седьмой этаж. Розмари пригласила Терри посмотреть квартиру, но та сказала, что ей неудобно опаздывать - Кастиветы садились за стол ровно в шесть. Пообещала позвонить по внутреннему телефону попозже вечером, чтобы вдвоем спуститься в подвал за высушенным бельем.

 

* * *



Ги был уже дома. Он что-то жевал и смотрел фильм с участием Грейс Келли.

- Наверное, уже все перестирала, - предположил он. Розмари рассказала ему о Терри и Кастиветах и о том, что Терри видела его в «Другом мире». Он сделал вид, что не обратил на это внимания, хотя был польщен. Оказалось, что Ги не в духе - похоже, роль в новой комедии достанется не ему, а его сопернику Дональду Бомгарту; они готовились на нее вдвоем и сегодня состоялось прослушивание.

- Бог ты мой, - ворчал он. - Что это за имя такое - Дональд Бомгарт? - Его собственное имя раньше было Шерман Педен.

В восемь часов Розмари и Терри забрали белье из сушилки, и Терри пришла посмотреть квартиру и познакомиться с Ги. Она опять раскраснелась и очень волновалась. Видя это, Ги рассыпался в комплиментах, быстро сбегал за пепельницей и услужливо поднес ей спичку. Терри никогда раньше не была в этой квартире; миссис Гардиния и Кастиветы поссорились незадолго до того, как она появилась в доме, а потом миссис Гардиния впала в кому, из которой так и не вышла.

- Симпатичная квартира, - сказала Терри.

- Будет еще лучше, - заверила Розмари. - Мы еще и половину мебели не перевезли.

- Наконец-то вспомнил! - вскрикнул Ги и, хлопнув в ладоши, победно указал на Терри: - Анна Мария Альбергетти!

 

Глава 4

 
От Хатча пришел подарочный сверток: высокое ведерко для льда из тикового дерева с ярко-оранжевыми полосками. Розмари сразу же позвонила ему и поблагодарила за подарок. Он видел квартиру после того, как ее отделали рабочие, но с тех пор больше там не был, поэтому она сообщила, что стулья привезут только через неделю, а диван запаздывает на месяц.

- Только, ради Бога, не надо меня развлекать, - сказал Хатч. - Как у вас идут дела? Розмари все подробно доложила.

- И соседи у нас вполне нормальные, - заявила она. - Ну, кроме нормальных гомосексуалистов - их тут двое, - а напротив, через коридор, живет милая пожилая парочка по фамилии Гоульд, они в Пенсильвании разводят персидских кошек. Так что мы можем приобрести котенка в любое время.

- Они линяют, - пробурчал Хатч.

- Есть еще одна пара, мы с ними пока не знакомы, но они приютили у себя девушку, которая раньше была наркоманкой, и полностью ее вылечили, а теперь собираются отправить ее в школу учиться на секретаря.

- Похоже, что вы всем очень довольны. Я рад.

- Подвал немного страшный, - продолжала Розмари, - и я вас проклинаю каждый раз, когда туда спускаюсь.

- Но почему же меня?

- Из-за ваших рассказов. - Если ты имеешь в виду те, которые я пишу, то за них я и сам себя проклинаю, а если те, что я тебе пересказал, тогда точно так же можно ругать пожарную сирену за пожар или бюро прогнозов за тайфун. Розмари успокоилась и добавила:

- Но теперь станет получше. Со мной будет ходить туда та девушка, о которой я говорила.

- Похоже, вы распространяете добро, как я и предполагал, по всему дому, и он уже больше не страшен. Используйте ведерко, и передавай от меня привет Ги.



* * *



Появились Каппы из квартиры 7D. Полные супруги, вероятно, за тридцать, с любопытной двухгодовалой дочкой Лизой.

- Как тебя зовут? - спросила Лиза у Розмари. - Ты уже съела сегодня яйцо? А кукурузные хлопья? А «Капитана Кранча»?

- Меня зовут Розмари. Яйцо я съела, а капитана Кранча еще нет. А кто это? Я никогда раньше о нем не слышала.

Вечером 17 сентября, в пятницу, Розмари с Ги и еще две пары пошли на просмотр пьесы «Миссис Дэлли», а потом в гости к фотографу Ди Бертиллону в его студию на западной Сорок восьмой улице. Бертиллон начал спорить с Ги по поводу найма иностранных актеров: Ги считал, что это правильная политика, а Бертиллон - наоборот. И хотя другие гости попытались весь этот разговор перевести в шутку, Ги и Розмари ушли рано, в половине первого.

Ночь была свежая и приятная, и они решили прогуляться. У самого угла Брэмфорда они сразу же заметили на тротуаре человек двадцать, собравшихся полукругом возле одной из машин. Рядом стояли две полицейские машины с работающими мигалками на крышах.

Розмари и Ги зашагали быстрее, взявшись за руки и предчувствуя недоброе. Машины на дороге немного притормаживали; из-за голов горгулий, украшавших окна Брэмфорда, выглядывали люди. Ночной сторож Тоби вышел из дверей дома с коричневым одеялом, которое у него тут же забрал полицейский.

Крыша «фольксвагена», вокруг которого толпились люди, была смята, ветровое стекло разбито вдребезги.

- Умерла, - сказал кто-то, а другой голос добавил: - Я посмотрел наверх, и мне показалось, что какая-то огромная птица ринулась вниз - орел или что-то в этом роде.

Розмари и Ги привстали на цыпочки, заглядывая через плечи зевак.

- Отойдите назад, - приказал полицейский.

Люди расступились, полицейский в спортивной рубашке прошел вперед. На тротуаре лежала Терри и смотрела в небо одним глазом, другая половина ее лица превратилась в кровавое месиво. Ее накрыли коричневым одеялом, на котором сразу же проступили красные пятна.

Розмари пошатнулась, закрыла глаза и машинально перекрестилась. Она крепко стиснула зубы, испугавшись, что ее сейчас вырвет.

Ги сморщился и шумно втянул в себя воздух.

- Господи, - простонал он. - Боже ты мой! Полицейский повторил:

- Отойдите назад, пожалуйста.

- Мы ее знаем, - сказал Ги.

Второй полицейский повернулся к ним.

- Как ее звали?

- Терри.

- Терри? А как дальше? - Этому голубоглазому полицейскому на вид было лет сорок, и он уже изрядно вспотел.

- Ро, как ее звали? Терри, а дальше? - переспросил Ги.

Розмари открыла глаза и сглотнула.

- Не помню. Какая-то итальянская фамилия, очень длинная, начинается на «дж». Она даже шутила, что эту фамилию трудно писать.

- Она жила в семье Кастивет, в квартире 7А, - сообщил Ги голубоглазому полицейскому.

- - Мы это уже выяснили.

Подошел еще один полицейский, держа в руке листок желтоватой бумаги. Позади него, поджав губы, стоял мистер Миклас. На нем поверх полосатой пижамы был накинут плащ.

- Коротко и ясно, - сказал подошедший полицейский голубоглазому и протянул ему листок. - Она прилепила это к окну пластырем, чтобы ветер не унес.

- Там кто-нибудь есть? Полицейский покачал головой.

Голубоглазый прочитал записку, в задумчивости шумно выпуская воздух сквозь зубы.

- Тереза Джоноффрио, - произнес он, как настоящий итальянец.

Розмари кивнула.

- В среду вечером мы бы и не подумали, что у нее в голове такие невеселые мысли, - сказал Ги.

- Очень грустные мысли, - согласился полицейский, раскрыл папку для бумаг, вложил в нее записку и закрыл.

- Вы разве знали ее? - спросил мистер Миклас у Розмари.

- Немного, - ответила она.

- Ну да, конечно, - спохватился мистер Миклас. - Вы ведь тоже с седьмого этажа.

- Ну ладно, дорогая, пойдем наверх, - предложил Ги.

- А вы не знаете, где можно отыскать этих Кастиветов? - остановил их полицейский.

- Понятия не имею, - ответил Ги. - Мы с ними даже не знакомы.

- В это время они обычно бывают дома, - сказала Розмари. - Мы их слышим через стенку. У нас спальни рядом.

Ги положил руку Розмари на плечо.

- Ну, пойдем, дорогая.

Они кивнули полицейскому, мистеру Микласу и направились к дому.

- А вот и они, - сказал мистер Миклас.

Розмари и Ги остановились и обернулись назад. Из города, откуда они только что пришли сами, появилась пара: высокая полная женщина с седыми волосами и столь же высокий худой мужчина с шаркающей походкой.

- Это Кастиветы? - спросила Розмари.

Мистер Миклас кивнул.

Миссис Кастивет была в светло-голубом платье и в белоснежных перчатках, таких же туфлях, шляпке и с сумочкой. Она заботливо вела под руку своего мужа. Тот был одет великолепно: в льняную куртку с полосками всех цветов, красные брюки, на шее - розовый бант, а на голове - серая широкополая фетровая шляпа с розовой лентой. Ему было лет семьдесят пять или больше, ей - под семьдесят. Они ускорили шаг, вопросительно улыбаясь. Навстречу им двинулся полицейский, и улыбки их сразу исчезли. Миссис Кастивет что-то взволнованно сказала, а ее муж нахмурился и покачал головой. Его тонкие губы были ярко-розовые, будто накрашенные помадой, щеки бледные, маленькие глазки блестели. В лице миссис Кастивет выделялся большой нос и пухлая нижняя губа. Она была в очках в розовой оправе, и цепочка от них свисала у сережек с искусственным жемчугом.

- Вы и есть Кастиветы с седьмого этажа? - спросил полицейский.

- Да, это мы, - сухо и с достоинством ответил мистер Кастивет.

- С вами живет девушка по имени Тереза Джоноффрио?

- Да, - сказал мистер Кастивет. - А что случилось? Что-нибудь с ней произошло?

- Подготовьтесь к самому худшему. - Полицейский немного помолчал и произнес: - Она умерла. Покончила жизнь самоубийством. - Подняв руку, он большим пальцем указал через плечо. - Она выпрыгнула из окна.

Старики смотрели на него с тем же выражением на лицах, что и минуту назад, будто он еще ничего не сказал, потом миссис Кастивет шагнула в сторону, увидела окровавленное одеяло, выпрямилась и снова взглянула ему в глаза.

- Это невозможно, - громко произнесла она таким же голосом, как и «Роман-принеси-мне-попить». - Это ошибка. Там под одеялом кто-то другой.

- Арти, дай этим людям взглянуть, пожалуйста, - попросил полицейский.

Миссис Кастивет твердой походкой прошла мимо него. Мистер Кастивет не двигался.

- Я знал, что это случится, - пробормотал он. - У нее начиналась глубокая депрессия через каждые три недели. Я замечал это и говорил жене, но она меня успокаивала. Она оптимистка и не хочет верить в то, что не всегда все происходит так, как ей бы хотелось.

Вернулась миссис Кастивет.

- Но это еще не значит, что она сама это сделала, - сказала она. - Терри была счастлива. У нее не было причин для самоубийства. Это скорее всего несчастный случай. Вероятно, она мыла окна и потеряла равновесие. Она всегда старалась сделать нам что-нибудь приятное - Она не могла мыть окна ночью, - возразил мистер Кастивет.

- Почему бы и нет? - рассердилась миссис Кастивет. - Может быть, и мыла!

Полицейский достал из папки записку и протянул им. Миссис Кастивет немного поколебалась, потом взяла записку, перевернула ее и прочитала. Мистер Кастивет вытянул шею и тоже прочел, шевеля тонкими губами.

- Эго ее почерк? - спросил полицейский. Мистер Кастивет кивнул.

- Точно. Совершенно верно.

Полицейский протянул руку, и миссис Кастивет отдала ему листок.

- Спасибо, - сказал он. - Потом вы получите ее назад Миссис Кастивет сняла очки, и они повисли на цепочке. Она закрыла глаза руками, не снимая перчаток.

- Я не верю этому. Я просто этому не верю. Она была так счастлива. Все тревоги были уже позади.

Мистер Кастивет положил ей руку на плечо, опустил глаза и покачал головой.

- Вы знаете ее родственников? - спросил полицейский.

- У нее никого не было, - ответила миссис Кастивет. - Она была совсем одна. У нее никого не было, кроме нас.

- Разве у Терри не было брата? - удивилась Роз-мари.

Миссис Кастивет надела очки и внимательно посмотрела на нее Мистер Кастивет поднял глаза, было видно, как они засветились под полями шляпы.

- А разве был? - спросил полицейский.

- Она говорила, что был, - ответила Розмари. - Во флоте.

Полицейский посмотрел на Кастиветов. - Для меня это новость, - сказала миссис Кастивет, а ее муж добавил: - Для нас обоих.

- Вы знаете его звание или место, где он служит? - спросил полицейский у Розмари.

- Нет, - ответила она и обратилась к Кастиветам. - Она упомянула мне о нем на днях, в прачечной. Я Розмари Вудхаус.

- Мы живем в квартире 7Е, - объяснил Ги.

- Я чувствую то же, что и вы, миссис Кастивет, - призналась Розмари. - Она казалась такой счастливой, полной радости и планов на будущее. Она так хорошо отзывалась о вас и вашем муже, говорила, что благодарна вам за помощь, за то, что вы для нее сделали.

- Спасибо. Очень мило с вашей стороны поддержать нас в эту минуту. Нам стало немного легче.

- Вы больше ничего не знаете об этом брате, кроме того, что он во флоте? - настойчиво спросил полицейский.

- Это все, - подтвердила Розмари. - По-моему, она его не очень любила.

- Его будет легко найти, - предположил мистер Кастивет. - Фамилия Джоноффрио не так уж часто встречается.

Ги обнял Розмари, и они пошли к дому.

- Я так ошеломлена, и мне очень жаль ее, - сказала Розмари Кастиветам. - Очень жаль. Это...

- Спасибо вам, - перебила миссис Кастивет, а ее муж произнес какую-то длинную и непонятную фразу, из которой можно было разобрать только слова «ее последние дни».

 

* * *



Розмари и Ги поднялись наверх («Боже мой! - повторял ночной лифтер Диего. - Боже мой! Боже мой!»), печально посмотрели на дверь 7А, где теперь обитало привидение, и прошли по коридору в свою квартиру. Из соседней двери выглянул мистер Келлог и спросил, что происходит внизу. Они все рассказали.

Некоторое время они сидели на краю кровати и размышляли о том, какие у Терри могли быть причины для самоубийства. Наконец решили, что если когда-нибудь Кастиветы покажут им записку, то можно будет узнать, что же побудило ее совершить этот прыжок, свидетелями которого они чуть не стали. Хотя, добавил Ги, и содержание записки не всегда дает ответ, потому что его, наверное, не знала и сама Терри. Что-то приведшее к наркотикам и что-то толкнуло на самоубийство, но что именно - рассуждать уже поздно.

- Помнишь, что говорил Хатч? - спросила Розмари. - Что здесь больше самоубийств, чем в других домах.

- Ну, Ро, - возразил Ги, - все это чепуха. Ты имеешь в виду его болтовню об «опасной зоне»?

- Но Хатч верит в это!..

- Все равно чепуха.

- Представляю, что он скажет, когда узнает об этом.

- А ты ему не говори. В газетах он все равно ничего не прочтет. - Только утром началась забастовка нью-йоркских газетчиков, и ходили слухи, что она продлится около месяца.

Они разделись, приняли душ, возобновили незаконченную игру в скрэббл <Скрэббл - игра, смысл которой заключается в составлении максимального количества слов из ограниченного набора букв Ее полным аналогом является игра «Эрудит»>, снова ее не закончили, занялись любовью, а потом отыскали в холодильнике немного молока и блюдо с холодными спагетти. Перед тем, как окончательно выключить свет в половине третьего, Ги проверил автоответчик и обнаружил, что ему предложили участвовать в рекламе на радио для винной фирмы Креста Бланка.

Скоро он заснул, а Розмари продолжала ворочаться. Она все еще видела лицо Терри: окровавленную маску и один глаз, смотрящий в небо. Через некоторое время, однако, она незаметно для себя перенеслась в церковь Мадонны в своем родном городе. Сестра Агнес яростно махала кулаком и требовала, чтобы ее исключили из председателей школьного совета. «Иногда я вообще удивляюсь, как ты можешь руководить хоть чем-нибудь!» - кричала она. Стук за стеной разбудил Розмари, и она услышала голос миссис Кастивет: «И пожалуйста, не говори мне, что сказала Лаура-Луиза, потому что мне это неинтересно», Розмари повернулась и ткнулась в подушку.

...Сестра Агнес негодовала. Ее поросячьи глазки были прищурены до крошечных щелочек, а ноздри раздувались, как бывало всегда в такие минуты. Из-за Розмари пришлось заложить кирпичом все окна, и теперь церковь Мадонны сняли с конкурса, проводимого газетой «Уорлд Герольд». «Если бы послушали меня, этого не пришлось бы делать! - кричала сестра Агнес со среднезападным акцентом. - Мы уже были бы на полпути, а теперь придется начинать все сначала!» Дядюшка Майк пытался успокоить ее. Он был директором церкви, которая маленьким коридором соединялась с его магазином в южной части Омахи. «Я же говорила, что ей ничего не надо рассказывать! - продолжала орать сестра Агнес, ее поросячьи глазки так и сверкали. - Я же знала, что она ничего не поймет. Впереди было достаточно времени, чтобы посвятить ее» (Розмари рассказала все сестре Веронике про окна, и та вывела их из участия в конкурсе. В противном случае никто бы ничего не заметил, и они бы победили. С ее стороны было честно все рассказать. Но сестра Агнес, видимо, не считала, что католики не могут побеждать обманом). «Кто угодно! - вещала сестра Агнес. - Она должна быть молодой, здоровой и не девственницей. И совсем не обязательно, чтобы она была наркоманкой из уличной помойки. Разве я не говорила это с самого начала? Кто угодно. Просто молодая, здоровая и не девственница».

Это была уже полная бессмыслица, даже для дядюшки Майка, поэтому Розмари повернулась на другой бок.., и вот уже настало воскресенье, и она с Брайаном, Эдди и Джин оказалась в кондитерском магазине. Вечером они собирались посмотреть «Источник»... Только это было не кино. Все происходило на самом деле.

 

Глава 5

 
В понедельник утром, когда Розмари заканчивала разбирать покупки, в дверь позвонили. В глазок она увидела миссис Кастивет в бигудях, покрытых бело-синей косынкой, которая смотрела прямо и уверенно, будто приготовилась фотографироваться на паспорт.

Розмари открыла дверь.

- Здравствуйте. Как у вас дела?

Миссис Кастивет чуть заметно улыбнулась.

- Хорошо. Можно, я зайду на минуточку?

- Да, конечно, пожалуйста. - Розмари отступила и распахнула дверь пошире. До нее донесся слабый горьковатый запах талисмана Терри, наполненного коричневатым губчатым веществом. Миссис Кастивет надела штаны тореадора, что было весьма опрометчиво: они подчеркивали ее огромные бедра и ляжки со свисающими жировыми складками. Штаны были светло-зеленого цвета, поверх них - синяя блузка. Из кармана торчала отвертка. Остановившись у дверей рабочего кабинета и кухни, она надела очки и улыбнулась Розмари. На секунду Розмари вспомнила недавний сон - как сестра Агнес сердилась на нее за то, что пришлось закладывать окна кирпичом» но сразу же отогнала его, улыбнулась и приготовилась выслушать миссис Кастивет.

- Я пришла просто поблагодарить вас, - начала миссис Кастивет, - за те добрые слова, которые вы нам сказали недавно, что Терри была счастлива с нами. Вы даже не знаете, как это было вовремя в тот момент, потому что в глубине души мы подумали, что вдруг это мы что-то не так сделали или сказали, и довели ее.., хотя и в записке ясно указано, что она поступила исключительно по своему желанию, но все равно нам было очень приятно слышать эти слова от человека, которому Терри доверилась за несколько дней до кончины.

- Пожалуйста, не благодарите меня, ведь я только передала то, что она мне сказала.

- Другие бы даже не побеспокоились, - продолжала миссис Кастивет. - Они бы попросту отвернулись и ушли, чтобы не терять понапрасну времени. Когда вы состаритесь, вы поймете, как важны такие добрые поступки и как они редки в нашем мире. Поэтому я очень вам благодарна, и Роман тоже. Роман - это мой муж.

Розмари наклонила голову и произнесла:

- Я очень рада, что смогла вам как-то помочь.

- Вчера была кремация, без всяких речей. Именно так она и хотела. А теперь надо об этом забыть и жить дальше. Это, конечно, нелегко, мы ее очень любили - у нас ведь нет своих детей. А у вас есть?

- Нет, пока нет, - ответила Розмари. Миссис Кастивет заглянула в кухню.

- Как мило, сковородки висят как раз на местах. А как, интересно, вы расположили стол?

- Я взяла образец из журнала, - пояснила Розмари.

- У вас тут хорошо потрудились рабочие. - Миссис Кастивет с удовольствием ощупала свежеокрашенный дверной косяк. - Это все за счет владельцев дома? Вы, наверное, были с ними очень щедры, - нам такое не делали.

- Мы всего-то и дали им по пять долларов, - отозвалась Розмари.

- И только-то? - удивилась миссис Кастивет, повернулась и заглянула в рабочий кабинет. - Как мило! Комната для просмотра телевизора.

- Это временно. По крайней мере, я на это рассчитываю. Тут будет детская.

- Вы беременны? - спросила миссис Кастивет, глядя на нее.

- Пока нет, - ответила Розмари, - но я надеюсь на это в скором будущем., как только мы перевезем все окончательно.

- Чудесно! Вы здоровая и молодая, у вас должно быть много детей.

- Мы думаем, их будет трое. Хотите посмотреть квартиру?

- С удовольствием. Я умираю от нетерпения, как хочется увидеть, что вы с ней сделали. Я ведь раньше бывала здесь каждый день - дружила с прежней хозяйкой.

- Я знаю. - Розмари прошла вперед, показывая дорогу. - Мне Терри говорила.

- Правда? - миссис Кастивет последовала за ней. - Похоже, вы с ней часто болтали в прачечной.

- Всего один раз.

Миссис Кастивет удивилась, войдя в гостиную:

- Боже мой! Как непривычно! Она стала гораздо светлей! А какой стул здесь у вас! Просто прелесть.

- Его привезли только в пятницу.

- И сколько вы за него заплатили? Розмари смутилась.

- Точно не знаю. По-моему, долларов двести.

- Вы не сердитесь, что я вас расспрашиваю? - Миссис Кастивет постучала себя по носу. - Вот от этого у меня нос так и вырос, что я постоянно сую его куда не надо. Розмари засмеялась.

- Нет-нет, все в порядке. Я не против. Миссис Кастивет исследовала гостиную, спальню и ванную, спросила, сколько потребовал сын миссис Гардинии за ковер и трюмо, где они купили такие ночники, сколько полных лет Розмари, и правда ли, что электрическая зубная щетка лучше обычной. Розмари поймала себя на мысли, что ей нравится эта откровенная старушка, ее громкий голос и прямые вопросы. Она предложила ей кофе с тортом.

- А чем занимается ваш муж? - спросила миссис Кастивет, сидя на кухне и ловко рассматривая ценники на банках с консервированным супом и устрицами. Розмари, передавая салфетку, ответила ей.

- Я так и знала! - вскрикнула миссис Кастивет. - Я вчера сказала Роману: «Он такой красивый, наверное, артист!» В этом доме живут еще три или четыре артиста. А в каких фильмах он снимался?

- Не в фильмах. Он играл в двух пьесах - «Лютер» и «Никто не любит альбатроса», и еще у него много работы на радио и телевидении.

Они пили кофе и ели торт на кухне. Миссис Кастивет не хотела, чтобы из-за нее Розмари накрывала стол в гостиной.

- Послушайте, Розмари, - сказала она, откусывая торт и запивая его сладким кофе, - вот прямо сейчас у меня размораживается огромный кусок филейного мяса, и половина его пропадет, потому что мы с Романом все не съедим. Что если вы и Ги придете к нам сегодня на ужин, а?

- Нет, мы не сможем, - ответила Розмари.

- Ну почему, может быть, все-таки придете?

- Видимо, нет. Я не уверена, что вы и вправду...

- Вы бы нас очень выручили. - Миссис Кастивет опустила голову, а потом заглянула Розмари прямо в глаза.

- Прошлым вечером и в субботу у нас были гости, а сегодня мы первый раз останемся совсем одни после этой.., после той ночи.

Розмари сочувственно придвинулась к ней.

- Ну, если вы считаете, что мы не очень вам помешаем...

- Милочка, да если бы вы помешали, я бы вас ни за что не пригласила. Поверьте мне, я страшная эгоистка.

Розмари улыбнулась.

- Вот об этом мне Терри не говорила.

- Ну, - довольно пропела миссис Кастивет. - Терри об этом не догадывалась.

- Я должна, конечно, спросить у Ги, но, в общем, вы можете на нас рассчитывать.

Миссис Кастивет обрадовалась.

- Послушайте! Скажите ему, что я отказов не принимаю! Ведь тогда я не смогу похвастаться перед своими знакомыми, что я его знаю лично!

Они допили кофе с тортом, разговаривая о сложностях и страстях в карьере артиста, о новых телепостановках и о том, что все они очень неудачны, а потом и о газетной забастовке.

- В полседьмого вам не будет рано? - спросила миссис Кастивет уже в дверях.

- Очень хорошо, - ответила Розмари.

- Роман не любит есть позднее, - объяснила миссис Кастивет. - У него больной желудок, и если он поужинает поздно, то потом долго не может заснуть. Вы знаете, где наша квартира? 7А - в шесть тридцать. Мы вас ждем с нетерпением, А вот ваша почта пришла, я вам передам... Рекламы. Но все равно лучше, чем ничего, верно?

 

* * *



Ги вернулся домой в половине третьего в плохом настроении. Его агент сообщил, что, как он и боялся, роль получил актер с жутким именем Дональд Бомгарт, а цель была так близка! Розмари поцеловала его, усадила на новый стул и принесла сандвич с расплавленным сыром и стакан пива. Чтобы как-то успокоить Ги, она сказала, что прочитала эту пьесу, и она ей не понравилась. Вероятнее всего, пьеса быстро сойдет со сцены, и о Дональде Бомгарте больше никто никогда не услышит.

- Даже если пьеса не пойдет, - пробурчал Ги, - то такая роль не может остаться незамеченной. Вот увидишь: ему сразу же предложат следующего. - Он приподнял верхний кусочек хлеба, заглянул внутрь сандвича и принялся жевать его.

- Миссис Кастивет заходила сегодня утром, - сообщила Розмари, - чтобы поблагодарить меня за добрые слова о Терри. По-моему, на самом деле она просто хотела посмотреть квартиру. Это самая любoпытнaя старушка из всех, которых я видела. Она спрашивала меня, за сколько мы купили мебель.

- Ты не шутишь? - спросил Ги.

- Но она и сама созналась, что очень любопытна, а то было так смешно и очень мило. Она даже в аптечку заглянула.

- Прямо в аптечку?!

- Прямо в аптечку. А знаешь, что на ней было надето?

- Какой-нибудь неимоверный мешок?

- Нет, тореадорские штаны в обтяжку.

- Не может быть.

- Да, светло-зеленого цвета.

- Бог ты мой!

Встав на колени, Розмари линейкой начала измерять ширину подоконников. - Она пригласила нас сегодня на ужин. - Розмари выжидательно посмотрела на Ги. - Я сказала, что еще надо посоветоваться с тобой, но вообще я не против. - Но Боже мой, Ро, мы ведь не хотим туда идти, правда?

- Мне кажется, что им сейчас очень одиноко, - сказала Розмари. - Без Терри.

- Дорогая, - начал объяснять Ги, - если мы подружимся с этими старичками, то они сядут нам на шею. Мы ведь живем на одном этаже, и они будут заглядывать к нам по сто раз на дню. Особенно, если она такая любопытная.

- Но я сказала, чтобы на нас рассчитывали.

- Я думал, что ты сначала со мной посоветуешься.

- Но они нас очень ждут, - беспомощно проговорила Розмари. - Она так хотела, чтобы мы пришли.

- Сегодня мне особенно не до угождения разным старичкам, - рассердился Ги. - Позвони им, пожалуйста, и скажи, что мы не можем прийти.

- Хорошо, позвоню, - ответила Розмари и провела на плане квартиры несколько линий. Ги доел сандвич.

- И пожалуйста, не дуйся на меня.

- Я и не дуюсь. Я просто подумала, что они ведь и правда живут на этом этаже. Так что здесь ты абсолютно прав. Я совсем не обиделась.

- Черт, - проворчал Ги. - Ну ладно, пойдем.

- Нет-нет, зачем? Мы не обязаны. Я утром как раз ходила за продуктами, так что обед мы и сами приготовим.

- Нет, мы пойдем к ним.

- Если не хочешь, то не надо. Я это честно говорю.

- Мы пойдем, и это будет мой сегодняшний благородный поступок.

- Ладно, если ты в самом деле хочешь. Но мы дадим им понять, что это в первый и последний раз. И никакой дружбы мы не завязываем. Идет?

- Идет.

 

Глава 6

 
Наступила половина седьмого, и через несколько минут Розмари и Ги прошли по темным переходам к квартире Кастиветов. Когда Ги позвонил, сзади открылся лифт и из него вышел мистер Дубин или мистер де Вор (они не знали, кто из них - кто), неся в руке чемодан, обернутый в полиэтилен. Он, улыбаясь, открыл дверь квартиры 7В и произнес: «По-моему, вам не сюда».Розмари и Ги весело рассмеялись. Он быстро вошел в квартиру, крикнув «Это я!», и в глубине комнат они успели разглядеть черный сервант и красные с золотом обои.

Дверь Кастиветов открылась и их встретила миссис Кастивет. Она была напудрена, нарумянена и широко улыбалась. На ней было светло-зеленое платье и розовый плиссированный фартук.

- Как вы точно пришли! - обрадовалась она. - Проходите! Роман как раз готовит коктейли с водкой. Как я рада, что вы смогли прийти, мистер Ги! Теперь я буду всем говорить, что знаю вас лично, что вот из этой тарелки он ел - сам Ги Вудхаус. Я ее даже мыть не буду - оставлю на память!

Ги и Розмари обменялись взглядами. «Это твоя подруга», - говорили его глаза, а ее: «Ну что я могу поделать?!» В большом холле стоял прямоугольный стол, накрытый на четверых, с вышитой белой скатертью, тарелками из разных сервизов и столовым серебром. Налево открывался вид в гостиную, которая была похожа на комнату в квартире Ги и Розмари, только раза в два больше, и с одним большим окном вместо двух поменьше и таким же мраморным камином и лепными украшениями. Комната была обставлена необычно: возле камина стоял диванчик, столик с лампой и несколько стульев, у противоположной стены - множество ящиков для бумаг, журнальные столики, заваленные газетами, перегруженные книжные полки и пишущая машинка на металлической подставке. От стены до стены на полу лежал новый пушистый коричневый ковер.

Было видно, что по нему недавно прошлись пылесосом. Посреди комнаты одиноко стоял крошечный столик с журналами «Лук», «Лайф» и «Сайнтифик Америкэн».

Миссис Кастивет провела их по ковру и усадила на диван. Тут же пришел и мистер Кастивет: в руках он держал поднос со стаканами, доверху наполненными розовой жидкостью. Не спуская глаз со стаканов, он медленно двинулся по ковру, будто каждую секунду ему грозило страшное падение.

- По-моему, я налил слишком много, - заговорил он. - Нет-нет, не вставайте, пожалуйста. Обычно я рассчитываю точно, как настоящий бармен, верно, Минни?

- Осторожней с ковром, - сказала миссис Кастивет.

- Но сегодня, - продолжал он, подходя ближе, - я приготовил немного больше, и, чтобы не оставлять в миксере, я подумал, что... Ну, вот и все. Пожалуйста, сидите. Миссис Вудхаус?

Розмари взяла стакан, поблагодарила его и устроилась поудобнее. Миссис Кастивет быстро положила ей на колени салфетку.

- Миссис Вудхаус, это коктейль из водки. Вы такой пробовали?

- Я - нет. - Ги тоже взял коктейль и сел.

- Минни, - сказал мистер Кастивет.

- Смотрится прекрасно, - заметила Розмари, вытирая салфеткой дно стакана.

- Такие коктейли делают в Австралии. - Мистер Кастивет взял последний стакан и поднял его вверх. - За наших гостей. Добро пожаловать в наш дом. - Он отпил немного и, оценивая вкус, критически наклонил голову, прищурив один глаз. Поднос упал на ковер.

Миссис Кастивет поперхнулась.

- Ковер! - воскликнула она и закашлялась. Мистер Кастивет посмотрел вниз.

- Боже мой! - сказал он в растерянности и поднял поднос.

Миссис Кастивет поставила стакан, встала на колени и приложила салфетку к ковру.

- Совершенно новый ковер. Ты у меня такой неуклюжий!

Коктейли оказались кисловатыми и приятными на вкус.

- А вы сами из Австралии? - спросила Розмари после того, как пятно было уничтожено, поднос унесен на кухню, и Кастиветы уселись на стульях.

- Нет, - ответил мистер Кастивет, - я родился здесь, в Нью-Йорке. Но я там бывал. Я был везде. В буквальном смысле.

Он медленно пил свой коктейль, сидя со скрещенными ногами и положив одну руку на колено. На нем были черные мокасины с кисточками, серые брюки, белая рубашка, на шее - синий платок в золотую полоску.

- На всех континентах, во всех странах, - продолжал он. - Вы называете любое место, и я уверен, что был там. Давайте попробуем. Называйте.

- Фэрбенкс на Аляске, - выпалил Ги.

- Был, - сказал мистер Кастивет. - Я был во многих местах на Аляске: Фэрбенкс, Джуно, Анкоридж, Ном, Сьюард. Я провел там четыре месяца в 1938 году и мне пришлось делать множество однодневных остановок в Фэрбенксе и Анкоридгке по дороге на Дальний Восток. Я бывал и в маленьких городках Аляски - в Диллингеме и Акулураке.

- А вы откуда? - спросила миссис Кастивет, поправляя складки на груди.

- Я из Омахи, - ответила Розмари, - а Ги из Балтимора.

- Омаха - хороший город, - заметил мистер Кастивет. - Балтимор - тоже.

- Вам приходилось путешествовать по заданию фирм? - поинтересовалась Розмари, - И по заданию фирм, и по собственному желанию. Мне уже семьдесят девять лет, а я начал путешествовать, когда мне исполнилось десять. Называйте любые города - я был везде.

- А где вы работали? - спросил Ги.

- Где я только ни работал, - разговорился мистер Кастивет. - В шерстяной промышленности, в сахарной, нефтяной, по игрушкам, запчастям для станков, занимался морской страховкой...

В кухне зазвенел звонок.

- Отбивные готовы. - Миссис Кастивет встала со стаканом в руке. - Не торопитесь допивать, возьмите с собой коктейли за стол. Роман, не забудь принять таблетку.

- Третьего октября забастовка закончится, - настаивал мистер Кастивет. - За день до приезда Папы Римского. Ни один Папа не приедет в город, где бастуют газетчики.

- А я слышала по телевизору, что он отложит свою поездку до тех пор, пока забастовка не кончится, - сообщила миссис Кастивет.

Ги улыбнулся.

- Ну, так и полагается для настоящей показухи. Мистер и миссис Кастивет засмеялись, и Ги присоединился к ним. Розмари улыбнулась и разрезала отбивную, сухую и пережаренную, с горошком и картофельным пюре под мучным соусом Миссис Кастивет никак не могла успокоиться.

- Да, действительно, прямо в точку: настоящая показуха!

- Я дарю вам эту шутку, - сказал Ги.

- Все эти наряды и ритуалы... - подхватил мистер Кастивет. - Да и во всех религиях, не только у католиков. Сплошной маскарад для невежд!

- Может быть, мы обижаем Розмари своими замечаниями? - заметила миссис Кастивет.

- Нет, вовсе нет.

- Ты ведь не религиозна, дорогая моя? - учтиво спросил мистер Кастивет.

- Меня так воспитывали, - сказала Розмари. - Но теперь я чистый агностик. Так что вы меня ни чуть не обидели - А вы? - поинтересовался мистер Кастивет у Ги. - Вы тоже агностик?

- Наверное, да Не знаю, как можно думать иначе. То есть, я хочу сказать, что убедительных доказательств нет ни у одной из сторон, верно?

- В самом деле нет, - согласился мистер Кастивет. Миссис Кастивет внимательно поглядела на Розмари.

- Ты так неуютно себя почувствовала, когда мы смеялись над шуткой Ги насчет Папы.

- Ну, он ведь все-таки Папа, - смутилась Розмари. - Я всегда его уважала и сейчас уважаю, хотя и не считаю уже, что он святой.

- Если ты не считаешь его святым, - сказал мистер Кастивет, - то не следует его и уважать, потому что он обманывает людей, говоря, что он святой.

- Вот именно, - поддержал Ги.

- Как только подумаю, сколько денег уходит на его наряды и драгоценности... - проговорила миссис Кастивет.

- Вот вам и лицемерие, замаскированное религией, - продолжал мистер Кастивет. - Это было неплохо изображено в «Лютере». Вы там играли главную роль, Ги?

- Я? Нет! - ответил Ги.

- Разве не вы были дублером Альберта Финни?

- Нет. У меня там была менее заметная роль.

- Странно, - удивился мистер Кастивет. - А я думал, что это вы. Я помню вашу жестикуляцию и специально посмотрел в программке, кого вы играли. И там написано, что вы были дублером Финни.

- Какую жестикуляцию? - не понял Ги.

- Ну, я не помню точно, вот такие движения...

- Когда у Лютера начинался приступ, я делал руками такой жест, как бы протягивая их к небу.

- Точно! - радостно подтвердил мистер Кастивет. - Именно это... А вот у мистера Финни все было очень неестественно, смею заметить - Да что вы, - возразил Ги.

- По-моему, его игру сильно переоценили, - сказал мистер Кастивет. - Интересно было бы посмотреть, как бы вы сыграли эту роль.

Ги засмеялся.

- Мы с Финни действительно очень разные. - Он радостно посмотрел на Розмари. Она улыбнулась: ей было приятно, что Ги чувствует себя здесь хорошо, иначе бы он ей этого не простил - весь вечер провести в разговорах с папашей и мамашей Сеттл. Нет, Кеттл.

- Мой отец был театральным продюсером, - продолжал мистер Кастивет. - И все свое детство я провел в обществе таких людей, как миссис Фиск и Форбс-Роберт-сон, Отис Скиннер и Моджеска. Поэтому я замечаю не только обычные способности у актеров. У вас, например, интереснейшие внутренние качества, Ги. И по телепередачам это видно. Вы пойдете очень далеко, если преодолеете полосу временных неудач, через которую должен пройти каждый выдающийся актер. Вы сейчас где-нибудь снимаетесь?

- У меня есть на примете парочка ролей, - сказал Ги - Не могу себе представить, чтобы вам в них отказали.

- А я могу.

Мистер Кастивет уставился на Ги.

- Вы это серьезно?

На десерт был домашний бостонский пирог с кремом, и хотя он удался лучше, чем отбивные с овощами, Розмари показалось, что он слишком уж приторный. Однако Ги похвалил пирог и даже попросил добавки. Но, может быть, он только играл очередную роль, подумала Розмари, отвечая комплиментом на комплимент.



* * *



После ужина Розмари вызвалась помочь с посудой. Миссис Кастивет сразу же приняла предложение, и женщины занялись уборкой стола, а Ги и мистер Кастивет прошли в гостиную.

Кухня, начинавшаяся сразу за холлом, была маленькая и казалась еще меньше из-за оранжереи, о которой говорила Терри. Растения располагались на большом белом столе длиной фута в три, который стоял возле единственного окна. Над столом склонились лампы, освещавшие стекла парника, отчего они казались не прозрачными, а какими-то белесыми. В оставшемся пространстве близко друг к другу стояли мойка, плита, холодильник и над всем этим под самым потолком были прибиты какие-то бесконечные ящики. Розмари вытирала посуду, стоя рядом с миссис Кастивет, и с удовольствием думала, что ее кухня гораздо больше и куда лучше обставлена.

- Терри говорила мне про вашу оранжерею.

- О, да, - сказала миссис Кастивет. - Это прекрасное хобби. Тебе бы тоже надо этим заняться.

- Когда-нибудь и у меня будет сад с разными травами, - ответила Розмари. - Не в городе, конечно. Если Ги предложат большую роль в кино, то мы переедем в Лос-Анджелес. Я ведь по своему характеру - деревенская девушка.

- А семья у тебя была большая? - спросила миссис Кастивет.

- Да. У меня три брата и две сестры. А я самая младшая.

- Сестры замужем?

- Да.

Миссис Кастивет водила мыльной губкой внутри стакана.

- У них есть дети?

- У одной двое, а у другой четверо, - ответила Розмари. - Но это было давно. Сейчас, наверное, уже трое и пятеро.

- Это хороший знак для тебя, - продолжала миссис Кастивет, все еще намыливая стакан. Она мыла посуду очень тщательно. - Если у твоих сестер много детей, значит, у тебя тоже так будет. Это передается по наследству.

- Да, мы очень плодовитые. - Розмари приготовила полотенце для стакана. - У моего брата Эдди уже восемь детей, а ему только двадцать шесть лет.

- Вот это да! - Миссис Кастивет ополоснула стакан и передала его Розмари.

- А всего у меня двадцать племянниц и племянников. Но я даже и половину из них не видела.

- А разве ты не ездишь их навещать?

- Нет. Я не в очень хороших отношениях с семьей. Я дружу только с одним братом. Остальные считают меня уродом в семье.

- Да? Почему же?

- Потому что Ги не католик, и мы не венчались в церкви.

- О! - посочувствовала миссис Кастивет. - Какой шум поднимают некоторые люди из-за религии. Ну, это они виноваты, а не ты, так что и не переживай.

- Легко сказать. - Розмари поставила стакан на полку. - Может быть, теперь я буду мыть, а вы вытирать?

- Нет, лучше так.

Розмари выглянула в дверь. Но она увидела только уголок гостиной, в котором стояли столики с газетами и ящики. Ги и мистер Кастивет расположились в другом углу. В воздухе висел голубоватый сигаретный дым.

- Розмари!

Она обернулась. Миссис Кастивет протягивала ей чистую тарелку, держа ее в зеленой резиновой перчатке.



* * *



Почти целый час они мыли тарелки, кастрюли и столовое серебро. Розмари подумала, что сама бы она сделала это вдвое быстрей. Когда они с миссис Кастивет вернулись в гостиную, Ги и мистер Кастивет сидели на диване лицом друг к другу, и мистер Кастивет что-то увлеченно доказывал Ги, время от времени ударяя себя указательным пальцем по ладони.

- Ну, Роман, хватит утомлять Ги своими рассказами про Моджеску, - заворчала миссис Кастивет. - Он тебя слушает только из вежливости.

- Нет, что вы, мне очень интересно, миссис Кастивет, - возразил Ги.

- Вот видишь! - воскликнул мистер Кастивет.

- Только говорите Мияни, - попросила миссис Кастивет. - Называйте меня Минни, а его - Роман, хорошо?

Она взглянула на Розмари.

- Хорошо?

Ги засмеялся.

- Ну ладно, пусть будет Минни.

Они поговорили про Гоульдов и Брюнов, про Дубина и де Вора, потом про брата Терри, который оказался в гражданском госпитале в Сайгоне, а потом перешли к убийству Кеннеди, потому что миссис Кастивет сейчас как раз читала об этом книгу. Сидя на стуле, Розмари почувствовала себя странно: ей показалось, что Кастиветы - старые знакомые Ги, которым ее только что представили.

- Как ты считаешь, это был заговор? - спросил мистер Кастивет, и Розмари снова почувствовала, что она выпадает из общей беседы, и поэтому ответила невпопад. Извинившись, она пошла за миссис Кастивет, которая пригласила ее посмотреть ванную и туалет. Ей показали бумажные полотенца с надписью «Для наших гостей» и книгу «Анекдоты для чтения в туалете», которые были совсем не смешные.

Розмари и Ги ушли в половине одиннадцатого, сказав на прощанье «До свиданья, Роман» и «Спасибо, Минни», и после сердечного рукопожатия обещали приходить еще, Что со стороны Розмари было чистейшей фальшью. Как только они вышли в коридор и услышали, что дверь за ними закрылась, Розмари с облегчением вздохнула и радостно взглянула на Ги, увидев, что он делает то же самое.

- Ну-у, Роман, - сказал он, смешно сдвинув брови. - Перестань му-у-учить Ги своими рассказами про Моджес-ку-у-у!

Розмари засмеялась и цыкнула на него, они схватились за руки и на цыпочках побежали к своей двери, вошли внутрь, закрылись на замок, на засов и на цепочку. Ги забил невидимые гвозди, привалил невидимые камни, поднял невидимый разводной мост, вытер лоб и устало посмотрел на Розмари - она согнулась и умирала со смеху.

- Ну и отбивные!

- Боже мой! - подхватила Розмари. - А пирог! Как ты съел целых два куска? Он же был ужасный!

- Милая моя, - сказал Ги. - Это было образцом сверхчеловеческого мужества и самопожертвования. Я подумал: «Наверное, эту старую каргу никто в жизни не просил о добавках», - и поэтому отважился. - Он величественно взмахнул рукой. - Иногда у меня возникает потребность совершать благородные поступки, Они прошли в спальню.

- Она сама выращивает разные травы, - сообщила Розмари. - А потом выбрасывает их в окно.

- Ш-ш-ш, у стен есть уши. А как тебе понравилось серебро?

- Послушай, а тебе не показалось это смешным: у них всего три одинаковые тарелки, - спросила Розмари, снимая туфли одна о другую, - и столько красивых серебряных ножей и вилок.

- Давай лучше не будем сплетничать: вдруг они нам их завещают?

- Нет, лучше будем вредными и сами себе купим. А ты в туалет не ходил?

- У них? Нет.

- Отгадай, что у них там есть.

- Биде.

- Нет. Сборник анекдотов. - Не может быть! Розмари сняла платье.

- Точно. Книжечка на веревочке. Прямо около унитаза.

Ги улыбнулся и покачал головой. Он стоял у серванта и пытался расстегнуть запонки.

- Но рассказы Романа, - признался он, - были очень интересные. Я раньше никогда не слышал ничего про Фор-бса-Робертсона, а ведь он в свое время был звездой. - Он никак не мог справиться со второй запонкой. - Я завтра снова пойду к нему, он мне еще что-нибудь расскажет.

Розмари с удивлением посмотрела на мужа.

- Ты?

- Да, он меня пригласил. - Ги вытянул руку. - Помоги, пожалуйста.

Она подошла к нему и почувствовала себя растерянной.

- Но мы ведь договаривались встретиться с Джимми и Тайгер.

- Разве? - спросил он, искренне удивившись. - По-моему, мы должны были еще созвониться.

- Нет, мы уже договорились. Ги пожал плечами.

- Ну, встретимся с ними в среду или в четверг. Розмари наконец расстегнула запонку и протянула ее на ладони. Ги забрал ее.

- Спасибо. Но ты можешь туда не ходить, если не хочешь, останешься здесь.

- Наверное, я лучше останусь, - согласилась она, потом подошла к кровати и села.

- Он лично знал Генри Ирвинга, - продолжал Ги. - И это ужасно интересно!

Розмари отстегнула чулки.

- Зачем они сняли картины? - задумчиво спросила она.

- Не понимаю.

- Картины... Они их зачем-то сняли. И в гостиной, и в коридорах. Там одни гвозди остались. Картина, которая висит над камином, совсем не из той рамы. Она на два дюйма короче с обеих сторон.

Ги внимательно посмотрел на нее.

- А я и не заметил.

- И зачем у них столько газет и бумаг в гостиной?

- А это он мне объяснил, - сказал Ги, снимая рубашку. - Он собирает марки. Со всего света, поэтому так много разной почты.

- Да, но почему все это свалено в гостиной? У них ведь есть еще три или четыре комнаты, и все закрыты. Почему бы им туда все не переложить?

Ги подошел к Розмари, держа рубашку в руке, и нажал пальцем ей на нос.

- Ты становишься такой же любопытной, как и Минни, - сказал он, чмокнул воздух и отправился в ванную.



 
* * *



Через десять или пятнадцать минут, поставив чайник для кофе, Розмари почувствовала резкую боль внизу живота - верный сигнал приближающихся месячных. Она расслабилась, держась одной рукой за плиту, и подождала, пока боль утихнет, затем вынула салфетку, банку с кофе и вдруг ощутила себя одинокой и несчастной.

Ей было двадцать четыре года, она хотела иметь троих детей с разницей в два года, но Ги был к этому «пока не готов», и она боялась, что он не будет готов, пока не станет такой же знаменитостью, как Марлон Брандо и Ричард Бэртон вместе взятые. Неужели он не знает о своем таланте и о том, что ему обязательно повезет? Поэтому ее план был - забеременеть «случайно»: от таблеток у нее болела голова, а резиновые изделия она считала отвратительными. Ги сказал на это, что подсознательно она продолжает оставаться доброй католичкой, хотя никаких дальнейших объяснений она ему не давала. Он снисходительно изучал ее календарь и избегал «опасных» дней, хотя каждый раз она говорила: «Нет, сегодня можно. Я уверена, что сегодня безопасно».

И вот снова в этом месяце он выиграл, а она проиграла в их недостойном соревновании, о котором он даже не подозревал.

- Проклятье! - Она с силой стукнула банкой по плите.

Из комнаты отозвался Ги:

- Что там случилось?

- Я ударила локоть!

Теперь, по крайней мере, она поняла причину своей сегодняшней депрессии.

Черт побери! Если бы они не были женаты, она бы уже раз сто успела забеременеть!

 

Глава 7

 
На следующий вечер, сразу после ужина, Ги отправился к Кастиветам. Розмари размышляла, чем ей лучше заняться после уборки кухни: сделать подушечки на подоконники или забраться в кровать с романом «Дитя в земле обетованной», но неожиданно в дверь позвонили. Это была миссис Кастивет со своей подругой - низенькой, пухлой, улыбающейся, и с большим значком на груди, призывающим выбрать Бакли в мэры города. Подруга была в зеленом платье.

- Привет, дорогая. Мы тебе не помешали? - спросила миссис Кастивет, как только Розмари открыла дверь. - Это моя близкая подруга Лаура-Луиза Макберни, она живет на двенадцатом этаже. Лаура-Луиза, а это жена Ги - Розмари.

- Здравствуй, Розмари. Добро пожаловать в Брэмфорд!

- Лаура-Луиза только что познакомилась у нас с Ги и захотела познакомиться с тобой, поэтому мы и пришли. Ги сказал, что ты осталась дома и ничем не занята. Можно войти?

Розмари вежливо проводила их в гостиную.

- О, у вас новые стулья, - заметила миссис Кастивет. - Какие красивые!

- Их привезли сегодня утром.

- Ты себя хорошо чувствуешь, дорогая? Ты выглядишь разбитой.

- Все в порядке, - ответила Розмари. - Просто у меня первый день месячных.

- И ты осталась совсем одна? - удивилась Лаура-Луиза, присаживаясь. Когда у меня были первые дни, я не могла ни двигаться, ни есть, вообще ничего не могла делать. Дэн давал мне джин через соломинку, чтобы боль утихала. Вообще мы с ним - стопроцентная сдержанность, кроме вот таких дней.

- Девушки сегодня лучше справляются с трудностями, чем мы, бывало. - Миссис Кастивет тоже присела на стул. - Они крепче нас благодаря витаминам и хорошему медицинскому обслуживанию.

Женщины принесли с собой совершенно одинаковые зеленые мешочки для ручной работы, и, к удивлению Розмари, Лаура-Луиза вынула оттуда вышивание, а миссис Кастивет - штопку, приготавливаясь к длинному вечеру, работе и разговорам.

- А что это там у тебя? - спросила миссис Кастивет. - Чехлы для стульев?

- Подушечки для подоконников, - ответила Розмари и, подумав: «Ну ладно, будем работать», взяла вышивание и присоединилась к женщинам.

- Ты сильно изменила эту квартиру, Розмари, - заметила Лаура-Луиза.

- Да, пока я не забыла, - перебила миссис Кастивет. - Это тебе от меня и Романа... - Она дала Розмари маленький сверток из розовой подарочной бумаги, внутри которого находилось что-то твердое.

- Мне? - переспросила Розмари. - Я не понимаю.

- Это небольшой подарок. - Миссис Кастивет махнула рукой, как бы развеивая удивление Розмари. - В связи с вашим переездом.

- Но вам не стоило так беспокоиться... - Розмари развернула помятую бумагу. Внутри лежал талисман Терри - филигранный серебряный шарик с цепочкой. Резкий запах из шарика заставил Розмари отпрянуть.

- Он очень старый, - пояснила миссис Кастивет. - Ему более трехсот лет.

- Очень красивый, - ответила Розмари и, разглядывая талисман, размышляла, стоит ли говорить, что Терри ей его показывала. Но теперь было уже поздно, момент упущен.

- То, что находится внутри, называется таннисовый корень, - объяснила миссис Кастивет. - Он приносит счастье.

«Но только не Для Терри», - подумала Розмари, а вслух сказала:

- Очень милый, но я не могу принять такой...

- Ты его уже приняла, - перебила миссис Кастивет, штопая коричневый носок, даже не взглянув при этом на Розмари. - Надевай.

- Ты очень быстро привыкнешь к этому запаху, - добавила Лаура-Луиза.

- Ну, давай, - настаивала миссис Кастивет.

- Спасибо.

Неуверенно Розмари надела цепочку и спрятала шарик под кофточку. На секунду она почувствовала неприятный холодок между грудей. «Как только они уйдут, я его сниму», - решила она.

Лаура-Луиза продолжала:

- Один наш общий знакомый сделал эту цепочку вручную. Он бывший зубной врач, а это его хобби - изготовлять всякие ювелирные изделия из золота и серебра. Ты с ним когда-нибудь познакомишься у Минни и Романа, я в этом просто уверена, потому что у них часто бывают гости. Ты, наверное, познакомишься со всеми их друзьями, то есть с нашими друзьями.

Розмари посмотрела на Лауру-Луизу, на секунду оторвавшись от своей работы. Та раскраснелась, смутилась и последние слова скомкала. Минни не обратила на это внимания, поглощенная своей работой, Лаура-Луиза заулыбалась, и Розмари тоже улыбнулась ей.

- Ты сама себе шьешь? - спросила Лаура-Луиза.

- Нет, - ответила Розмари, с удовольствием меняя тему. - Я иногда пытаюсь, но у меня плохо получается.

Вечер удался на славу. Минни рассказала много забавных случаев о своем детстве в Оклахоме, а Лаура-Луиза поделилась с Розмари несколькими секретами шитья и пространно объяснила, почему у Бакли, кандидата в мэры от консерваторов, есть реальная возможность выиграть на выборах, хотя положение его сейчас весьма невыгодное.

Ги вернулся в одиннадцать, очень тихий и задумчивый. Он еще раз поздоровался с женщинами, прошел к Розмари, нагнулся и поцеловал ее в щеку.

- Уже одиннадцать? - удивилась Минни. - Боже мой! Пойдемте скорей, Лаура-Луиза!

- Приходите ко мне в гости, - сказала на прощанье Лаура-Луиза. - В любое время. - Женщины уложили шитье и штопку в мешочки и быстро удалились.

- Ну как рассказы? Так же захватывающи, как и вчера? - спросила Розмари.

- Да, - ответил Ги. - А ты здесь не скучала?

- Все в порядке. Я занималась вышиванием.

- Вижу.

- А еще подарок получила.

Она показала ему талисман.

- Раньше его носила Терри. Они сначала ей его подарили - она мне показывала. Полиция, наверное.., вернула его.

- Может быть, она даже не надевала его, - предположил Ги.

- Нет, надевала. Она им так гордилась, будто это был первый и единственный подарок в ее жизни.

Розмари сняла талисман и положила его на ладонь, потом взялась за цепочку и начала медленно раскачивать шарик.

- Ты будешь его носить? - спросил Ги.

- Он плохо пахнет. Там внутри вещество, называется таннисовый корень. - Она вытянула руку вперед. - Из знаменитой оранжереи.

Ги понюхал и пожал плечами.

- По-моему, неплохо.

Розмари прошла к трюмо в спальне, выдвинула ящичек, где в коробке из-под конфет у нее хранилась всякая всячина.

- Таннисовый, ну и что? - спросила она свое отражение в зеркале, положила талисман в коробку, закрыла ее и задвинула ящик назад.

Ги, стоя в дверях, заметил:

- Если ты приняла подарок, то надо его носить.



* * *



Ночью Розмари проснулась и увидела, что Ги сидит на кровати и курит. Она спросила его, в чем дело.

- Ничего, - ответил он. - Просто бессонница. «Наверное, рассказы Романа о знаменитостях прежних лет ввели его в депрессию», - подумала Розмари, - ведь его карьера еще далека от карьеры Генри Ирвинга и Форбса.., как его там. Если он снова пойдет к Роману слушать его воспоминания, то это будет настоящим мазохизмом. Она взяла его за руку и попросила не волноваться.

- О чем?

- Обо всем.

- Ладно, - согласился Ги. - Не буду.

- Ты у меня самый великий. Ты об этом знаешь? И все у тебя будет хорошо. Тебе еще придется выучиться каратэ, чтобы отделываться от назойливых фотографов. Он улыбнулся в тусклом свете сигареты.

- Это может произойти в любую минуту, - продолжала она. - Что-то грандиозное. Что-то достойное тебя.

- Я знаю. Спи, дорогая.

- Ладно. Осторожней с сигаретой.

- Хорошо.

- Разбуди меня, если не сможешь заснуть.

- Обязательно.

- Я тебя люблю.

- Я тоже люблю тебя, Ро.

Через пару дней Ги принес два билета на субботний вечерний спектакль «Фантастике», которые ему дал его наставник по вокалу Доминик. Ги уже, видел это представление, когда оно было показано впервые несколько лет назад, но Розмари всегда мечтала посмотреть его.

- Пойди с Хатчем, - сказал Ги, - а я поработаю над сценой из «Дождись темноты».

Хатч тоже видел спектакль, поэтому Розмари пошла с Джоан Джеллико, которая за обедом в ресторанчике созналась, что расходится с Диком и у них теперь нет ничего общего, кроме адреса. Эта новость расстроила Розмари. Уже несколько дней Ги был чем-то занят, он казался далеким и озабоченным и не делился своими мыслями с ней. Может быть, у Дика с Джоан тоже так все начиналось? Она рассердилась на Джоан за то, что на ней было слишком много косметики и она очень громко аплодировала в таком маленьком театре. Не удивительно, что они разошлись с Диком: она была шумная и вульгарная, а он тихий и сдержанный - им не стоило торопиться со свадьбой.

Когда Розмари пришла домой, Ги как раз выходил из ванной после душа. Он был какой-то возбужденный и таким оставался всю неделю. Разные чувства овладевали Розмари. Спектакль был хороший - даже лучше, чем она ожидала, но были и плохие новости - Джоан и Дик разошлись.

- Ведь &ни совершенно разные люди, - сказала Розмари. - Правда?

Потом она поинтересовалась, как прошла репетиция сцены из «Дождись темноты».

- Проклятый таннисовый корень! - возмущалась Розмари. - Вся спальня им пропахла. - Горький запах каким-то образом проник даже в ванную. Она взяла в кухне кусок фольги и тройным слоем обмотала ею несчастный талисман.

- Может быть, через несколько дней запах исчезнет, - предположил Ги.

- Хорошо бы, - ответила Розмари, опрыскивая комнату освежителем воздуха. - А если нет, то я его выброшу, а Минни скажу, что потеряла.

Они занялись любовью - Ги был очень возбужден и агрессивен, - потом через стенку услышали, что у Минни и Романа снова гости: то же монотонное пение, что и раньше, как будто они хором читали молитвы, и те же звуки флейты или кларнета, переплетающиеся с голосами.



* * *



Ги оставался в приподнятом настроении все воскресенье: он мастерил полки и подставки для обуви в шкафах, а в понедельник красил их и испачкал скамеечку, которую Розмари приобрела в магазине совсем недавно. Он отменил занятия с Домиником и внимательно поглядывал на телефон, каждый раз хватая трубку, как только раздавался первый звонок. В три часа дня телефон зазвонил снова, и Розмари, переставляя стулья в гостиной, услышала голос мужа:

- Боже мой, невероятно. Бедняга!

Она тихонечко подошла к двери спальни.

- Бог мой... - повторял Ги.

Он сидел на кровати, держа в одной руке трубку, а в другой - пятновыводитель «Красный дьявол». Он даже не взглянул на нее.

- И никто не знает, отчего это произошло? - продолжал он. - Боже мой, как это ужасно. Просто кошмар... - Он выпрямился. - Да. Да, смогу. Я бы не хотел, чтобы она досталась мне таким образом, но я... - Он снова замолчал. - Об этом вам надо будет переговорить с Алланом. Аллан Стоун - это его агент, но я уверен, что никаких затруднений не будет, мистер Вайсе, во всяком случае, что касается меня.

Наконец-то. Его минута настала. Розмари ждала затаив дыхание.

- Спасибо, мистер Вайсе, - говорил Ги. - И пожалуйста, сообщите мне, если что-нибудь узнаете. Еще раз спасибо.

Он повесил трубку и, закрыв глаза, некоторое время сидел неподвижно. Он был бледен, лицо застыло - просто восковая фигура в одежде, с настоящим телефоном и с настоящей банкой пятновыводителя.

- Ги! - окликнула Розмари.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

- Что случилось? - спросила она. Он заморгал и ожил.

- Дональд Бомгарт, - произнес Ги. - Он ослеп. Он проснулся вчера и.., и он больше ничего не видит.

- Не может быть, - ахнула Розмари.

- Сегодня утром он пытался повеситься. Сейчас он в больнице, ему дали сильную дозу успокоительного. Они с болью смотрели друг на друга.

- Роль передали мне, - продолжал Ги. - Конечно, очень неприятно получать ее таким образом...

Он перевел взгляд на банку с пятновыводителем, которую все еще держал в руке, и поставил ее на тумбочку.

- Послушай-ка, пожалуй, мне надо прогуляться. - Он встал. - Извини, но я должен это переварить.

- Конечно, я понимаю. - Розмари посторонилась.

Ги встал и пошел к двери, не переодеваясь, открыл ее и не стал придерживать: дверь громко захлопнулась за ним.

Розмари ушла в гостиную, думая о бедном Дональде Бомгарте и счастливом Ги; нет - о счастливых Розмари и Ги, о роли, которая не останется незамеченной, даже если весь спектакль и окажется неудачным, о том, что после такой роли обязательно предложат еще одну, может быть, в кино, и у них будет дом в Лос-Анджелесе, сад с травами и трое детей с разницей в два года... Бедный Дональд Бомгарт со своим нелепым именем, которое он так и не поменял... Наверное, он хороший актер, если сначала для роли выбрали его, а не Ги, но теперь он лежал в больнице под сильной дозой успокоительного - слепой, пытавшийся покончить с собой.

Присев на подоконник, Розмари наблюдала за дверью подъезда, ожидая, когда появится Ги. Интересно, думала она, когда начнутся репетиции? Конечно же, на этот раз она поедет с ним, она давно об этом мечтала Интересно, куда? В Бостон? Или в Филадельфию? Хорошо бы - в Вашингтон. Она там никогда не была. Пока днем Ги будет репетировать, она бы осматривала достопримечательности, а по вечерам, после работы, все встречались бы в ресторане или в клубе, чтобы посплетничать и обменяться последними новостями...

Она продолжала смотреть на подъезд, но Ги так и не появился. Наверное, вышел через черный ход.



* * *



Теперь, когда он должен был чувствовать себя счастливым, он, наоборот, выглядел мрачным и встревоженным. Подолгу сидел, не двигаясь, и много курил. Иногда он начинал следить за каждым ее движением, будто в ней таилась какая-то опасность.

- Что с тобой? - постоянно спрашивала Розмари.

- Ничего, - отвечал он. - Разве ты сегодня не идешь на занятия по скульптуре?

- Я уже два месяца не ходила.

- Почему ты бросила?

Она пошла на занятия, отлепила старый пластилин, переделала каркас и начала заново, новую работу среди новых учеников. - Где вы пропадали? - поинтересовался преподаватель. Он носил роговые очки, имел огромный кадык и, несмотря на свои громадные мускулистые руки, лепил крошечные изящные фигурки.

- В Занзибаре, - пошутила Розмари.

- Занзибара больше нет, - сказал он, нервно улыбаясь. - Теперь он называется Танзания.

Однажды Розмари долго ходила по магазинам, а когда вернулась, то увидела букет роз на кухне, еще один в гостиной, а из спальни вышел Ги с розой в руке, виновато улыбаясь, как будто репетировал сцену из какого-то нового спектакля.

- Я просто настоящее дерьмо. Это все из-за того, что я переживал: а вдруг к Бомгарту вернется зрение? И больше меня ничего не интересовало вокруг. - Это понятно, - ответила Розмари. - Ты должен чувствовать себя ужасно при таких обстоятельствах.

- Послушай, - перебил он и вручил ей розу. - Даже если все это провалится, даже если я до конца своих дней буду рекламировать вина, я больше никогда не буду вести себя так по отношению к тебе.

- Но ты совсем...

- Я все понял. Я был так озабочен своей карьерой, что «Мысль Номер Один» была не о тебе. Давай заведем ребенка, ладно? Или троих, одного за другим.

Она удивленно посмотрела на него.

- Ну, малыша, понимаешь. Агу-агу... Пеленки всякие там. Уа-уа!..

- Ты это серьезно? - спросила Розмари.

- Конечно, серьезно. Я даже рассчитал, когда лучше этим заняться - в следующий понедельник и вторник. На календаре эти дни отмечены красными кружочками.

- Ты что, на самом деле хочешь этого, Ги? - переспросила Розмари, и в глазах ее заблестели слезы.

- Нет, я так шучу! Конечно, я говорю серьезно. Но только не надо плакать, Розмари, хорошо? Пожалуйста. Я очень расстроюсь, если ты будешь плакать, поэтому прекращай это сейчас же, ладно?

- Хорошо, я не буду.

- Я, наверное, помешался с этими розами, да? - Он радостно оглянулся. - Там в спальне ждет еще один огромный букет.

 

Глава 8

 
Розмари пошла на Бродвей за рыбными котлетами и на Лексингтон авеню купить сыра - не потому, что его не было в магазине поблизости, а просто оттого, что утро было свежее и прозрачно-голубое, и ей захотелось побродить по городу. Пальто развевалось, и утренние прохожие восхищенно посматривали на нее, а спешащие на работу служащие замечали ее неторопливость и немного завидовали. Был понедельник, четвертое октября, в этот день приезжал Папа Римский, и люди становились от этого более благожелательными и общительными, чем в обычные дни. «Как здорово, - думала Розмари. - Все люди счастливы в тот самый день, когда счастлива я сама».

Днем она посмотрела выступление Папы по телевизору, который выдвинула из ниши и повернула так, чтобы было удобно одновременно смотреть передачи и готовить на кухне рыбу с овощами и салат. Речь Папы в ООН тронула Розмари, и теперь она была совершенно уверена, что положение во Вьетнаме наконец изменится. «Нет войне», - говорил он. Неужели эти слова не дойдут даже до самых твердолобых политиков. В половине пятого, когда она уже накрывала на стол перед камином, зазвонил телефон.

- Розмари? Как поживаешь?

- Хорошо, - ответила она. - А ты как? Звонила Маргарита, самая старшая из сестер.

- Тоже хорошо.

- Ты где?

- В Омахе.

Они никогда не ладили между собой. Маргарита была тихой, сдержанной девушкой. Ей часто приходилось помогать матери сидеть с малышами. Поэтому ее звонок был неожиданным, странным и настораживающим.

- Все здоровы? - осторожно спросила Розмари. «Наверное, кто-нибудь умер, - подумала она. - Но кто - мама? Папа? Брайан?..» - Да, все здоровы.

- Точно?

- Точно. А ты как?

- Я тоже здорова. У меня все нормально.

- Знаешь, Розмари, у меня сегодня весь день было очень странное чувство. Будто с тобой что-то случилось. Несчастный случай или что-то вроде этого. Короче, что тебе грозит опасность. Возможно - больница.

- Ничего подобного, - рассмеялась Розмари. - Со мной все в порядке.

- Но это было очень сильное чувство, - продолжала Маргарита. - Я была просто уверена, что с тобой что-то случилось. В конце концов Джин сказал, что? лучше всего позвонить и узнать.

- А как он поживает?

- Прекрасно.

- А дети?

- Ну, как обычно - синяки и царапины, а в остальном все нормально, Да, кстати, у меня скоро будет еще один.

- А я и не знала. Как здорово! А когда?

«У нас тоже скоро будет», - подумала Розмари.

- В конце марта. А как твой муж, Розмари?

- Все хорошо. Он получил большую роль в спектакле и скоро начнет репетировать.

- Послушай, а ты видела Папу? - спросила вдруг Маргарита. - Наверное, у вас там все с ума сходят?

- Это уж точно... Я его смотрела по телевизору. В Омахе ведь тоже показывают?

- Как, ты даже не пошла на него посмотреть?

- Нет.

- Правда?

- Правда.

- Боже мой! Да ты знаешь, что отец с матерью хотели даже лететь в Нью-Йорк, чтобы увидеть его, и не смогли только из-за этой проклятой забастовки. Но некоторым все-таки удалось: Донованы уехали, Дот и Сэнди Валлингфорд... А ты там живешь, и не пошла на него посмотреть?

- Религия для меня теперь значит намного меньше, чем раньше.

- Я так и знала, - горько вздохнула Маргарита. - Это было неизбежно.

И Розмари поняла, что про себя Маргарита сейчас думает: «Ты ведь вышла замуж за протестанта».

- Спасибо, что позвонила, - попыталась закончить разговор Розмари. - Но тебе не стоит за меня волноваться. Я еще никогда не чувствовала себя такой здоровой и счастливой.

- Но это было очень сильное чувство, - ответила Маргарита. - С той самой минуты, как я сегодня проснулась. Ведь я привыкла о вас, малышах, заботиться...

- Ну спасибо. Передавай всем привет и скажи Брайану, чтобы ответил на мое письмо.

- Обязательно. Розмари...

- Да?

- Меня это чувство все-таки не покидает. Побудь сегодня вечером дома, ладно?

- Мы как раз и собирались это сделать, - заверила Розмари, поглядывая на стол, который был уже наполовину накрыт.

- Ну и хорошо. Береги себя.

- Ладно. И ты тоже, Маргарита.

- Обязательно. До свидания.

- Пока.

Розмари снова занялась сервировкой стола и вдруг почувствовала приступ ностальгии. Ей вспомнилась и Маргарита, и другие родственники, и Омаха, и безвозвратно ушедшее прошлое.

Когда стол был накрыт, Розмари приняла ванну, напудрилась, надушилась, подкрасила глаза и губы, сделала прическу и надела красную пижаму, которую ей подарил Ги на прошлое Рождество.


 
* * *



Он пришел домой сравнительно поздно, уже после шести вечера.

- М-м-м! - сладко промычал Ги, целуя ее. - Ты так аппетитно выглядишь. - Вдруг он нахмурился. - Вот черт!

- В чем дело?

- Я совсем забыл про пирог. Ги просил ее не готовить десерт, он хотел принести домой свой любимый тыквенный пирог. - Я готов себя расстрелять. Я прошел мимо двух магазинов, но так и не вспомнил про пирог; ладно бы мимо одного, а то - двух!

- Все в порядке, - успокоила его Розмари. - Будем есть фрукты и сыр. Это самый лучший десерт.

- Неправда, тыквенный пирог лучше.

Ги пошел мыть руки, а она поставила в духовку фаршированную рыбу и заправила салат. Через несколько минут Ги появился в дверях кухни, застегивая воротничок синей велюровой рубашки. Он улыбался и был слегка заведен, как в первую брачную ночь. Розмари нравилось видеть его таким.

- Твой друг Папа Римский сегодня весь транспорт остановил, - сообщил он. - Никуда не проехать.

- Ты его видел по телевизору? Просто потрясающе!

- Чуть-чуть посмотрел у Аллана. Стаканы в морозилке?

- Да. Он выступил с прекрасной речью в ООН. Против войны.

- Чепуха. А напитки мне нравятся.

Они пили в гостиной джин и закусывали грибами. Ги положил в камин скомканную газету и несколько лучин, а потом еще два брикета кеннелевого угля.

- Наверное, ничего не выйдет, - сказал он, зажег спичку и поднес к бумаге, которая сразу Же вспыхнула, а от нее занялись и лучины. Густой дым клубами повалил к потолку.

- Черт побери! - Ги вскочил и бросился к камину.

- Осторожно, краска! - крикнула Розмари. Он открыл задвижку трубы и включил кондиционер, который сразу же начал выгонять из комнаты дым.

- Ни у кого сегодня нет такого очага, - самодовольно заметил Ги.

Розмари со стаканом в руке присела на корточки и заглянула в камин на пылающие угли.

- Как здорово! Надеюсь, что зима в этом году будет суровая.

Они поставили пластинку Эллы Фитцжеральд, Но как только супруги приступили к рыбным котлетам, в дверь кто-то позвонил.

- Вот зараза! - выругался Ги.

Он поднялся, положил салфетку на стол и отправился открывать. Розмари наклонила голову и прислушалась, Послышался голос Минни: «Привет, Ги!», а потом что-то неразборчивое. «Только не это, - подумала Розмари. - Не впускай ее, Ги, только не сегодня вечером!» Ги что-то ответил, потом опять заговорила Минни. Розмари успела услышать: «...лишние. Мы их есть не будем». Снова тихий голос Ги, потом опять Минни. Розмари облегченно вздохнула. Было похоже, что Минни не останется. Слава Богу!

Дверь захлопнулась, Ги закрыл ее и на цепочку (отлично), и на засов (прекрасно!). Розмари выжидающе смотрела в коридор, и вот появился Ги с довольной улыбкой. Обе руки он держал за спиной.

- Кто утверждал, что телепатии не существует? - загадочно произнес он, подошел к столу и выставил на него два стакана с какой-то кремовой смесью. - У мадам и месье десерт сегодня все-таки будет. - Он поставил один стакан возле Розмари, а другой пододвинул к себе. - Шоколадный мусс, вернее «шоколадный му-ш-ш-ш», как произнесла это Минни. Почти что «мышь». Правда, у нее вполне мог получиться и «шоколадный мышь», так что ешь осторожно.

Розмари рассмеялась.

- Вот и отлично! Я именно такой и хотела приготовить.

- Вот видишь? Это телепатия. - Он постелил на колени салфетку и подлил ей и себе вина.

- Я так боялась, что она опять тебя заговорит и останется у нас на весь вечер, - созналась Розмари, нанизывая на вилку кусочки моркови.

- Нет, она просто хотела, чтобы мы попробовали «шоколадного мыша» - это ее фирменное блюдо.

- А что, выглядит неплохо!

- В самом деле.

Сверху мусс был посыпан шоколадной крошкой. В стакане Ги кроме этого лежал дробленый арахис, а у Розмари - половинка грецкого ореха.

- Это очень мило с ее стороны, - сказала Розмари. - Не надо над ней смеяться.

- Конечно, - отозвался Ги, - конечно.



* * *



Мусс оказался великолепным, несмотря на легкий привкус мела, который сразу же напомнил Розмари школу и классную доску. Ги, правда, не заметил никакого привкуса.

Розмари пару раз зачерпнула ложкой и отстранила стакан.

- Больше не будешь? - спросил Ги. - Ну и глупо. Я ничего странного не чувствую. Но Розмари упрямилась.

- Да брось ты, - продолжал Ги. - Старушка старалась, жарилась весь день у плиты. Доешь. Что ты, очень вкусно!

- Тогда можешь съесть и мой. Ги нахмурился.

- Ну не ешь. Раз ты не носишь амулет, который она тебе подарила, можешь и мусс не есть. Розмари смутилась.

- А какая здесь связь?

- Просто и то и другое - примеры.., ну, твоего недоброго отношения к ней, вот и все. Ведь только минуту назад ты сказала, что не надо над ней смеяться. А сама смеешься - принимаешь подарки и не используешь их как надо.

- Ох ты! - Розмари снова взялась за ложку. - Я и не знала, что ты из-за какого-то пустяка можешь раздуть такое. - Она демонстративно зачерпнула побольше мусса и сунула ложку в рот.

- Объедение, - сказала она с набитым ртом и зачерпнула еще. - И никакого привкуса! Переставь пластинку.

Ги встал и пошел к проигрывателю. Розмари сложила салфетку вдвое и швырнула туда две полных ложки мусса, а потом еще одну для ровного счета. Потом аккуратно свернула из салфетки кулек, и когда Ги вернулся, уже старательно выскабливала ложкой остатки мусса со дна стакана.

- Ну вот, папочка, - она протянула ему пустой стакан. - Я все съела. Мне за это приз полагается?

- Даже два. Извини, если я тебя обидел.

- Немножко.

- Ну, извини.

Розмари растаяла.

- Ты прощен. Это даже хорошо, что ты так заботишься о старушках. Значит, будешь заботиться и обо мне, когда я стану такой же.

Потом они пили кофе с мятным ликером.

- Мне сегодня звонила Маргарита, - сообщила Розмари.

- Маргарита?

- Это моя сестра.

- А-а. Все в порядке?

- Да. Она подумала, что со мной что-то случилось. У нее было такое чувство, будто у нас что-то стряслось.

- Правда?

- Так что сегодня посидим дома.

- Черт! А я заказал столик «У Недика». В оранжевом зале.

- Придется отменить.

- Как же это получилось, что ты единственная нормальная в семье чокнутых? - нежно улыбнулся Ги.



* * *



Первая волна головокружения застала Розмари в кухне, когда она вываливала несъеденный мусс в раковину. Она покачнулась, потом заморгала и нахмурилась. Из кабинета послышался голос Ги:

- Его еще нет. Но народу уже тьма. - Они собирались посмотреть по телевизору выступление Папы на стадионе Янки.

- Сейчас приду, - отозвалась Розмари.

Она потрясла головой и сложила салфетки и скатерть в один узелок для стирки. Потом заткнула раковину пробкой, открыла горячую воду, добавила туда шампунь для мытья посуды и начала закладывать тарелки и кастрюли. Помыть все можно будет и утром, пусть пока отмокает.

Второй приступ длился дольше, и начался в тот момент, когда Розмари вешала посудное полотенце. На этот раз вся комната стала вращаться, и у нее чуть не подкосились ноги. Розмари схватилась за край раковины.

Придя в себя, она мысленно стала складывать: стаканчик джина плюс два стакана вина (или три?), плюс рюмка мятного ликера - не удивительно, что началось головокружение.

Она направилась к двери и, вновь почувствовав, что все вокруг поплыло, схватилась одной рукой за дверную ручку, а другой - за косяк.

- Что с тобой? - встревоженно спросил Ги.

- Голова кружится, - ответила Розмари и улыбнулась.

Он выключил телевизор, подошел к ней и крепко взял ее за руку, одновременно поддерживая за талию.

- Ничего странного, - сказал он. - Столько всего выпить. И, наверное, на голодный желудок.

Ги повел ее в спальню и, когда она уже не могла больше идти сама, легко подхватил ее и донес на руках, положил на кровать, а сам сел рядом и осторожно погладил по голове. Розмари закрыла глаза. Кровать показалась ей огромным плотом, мерно покачивающимся на волнах.

- Как хорошо!.. - тихо произнесла она.

- Тебе надо выспаться. Как следует отдохнуть.

- Но сегодня подходящая ночь для ребенка.

- Завтра тоже. Времени у нас много, - успокоил ее Ги.

- И мессу пропускаем... - расстроилась Розмари.

- Спи. Тебе надо хорошенько выспаться. Давай...

- Да, подремлю немножко, - согласилась она и сразу же очутилась на яхте президента Кеннеди со стаканом в руке. Был солнечный день, дул легкий ветерок - отличная погода для морского путешествия. Президент, изучая большую карту, отдавал короткие приказы своему помощнику-негру.

Ги начал снимать с нее пижаму.

- Зачем ты меня раздеваешь? - сонно спросила Розмари.

- Чтобы тебе было удобнее.

- Мне и так хорошо.

- Спи, Ро.

Ги расстегнул пуговицы и снял пижамные брюки, решив, что она уже заснула и ничего не чувствует. Теперь на ней оставалось только красное бикини, но и все остальные женщины на яхте - Джеки Кеннеди, Поэт Лофорд и Сара Черчилль - тоже были в бикини, поэтому все, слава Богу, обошлось. Президент был в военной форме. Он тоже полностью оправился после покушения и выглядел теперь отлично. Хатч тоже стоял на палубе и в обеих руках держал множество приборов для предсказания погоды.

- А Хатч поедет с нами? - спросила Розмари у президента.

- Нет, только католики, - ответил он, улыбаясь. - Жаль, конечно, что мы обременены такими предрассудками, но ничего не поделаешь.

- А как же Сара Черчилль? - Розмари повернулась и увидела что Сара Черчилль куда-то исчезла, а на ее месте оказалась вся семья Розмари - мать, отец и все остальные с мужьями, женами и детьми. Маргарита была беременна, и Джин тоже, и Доди, и Эрнестин.

Ги снял с ее пальца обручальное кольцо. Розмари стало интересно, зачем, но она уже очень устала и не было сил спросить.

- Спи, - тихо сказала она и уснула. Впервые для публики открылась Сикстинская часовня, и теперь она изучала потолок, стоя в новом лифте, который возил посетителей по горизонтали, чтобы они смогли увидеть фрески такими, какими их видел во время работы сам Микеланджело. Какие они были великолепные! Розмари увидела, как Господь протягивает руку к Адаму и дарует ему божественную искру жизни, и тут же перед ее глазами появилась оклеенная полосатой бумагой полка стенного шкафа, в который втаскивал ее Ги.

- Осторожней, - сказал Ги. А кто-то другой добавил:

- Ты ее чересчур напоил.

- Тайфун! - закричал вдруг с палубы Хатч, высунувшись из-за своих приборов. - Тайфун! Он убил уже пятьдесят пять человек в Лондоне и сейчас приближается к нам!

Розмари знала, что Хатч не ошибается. Она должна предупредить президента. Ведь их корабль направляется навстречу верной гибели.

Но президент куда-то исчез. И все остальные тоже. Палуба была пустая и бесконечно длинная. Где-то вдали негр-помощник упорно держался за штурвал.

Розмари подошла к нему, но по выражению его лица сразу же поняла, что он ненавидит всех белых, ненавидит и ее. «Вам лучше спуститься вниз, мадам», - сказал он довольно вежливо, но в то же время не скрывая своей ненависти, и не пожелал даже выслушать ее предупреждения о страшном тайфуне.

Внизу был огромный танцевальный зал. С одной его стороны она увидела объятую пламенем церковь, с другой стоял высокий чернобородый мужчина и горящими глазами смотрел на нее. В самом центре зала находилась кровать. Розмари подошла к ней и легла, и сразу же ее окружили обнаженные мужчины и женщины, их было около десяти, и Ги среди них. Все они были пожилые, груди у женщин давно уже сморщились и обвисли. Здесь были также Минни со своей подругой Лаурой-Луизой и Роман в черной митре и черном шелковом одеянии. Тонкой черной палочкой он рисовал непонятные узоры на ее теле, время от времени окуная палочку в чашу с липкой красной жидкостью, которую держал загорелый мужчина с белыми усами. Кончик палочки двигался по ее животу, а потом начал щекотать внутреннюю поверхность бедер. Обнаженные люди пели молитвы - нестройно, заунывно, на непонятном ей языке, и их пение сопровождалось звуками флейты или кларнета.

- Она не спит, она все видит! - прошептал Ги, обращаясь к Минни. Он широко раскрыл глаза и напрягся.

- Ничего она не видит, - ответила Минни. - После того, как она съела моего мыша, она больше не видит и не слышит. Она как будто умерла. Пой же.

В зал вошла Джеки Кеннеди в великолепном, расшитом жемчугом, наряде цвета слоновой кости.

- Мне очень жаль, что ты так неважно себя чувствуешь, - сказала она, быстро подходя к Розмари.

Розмари объяснила ей, что ее укусила мышь, стараясь не вдаваться в подробности, чтобы Джеки не волновалась.

- Тебе надо связать ноги, - сказала Джеки. - Вдруг начнутся судороги.

- Да, вы правы, - согласилась Розмари. - Не исключено, что мышь была бешеная. - Она с любопытством наблюдала, как молодые врачи в белых халатах привязывают ее ноги и руки к кровати.

- Если музыка мешает тебе, - сказала Джеки, - то я велю ее выключить.

- О нет, не надо из-за меня менять программу. Мне она совсем не мешает, правда. Джеки тепло улыбнулась.

- А теперь постарайся заснуть. Мы будем ждать тебя на палубе. - И она удалилась, шелестя своим шелковым нарядом.

Розмари поспала немного, но потом пришел Ги и стал заниматься с ней любовью. Он гладил ее обеими ладонями, продвигаясь от связанных запястий по рукам, груди и животу, а потом ласкал между ног. Он повторял это снова и снова. И руки его были горячими, с длинными ногтями. А когда она возбудилась до предела, Ги просунул одну руку ей под ягодицы, приподнял их, лег сверху и вошел в нее. Теперь он был больше, чем всегда, и ей стало немного больно, но очень приятно. Вторую руку он положил ей под спину и навалился сверху широкой грудью. На нем были кожаные доспехи, потому что в этот вечер проводился маскарад. Розмари приподняла веки и увидела его глаза - желтые, как два пылающих огня, а потом почувствовала запах серы и таннисового корня, горячее влажное дыхание у своих губ и услышала стоны наблюдателей.

«Это не сон, - подумала она. - Это происходит на самом деле».

Она хотела закричать, но что-то темное накрыло ее лицо, и Розмари ощутила сладкий запах гнили.

Она чувствовала, что Ги продолжает ласкать ее своим членом, его кожаное тело поднималось и опускалось снова, снова и снова.

Папа Римский пришел с чемоданчиком в руке. Через другую его руку было перекинуто легкое пальто.

- Джеки сказала мне, что вас укусила мышь. Это правда? - спросил он.

- Да, - ответила Розмари. - Поэтому я и не смогла прийти посмотреть на вас. - Она пыталась говорить с грустью в голосе, чтобы он не догадался, что у нее только что был оргазм.

- Все правильно. Мы не хотим, чтобы вы рисковали своим здоровьем.

- Так вы мне прощаете, ваше святейшество?

- Конечно. - Он вытянул руку, чтобы она поцеловала кольцо. Вместо камня на кольце был филигранный шарик, меньше дюйма в диаметре; внутри него сидела крошечная Анна Мария Альбергетти и чего-то ждала.

Розмари поцеловала кольцо, и Папа Римский поспешил на самолет.

 

Глава 9

 
- Эй, уже десятый час, - сказал Ги и потряс ее за плечо. Розмари оттолкнула его руку и перевернулась на живот.

- Еще пять минут, - пробормотала она и зарылась лицом в подушку.

- Нет. - Он легонько дернул ее за волосы. - В десять я уже должен быть у Доминика.

- Ну и что?

- Ничего. - Он хлопнул ее через одеяло по мягкому месту.

И тут все всплыло в ее памяти: сон, выпивка, шоколадный мусс Минни, Папа Римский и тот страшный момент, когда ей показалось, что это не сон. Розмари перевернулась и приподнялась в кровати, глядя на Ги. Он прикуривал сигарету, еще помятый со сна и небритый.

- Сколько времени? - спросила она.

- Десять минут десятого.

- А когда я легла спать? - Розмари села в кровати.

- Примерно в полдевятого. Только ты не легла спать, дорогая, а буквально вырубилась. Значит, теперь будем пить или коктейли, или вино, а не то и другое сразу.

- Мне такое снилось! - нахмурилась она, потирая лоб руками и опять закрывая глаза. - Президент Кеннеди, Папа Римский, Минни и Роман... - Тут она снова открыла глаза и увидела царапины на своей левой груди - две маленькие красные полосочки, спускавшиеся почти до самого соска. Бедра у нее горели, Розмари откинула одеяло и на их внутренних сторонах тоже увидела множество царапин - около десятка аккуратных полосок, бегущих во всех направлениях.

- Только не шуми, - сказал Ги. - Я их уже подстриг. - И он продемонстрировал свои аккуратные ногти. Розмари непонимающе посмотрела на него.

- Я же не мог упустить такую благоприятную ночь.

- Ты хочешь сказать, что...

- Да. И два ногтя у меня были с заусенцами.

- Пока я была.., без чувств? Он кивнул и улыбнулся.

- Мне было даже приятно, я чувствовал себя как некрофил.

- А мне как раз снилось, что меня кто-то насилует. Я не знаю, кто. Это был даже не человек.

- Ну спасибо за это!

- Ты там тоже был, и Минни, и Роман, и другие... Это было похоже на церемонию.

- Я пытался тебя добудиться, но ты вырубилась, как перегоревшая лампочка.

Розмари отодвинулась подальше и свесила ноги с другой стороны кровати.

- Что с тобой? - спросил Ги.

- Ничего. - Она даже не оглянулась. - Мне просто не очень приятно слышать, что ты со мной делал это, пока я лежала без памяти.

- Но я не хотел пропускать эту ночь.

- Можно было сделать это утром или сегодня ночью. Вчерашняя ночь - это одно мгновение по сравнению с целой неделей. Но даже если бы это была единственная ночь...

- Я подумал, что ты будешь не против, - сказал он и провел ей по спине указательным пальцем. Она отпрянула.

- Этим надо заниматься вместе, а не так: один бодрствует, а другой спит. Впрочем, наверное, я не права. - Розмари встала и пошла к шкафу за халатом.

- Прости, что я тебя оцарапал. Я ведь и сам был немного навеселе.

Розмари приготовила завтрак, потом, когда Ги ушел, вымыла посуду и навела порядок на кухне. Она раскрыла настежь окна в гостиной и спальне - после растопки камина в воздухе еще держался запах горелой бумаги, - убрала кровать, пошла в душ и долго стояла под ним, включив сначала горячую воду, а потом, сделав ее довольно прохладной, - без шапочки, неподвижная, Розмари ждала, когда наконец у нее прояснится в голове, все встанет на свои места, и можно будет делать какие-то выводы и заключения.

Ги говорил, что вчера была «опасная» ночь. Тогда, может быть, в данный момент она уже беременна? Как ни странно, ей было все равно. Розмари чувствовала себя несчастной, даже если это и глупо. Ги воспользовался ее телом без ее ведома и согласия, просто одним телом без разума (как «некрофил»), а не полностью ею - человеком, и при этом вел себя грубо, даже поцарапал. От этого все тело ныло, и в результате ей приснился такой кошмар. Она почти видела те узоры, которые Роман выводил у нее на животе своей черной палочкой, погруженной в красное. Розмари возмущенно и яростно терла свою кожу губкой. Правда, он сделал это из самых чистых побуждений, - чтобы у них был ребенок; правда также и то, что он был выпивши, но она всегда думала, что никакие побуждения и никакие коктейли в мире не заставят его сделать это - взять ее тело без души, без сознания, без ее «Я» - без того, что он в ней в общем-то любит. Теперь, оглядываясь на прошедшие недели и месяцы, Розмари начала вспоминать кое-какие тревожные симптомы, на которые раньше не обращала внимания. Ей казалось, что он уже не так сильно любит ее, в памяти всплыли замеченные ею несоответствия между тем, что он говорил, и тем, что чувствовал на самом деле. Не следует также забывать, что он актер, а кто может сказать наверняка, когда актер играет, а когда - нет?

Да, одним душем такие мысли не смыть. Она выключила воду и отжала волосы.

Розмари собралась в магазин и по дороге позвонила в дверь Кастиветам, чтобы отдать назад стаканы из-под мусса.

- Ну, как он тебе понравился, дорогая? - спросила Минни. - По-моему, я положила туда слишком много какао.

- Очень вкусно, - ответила Розмари. - Я потом запишу рецепт.

- Хорошо. Ты идешь за покупками? Ты мне не сделаешь одолжение? Купи, пожалуйста, шесть яиц и маленькую баночку растворимого кофе. Деньги я потом отдам.

А то я не люблю ходить в магазин за одной или двумя покупками.

Теперь между ней и Ги появилась настоящая пропасть, но он этого, казалось, не замечал. Пьесу начинали репетировать первого ноября. Она называлась «Мы с вами раньше не встречались?», и Ги теперь подолгу занимался ролью. Для этого нужно было научиться пользоваться костылями и палкой. Кроме того, он часто ездил в район Хай-бридж в Бронксе, где должны были проводиться съемки для телевидения. Большую часть вечеров они проводили в компании друзей, а когда им приходилось оставаться вдвоем, они заводили разговоры на нейтральные темы: о мебели, о забастовке, о телепередачах, и при этом пытались быть естественными. Они ходили на предварительной просмотр музыкальной пьесы, на новый фильм, на разное вечеринки и даже попали к своему приятелю на открытие выставки созданных им металлоконструкций. Ги, казалось, вообще больше на нее не смотрел, а только в сценарий своей пьесы, на экран телевизора или на кого-нибудь другого. Он ложился спать поздно, но засыпал раньше ее. Однажды он снова пошел к Кастиветам послушать рассказы Романа, а Розмари осталась дома одна и смотрела телевизор.

На следующее утро за завтраком она не выдержала.

- Тебе не кажется, что нам пора поговорить?

- О чем? - удивился Ги.

Она пристально посмотрела на него: он на самом деле ничего не понимал.

- О разговорах, которые мы с тобой ведем...

- Что ты имеешь в виду?

- И о том, как ты начал на меня смотреть.

- О чем ты вообще говоришь? - не понял он. - Ну, я смотрю на тебя, и что?

- Нет, не смотришь.

- Смотрю. Дорогая, что случилось?

- Ничего. Ерунда.

- Нет, не говори так. Что тебя беспокоит?

- Да ничего, пустяки все это.

- Ну послушай, милая, я знаю, что я сейчас слишком занят своей ролью, костылями и прочим, так ты из-за этого? Но ведь, Ро, это же все очень важно, понимаешь? Если я теперь не так часто приковываю к тебе долгие страстные взгляды, то это совсем еще не значит, что я перестал тебя любить. Нужно же думать и о работе. - Это прозвучало очаровательно и искренне: такая роль у него уже была - он играл ковбоя в пьесе «Автобусная остановка».

- Ну, ладно, - сказала Розмари. - Извини, что я к тебе пристала.

- Ты? Ты совсем не приставала.

Он перегнулся через стол и поцеловал ее.



* * *



У Хатча был домик недалеко от Брустера, где он проводил иногда выходные. Розмари позвонила ему и, спросила, можно ли ей пожить там дня три или четыре, а может и целую неделю.

- Ги разучивает новую роль, - объяснила она. - И мне сейчас лучше куда-нибудь уехать.

- Конечно, - ответил Хатч, и Розмари поехала за ключом к нему на квартиру на пересечении Лексингтон авеню и Двадцать четвертой улицы.

Сначала она заглянула в закусочную - здесь все постоянные посетители были знакомы ей с давних пор, - а потом поднялась к Хатчу. Квартира у него была маленькая и темная, но всегда в идеальном порядке. На стене висела фотография Уинстона Черчилля с его собственноручным автографом, а под ней стоял диван, принадлежавший некогда самой мадам Помпадур. Хатч сидел босой между двумя журнальными столиками, на которых стояли пишущие машинки и лежали груды бумаг. Он, как обычно, писал сразу две книги: переходил ко второй, когда возникали затруднения с первой, и возвращался к первой, когда заходил в тупик со второй.

- Я очень хочу туда поехать, - сказала Розмари, присаживаясь на диван мадам Помпадур. - Я поняла недавно, что никогда еще в жизни не оставалась совсем одна больше, чем на несколько часов, вот в чем дело. Как подумаю, что у меня впереди целых три или четыре дня!..

- Будет время посидеть спокойно и поразмышлять, кто же я такая на самом деле, что уже сделано и что еще предстоит, - с иронией продолжил за нее Хатч.

- Точно! - засмеялась Розмари.

- Ну ладно, не выдавливай из себя улыбку. Он что, лампой тебя ударил?

- Ничем он меня не ударял. Просто у него сейчас очень сложная роль - юноша-калека, который старается сделать вид, что приспособился к своей болезни. Она теперь - суть его жизни. Ему приходится подолгу привыкать к костылям, разным подпоркам, он очень занят, и естественно, что он.., он.., очень занят.

- Понятно. Давай сменим тему. «Ньюс» подробно описывает ужасы тех дней, когда была забастовка. А мы и не знали, что происходит в городе. И почему ты мне не сказала, что в вашем счастливейшем доме произошло еще одно самоубийство?

- Разве я не говорила?

- Нет.

- Мы ее знали. Это та самая девушка, о которой я вам рассказывала. Она раньше была наркоманкой, а потом ее реабилитировали Кастиветы - они живут на нашем этаже. Но, по-моему, я уже об этом говорила.

- Та девушка, которая ходила с тобой в подвал?

- Точно.

- Видимо, они не до конца ее реабилитировали. Она жила у них?

- Да. С тех пор мы с ними и подружились. Ги иногда к ним заходит, чтобы послушать рассказы о театре. Отец мистера Кастивета был продюсером в начале века.

- Вот бы не подумал, что для Ги это будет интересно, - заметил Хатч. - Это пожилая пара?

- Ему семьдесят девять лет, а ей семьдесят или около того.

- Странная, однако, фамилия. Как она пишется? Розмари показала.

- Никогда раньше такой фамилии не встречал. Они что, французы?

- Фамилия, может быть, и французская, но сами они - нет. Он из Нью-Йорка, а она - не поверите! - из местечка под названием Косматая Голова, в Оклахоме.

- Боже мой! - воскликнул Хатч. - Это надо использовать в моих рассказах. Я даже знаю, где именно. Послушай, а как ты собираешься ехать до моей дачи? Тебе ведь нужна будет машина.

- Я возьму напрокат.

- Возьми мою.

- Нет, Хатч, я не могу.

- Ну пожалуйста. Я ведь дальше своей улицы все равно никуда не хожу. Пожалуйста. И тогда я не буду беспокоиться.

Розмари улыбнулась.

- Ну ладно. Сделаю одолжение и возьму вашу машину.

Хатч дал ей ключи от дачи и машины, карту маршрута и обычный список инструкций, как пользоваться водокачкой, холодильником и что делать в экстренных случаях. Потом он надел пальто и ботинки и проводил ее к машине, старому голубому «олдсмобилю».

- Все документы в бардачке, - напутствовал он. - Оставайся там сколько хочешь. Мне пока ни машина, ни дача не нужны.

- Я уверена, что больше недели не выдержу. Да и Ги мне дольше не разрешит.

Когда она села в машину, Хатч наклонился к окошку и сказал ей:

- Я мог бы дать тебе множество полезных советов, но решил сдержать свое слово и заниматься только своими делами.

Розмари поцеловала его.

- Спасибо и за это, и за все остальное.



* * *



Она уехала утром в субботу, 16 октября, и пробыла да даче пять дней. Первые два дня она даже не вспоминала о Ги - это была месть за то, что он так легко и радостно отпустил ее. А может быть, он по ее виду понял, что ей необходимо отдохнуть... Ну ладно, она отдохнет, причем очень долго, и за все время ни разу про него не вспомнит!..

Розмари совершала длинные прогулки по желто-оранжевым лесам, ложилась рано, вставала поздно, прочитала «Полет сокола» Дафне де Морьер и готовила себе шикарные обеды на переносной газовой плите. И ни одной минуты не думала о Нем. Но на третий день она загрустила. Ги, конечно, тщеславный, мелочный, эгоистичный и лживый. Он женился на ней, чтобы у него была поклонница, а не подруга жизни. («Ах, эта маленькая мисс из Омахи, какая же она приставучая! И ведь ходит все время за мной по пятам и носит мне газеты!..») Розмари решила дать ему срок в один год, чтобы он стал добропорядочным мужем. Если не станет, она уйдет, и никакие религиозные предрассудки тут не помогут. А пока она снова поступит на работу, сможет зарабатывать и вернет себе чувство независимости. Хотя еще совсем недавно она пыталась от всего этого отделаться. Но теперь она будет гордой, сильной и готовой уйти навсегда, если он не станет таким, как ей нужно.

Но «шикарные» обеды, которые Розмари готовила себе из банок с мясным рагу и перченой тушенкой, начали на ней сказываться. На третий день ее уже подташнивало, и она перешла на легкий суп с гренками.

На четвертый день Розмари проснулась и заплакала, потому что поняла, как ей не хватает Ги. Что она здесь делает одна - в этой холодной и мерзкой лачуге? Что он такого ужасного натворил? Просто напился и овладел ею, не спросив на это разрешения. Да, вот уж, действительно, смертельное оскорбление! Но сейчас у него, может быть, самый ответственный момент во всей его карьере, а она, вместо того, чтобы быть рядом, помочь, находится неизвестно где и жалеет себя с утра до вечера. Да, он тщеславный и эгоистичный, но он ведь актер. И Лоренс Оливье тоже, наверное, тщеславен и эгоистичен. Конечно, временами он слегка привирает, но разве не это так нравилось ей всегда, да и сейчас нравится? - этакая свобода и беспечность в противоположность ее замкнутости.

Розмари поехала в Брустер и позвонила в студию Ги. Ей ответили очень радостно:

- Привет, дорогая! Уже вернулась из загородной поездки? О, Ги сейчас нет, он вышел. Куда тебе позвонить? Ты ему позвони лучше ровно в пять. Погода стоит отличная. Тебе там нравится? Ну и хорошо.

В пять он еще не пришел. Она пообедала в столовой и пошла в кино, перезвонив в девять вечера. На этот раз подсоединился автоответчик, и ей передали, что Ги просил после шести часов позвонить ему на квартиру, где он будет до восьми утра.

На следующий день она решила посмотреть на вещи разумно. «Они, - рассуждала Розмари, - виноваты оба: он - в том, что так сильно занят собой и не думает о ней, а она - что не смогла объяснить ему своих забот и тревог. Но он не сможет измениться, если она не докажет, что перемены просто необходимы. Ей нужно поговорить с ним. Вернее, ИМ нужно поговорить, ведь у него, может быть, тоже есть какое-то недовольство, только он все скрывает. И тогда сразу пойдут дела на лад, обязательно. Так часто бывает, - молчание порождает несчастье, а нужно лишь открыто и честно поговорить друг с другом».

В шесть вечера она приехала в Брустер и позвонила на квартиру. Ги оказался дома.

- Привет, дорогая. Как твои дела?

- Прекрасно, а твои?

- Нормально. Я по тебе очень скучаю. Она улыбнулась в трубку.

- А я по тебе. Я завтра приеду.

- Отлично, - обрадовался он. - Тут столько всего произошло!.. Репетиции отменили до января.

- Да?

- Они не могут никого найти на роль девочки. Но для меня это даже лучше, ведь в следующем месяце начинаются съемки на телевидении. Комедийный сериал по полчаса.

- Правда?

- Да. Мне это прямо как снег на голову свалилось. И пьеса неплохая. Называется «Гринвич-Вилледж», там же и снимать будут. Я играю писателя, это фактически главная роль.

- Это же прекрасно, Ги!

- Аллан говорит, что я иду в гору.

- Как замечательно!

- Послушай, мне еще надо успеть под душ и побриться. Он меня повезет на съемки, а там будет присутствовать сам Стэнли Кубрик. Ты когда будешь здесь?

- Днем. А может быть, и раньше.

- Буду ждать. Я люблю тебя.

- А я - тебя.

Розмари позвонила Хатчу, но того не оказалось дома, и она попросила передать ему, что завтра вернет машину.

На следующее утро она привела в порядок дачу, закрыла ее и поехала в город. В одном месте движение на шоссе было приостановлено из-за аварии - столкнулись сразу три автомобиля, - и лишь во втором часу дня Розмари припарковали (впрочем, весьма посредственно, почти на автобусной остановке) возле Брэмфорда старенький «олдсмобиль» Хатча.

Лифтер сказал, что Ги сегодня еще не выходил из дому, хотя это не точно, так как сам лифтер на полчаса отлучался.

Ги был дома. В квартире играла музыка. Розмари открыла рот, чтобы позвать его, но он сам вышел из спальни в чистой рубашке с галстуком, направляясь на кухню с пустой чашкой из-под кофе в руке.

Они крепко и страстно поцеловались, но из-за чашки ему приходилось обнимать ее только одной рукой.

- Хорошо провела время? - спросил он.

- Просто ужасно. Я так без тебя скучала!

- Ну, как ты себя чувствуешь?

- Прекрасно. А как тебе понравился Стэнли Кубрик?

- Да он так и не приехал.

Они снова поцеловались.

Розмари отнесла свой чемоданчик в спальню и раскрыла его прямо на кровати. Ги пришел с двумя чашками кофе и протянул одну ей. Сам он сел на пуфик возле трюмо и с улыбкой наблюдал, как она распаковывалась. Розмари рассказала про желто-оранжевые леса и тихие ночи. Он же поведал ей о «Гринвич-Вилледж» - о тех, кто еще снимался, кто был продюсером, кто режиссером, кто сценаристом.

- Ты правда себя нормально чувствуешь? - спросил он, когда она уже закрывала пустой чемодан. Розмари не поняла его.

- Твои месячные. Они должны были начаться во вторник.

- Разве?

Ги кивнул.

- Ну, ведь прошло еще только два дня, - сказала она как бы между прочим, не подавая виду, но сердце у нее бешено застучало. - Наверное, это из-за перемены пищи или воды.

- У тебя раньше такого не было.

- Ну, может быть, начнется сегодня ночью. Или завтра.

- Давай поспорим, что не начнется.

- Давай.

- На четверть доллара?

- Хорошо.

- Проиграешь, Ро.

- Замолчи, не нервируй меня. Всего-то два дня прошло. Сегодня ночью и начнется.

 

Глава 10

 
Но они не начались ни в ту ночь, ни на другой день, ни через два дня, ни через три. Розмари стала двигаться осторожно, чтобы не повредить и не сместить то, что, вероятно, уже находилось внутри ее.

Поговорить с Ги? Нет, время еще будет.

Время еще для всего будет.

Она по-прежнему убирала квартиру, готовила еду и ходила по магазинам. И делала все очень аккуратно. Один раз к ней спустилась Лаура-Луиза и попросила проголосовать за Бакли. Розмари пообещала, чтобы побыстрее отделаться от нее.

- Отдай четверть доллара, - попросил Ги через несколько дней.

- Заткнись, - ответила она и отпихнула его протянутую руку.

Розмари записалась на прием к гинекологу и пошла к нему в четверг, 28 октября. Его звали доктор Хилл, и порекомендовала его подруга Розмари, Элиза Дунстан, которая уже имела двоих детей и оба раза наблюдалась у него. Кабинет доктора Хилла находился в западной части города, на Семьдесят второй улице.

Врач оказался моложе, чем Розмари ожидала, - примерно как Ги - и был похож на доктора Килдера из телесериала. Он ей сразу понравился, медленно задавал вопросы, интересовался всем, осмотрел ее и направил в лабораторию на Шестнадцатой улице, где у нее взяли кровь из вены.

На следующий день она позвонила ему в полчетвертого.

- Миссис Вудхаус?

- Доктор Хилл?

- Да. Я вас поздравляю.

- Правда?

- Правда.

Она присела на кровать и улыбнулась. Правда, правда, правда!

- Вы меня слышите?

- Да, конечно! Что же я теперь должна делать?

- Очень немногое. Придете ко мне в следующем месяце. А пока купите таблетки нафталина и начинайте их принимать. По одной в день. Я вам пришлю бланки, и вы их заполните, это для больницы - лучше забронировать место с самого начала.

- А когда это произойдет?

- Если последний раз у вас были месячные двадцать первого сентября, то значит, вы родите двадцать восьмого июня.

- Еще так нескоро!..

- Да. И вот еще что: миссис Вудхаус, в лаборатории нужен еще один анализ крови. Вы не могли бы зайти туда завтра или в понедельник?

- Да, конечно. А для чего?

- Сестра взяла недостаточное количество.

- Но.., я ведь правда беременна?

- Да, это они уже проверили, - сказал доктор Хилл. - Но надо провести и другие анализы - на сахар и так далее, а сестра не знала, и взяла мало крови. Не волнуйтесь. Вы беременны. Даю вам честное слово.

- Ну ладно. Я схожу туда завтра утром.

- Вы помните адрес?

- Да, у меня осталась карточка.

- Я перешлю вам бланки по почте, а ко мне приходите в последнюю неделю ноября.

Они договорились встретиться 23 ноября в час дня, и Розмари повесила трубку с таким чувством, что с ней что-то неладно. Сестра в лаборатории должна точно знать, что она делает, а та беспечность, с которой говорил об этом доктор Хилл, показалась ей напускной. Может быть, они боятся, что ошиблись? Перепутали пузырьки и, пробирки или не помнят, где чья кровь? А вдруг я не беременна? Но тогда бы доктор Хилл все сказал начистоту и не был бы так уверен в своих словах...

Розмари попыталась не думать об этом. Конечно, она беременна. Не может быть, чтобы месячные так сильно запаздывали. Она пошла на кухню, где висел календарь, и на следующем дне записала «лаборатория», а на 23 ноября «доктор Хилл, 13°°».

Когда вернулся Ги, она молча подошла к нему и вложила ему в ладонь 25 центов. - А это за что? - удивился он, но сразу же вспомнил. - Боже мой, как это здорово, дорогая! Просто здорово! - Потом он взял ее за плечи и два раза поцеловал. Подумал и поцеловал третий раз.

- Правда? - спросила она.

- Просто отлично. Я так счастлив!..

- Папочка.

- Мамочка.

- Послушай, Ги. - Она сразу стала серьезной. - Пусть это будет для нас началом новой жизни. Будем откровенны Друг с другом. Ты был очень занят из-за своей новой роли и работы на телевидении... Я не говорю, что ты был совсем не прав; конечно, с твоей стороны было бы неразумно вести себя по-другому. Но именно из-за этого я и поехала на дачу. Чтобы разобраться, что же все-таки между нами происходит. И вот что я поняла: мы недостаточно откровенны. Но не только ты, и я тоже. Я так же виновата, как и ты.

- Это верно, - согласился Ги, все еще держа ее за плечи, и посмотрел ей прямо в глаза. - Это верно. Я тоже это почувствовал. Может быть, конечно, не так сильно, как ты. По-моему, я чертовски эгоистичен, Ро. И в этом вся беда. Наверное, это из-за того, что у меня такая идиотская профессия. Но ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Ро. Правда люблю. Теперь я попытаюсь быть проще, в самом деле, клянусь Богом. Я буду откровенным, как...

- Но я тоже не меньше виновата...

- Чепуха. Виноват я. Только я и мой эгоизм. Но ты меня простишь, ладно? Я постараюсь исправиться.

- Ох, Ги!.. - Розмари почувствовала угрызения совести, прилив нежности и готова была сразу же все забыть. Они поцеловались.

- Так и должны вести себя настоящие родители, - улыбнулся Ги.

Розмари засмеялась, и на глазах у нее заблестели слезы.

- Послушай, дорогая, знаешь, что я хочу сделать?

- Что?

- Рассказать об этом Минни и Роману. - Он предупреждающе поднял руку. - Знаю-знаю, мы должны хранить глубокую тайну. Но я говорил им, что у нас, может быть, все скоро получится, и они тоже переживают. А они ведь такие старенькие, - Ги печально развел руками. - И если мы будем откладывать, то они, возможно, так никогда и не узнают...

- Ну, расскажи, - улыбнулась Розмари. Она была согласна сейчас на все.

Ги поцеловал ее в нос.

- Вернусь через две минуты, - сказал он и бросился к двери.

Наблюдая за ним, Розмари поняла, что Минни и Роман стали ему очень близки. Это и не удивительно: его мать была очень занятой женщиной, а ни один из ее мужей так и не заменил ему по-настоящему отца. Кастиветы же были необходимы ему вместо родителей, даже если он сам этого не осознавал. И Розмари решила в дальнейшем думать о них получше.

Она прошла в ванную, умылась холодной водой, причесалась и подкрасила губы.

- А ведь ты беременная, - сказала она своему отражению в зеркале. (Но надо еще сдать анализ крови. Для чего?..) Когда она вышла в коридор, все уже стояли у входной двери: Минни в домашнем платье, Ром? - н с бутылкой в руках и Ги позади них, довольный и покрасневший.

- Вот это я называю «радостные вести»! - Минни подошла к Розмари, взяла ее за плечи и громко чмокнула в щеку. - Поздра-в-ля-ем!

- Всего тебе наилучшего, Розмари, - сказал Роман и поцеловал ее в другую щеку. - Мы так рады, что и сказать нельзя. У нас, правда, не оказалось под рукой шампанского, но я думаю, что по такому случаю мы можем выпить бутылочку «Сен-Джульена» 1961 года.

Розмари поблагодарила их.

- Когда же он родится? - спросила Минни.

- 28 июня.

- Теперь у тебя будет много забот, - сказала Минни.

- Мы будем вместо тебя ходить в магазин, - объявил Роман.

- Не надо, - пыталась отговориться Розмари. Ги принес стаканы и штопор, и они с Романом занялись откупориванием бутылки. Минни взяла Розмари под локоть, и они вместе прошли в гостиную.

- Послушай, дорогая, - начала Минни. - У тебя хороший врач?

- Да, очень хороший.

- Дело в том, что один из самых известных гинекологов Нью-Йорка - наш старый знакомый. Это Эйб Сапирштейн, еврей, он обследует женщин из медицинского профсоюза, но может понаблюдать и тебя, если мы его обетом попросим. И для нас он это сделает подешевле, так что вы еще сэкономите деньги.

- Эйб Сапирштейн? - переспросил Роман из коридора. - Он один из лучших врачей во всей стране! Ты должна была слышать о Нем. - Я слышал, - сказал Ги. - Он действительно очень известный.

- Да, - подтвердил Роман. - Один из лучших гинекологов. - Ну как, Ро? - спросил Ги.

- А как же с доктором Хиллом?

- Не волнуйся. Я ему что-нибудь скажу. Ты же знаешь меня...

Розмари подумала о докторе Хилле, очень молодом и похожем на Килдера, потом о лаборатории, где нужен был еще один анализ из-за того, что сестра чего-то недосмотрела или лаборант, или кто-то другой, а ей теперь приходится напрасно волноваться.

- Я не позволю тебе ходить к доктору Хиллу, которого никто не знает, - заявила Минни. - Вам, юная леди, нужен только самый хороший врач, а это - Эйб Сапирштейн.

Розмари покорно улыбнулась.

- Ну, если вы считаете, что он сможет меня принять... Он ведь, наверное, очень занятый человек.

- Он тебя примет, - твердо заверила Минни. - Я позвоню ему прямо сейчас. Где у вас телефон?

- В спальне, - ответил Ги.

Минни прошла в спальню, а Роман разлил по стаканам вино.

- Это прекрасный человек, - сказал он. - Очень чуткий, как и вся его многострадальная нация. Давайте подождем Минни.

Они молча ждали, держа в руках полные стаканы.

- Садись, дорогая, - предложил Ги, но Розмари покачала головой и продолжала стоять.

Послышался голос Минни из спальни.

- Эйб? Это Минни. Послушай, одна наша хорошая знакомая сегодня выяснила, что она беременна. Да, это прекрасно. Я звоню из ее квартиры. Мы сказали, что ты сможешь ее принять и что не будешь брать с нее дополнительной платы. - Она немного помолчала. - Подожди минуточку. - Она закричала из спальни, обращаясь к Розмари: - Ты сможешь приехать к нему завтра в одиннадцать утра?

- Да, это очень удобно, - ответила Розмари.

- Вот видите? - улыбнулся Роман.

- Очень хорошо, в одиннадцать часов, Эйб, - говорила в трубку Минни. - Да. И ты тоже. Нет, вовсе нет. Будем надеяться. До свидания.

Она вышла из комнаты.

- Ну вот и все. Перед тем, как уйти, я напишу тебе его адрес. Это на пересечении Семьдесят девятой улицы и Парк авеню.

- Огромное вам спасибо, Минни, не знаю, как и благодарить вас обоих, - ответила Розмари.

Минни взяла протянутый ей Романом стакан.

- Это очень просто: делай все, что тебе скажет Эйб, и у тебя будет здоровый ребенок. Другой благодарности нам и не надо.

Роман поднял стакан.

- За чудесного здорового ребенка.

- За него, - поддержал Ги, и все выпили.

- О! - воскликнул Ги. - Очень вкусно!

- Правда? - спросил Роман. - И не очень дорого.

- Мне не терпится рассказать об этом Лауре-Луизе, - сказала Минни.

- Ну пожалуйста, - взмолилась Розмари. - Никому больше не говорите. Пока еще слишком рано!

- Она права, - согласился Роман. - Будет еще достаточно времени, чтобы сообщить это приятное известие.

- Кто-нибудь хочет сыр или галеты? - спросила Розмари.

- Садись, милая, - сказал Ги. - Я принесу все сам.

В этот день Розмари очень устала и заснула быстро. Внутри нее - под ладонями, которые она настороженно держала на животе, крошечное яичко было оплодотворено крошечным семенем. И вот чудо! - теперь оно превратится в Эндрю или в Сюзан! (Насчет «Эндрю» она была уверена, а «Сюзан» еще предстояло обсудить с Ги.) Какой сейчас Эндрю-или-Сюзан? Какого размера? С булавочную головку? Нет, наверное, больше, ведь идет уже второй месяц. Видимо, да. Возможно, он теперь размером с головастика. Надо будет купить книгу, в которой об этом подробно рассказывается: как развивается плод месяц за месяцем. Доктор Сапирштейн должен знать, где взять такую книгу.

Мимо их дома пронеслась пожарная машина. Ги проворчал что-то во сне и повернулся на другой бок, а за стеной заскрипела кровать Минни и Романа.

Теперь вокруг Розмари появилось множество новых опасностей: пожары, падающие предметы, потерявшие управление автомобили... То, что раньше не представляло для нее особой угрозы, отныне приобрело совсем другое значение, потому что уже начал жить Эндрю-или-Сюзан. (Да, жить!) Она, конечно, перестанет курить. И нужно будет спросить доктора Сапирштейна насчет коктейлей.

Если бы еще помогали молитвы! Как было бы хорошо снова взять в руки распятие и поговорить с Богом: попросить его, чтобы эти восемь месяцев прошли благополучно, чтобы не было ни краснухи, ни последствий от принятых когда-то лекарств. Восемь спокойных солнечных месяцев безо всяких несчастных случаев и болезней.

Неожиданно она вспомнила про талисман - шарик с таннисовым корнем - и, как ни странно, ей захотелось, чтобы он оказался на шее. Розмари выскользнула из-под одеяла, прошла на цыпочках к трюмо, достала из коробки шарик, и развернула фольгу. Запах корня теперь изменился: он все еще был достаточно сильным, но уже не таким противным. Она надела цепочку на шею.

Шарик упал ей на грудь, и она вернулась в кровать, накрылась одеялом и уткнулась лицом в подушку. Скоро Розмари заснула, ровно дыша и положив обе руки на живот, как бы оберегая внутри себя крошечный зародыш.



ЧАСТЬ ВТОРАЯ


Глава 1

 
Розмари словно ожила: в ее действиях и всей жизни появился новый смысл, она почувствовала себя полноценной. Делала она то же самое, что и раньше - готовила еду, убирала квартиру, гладила белье, заправляла постель, бегала по магазинам, ходила стирать в подвал и посещала кружок скульптуры, - но теперь все это делалось по-другому, с сознанием того, что каждый день Эндрю-или-Сюзан (или Мелинда) был уже чуть больше, чем вчера, на день ближе к рождению.

Доктор Сапирштейн оказался прекрасным человеком: он был высокий, загорелый, с белыми волосами и пушистыми светлыми усами (где-то она уже видела его раньше, но никак не могла вспомнить, где именно - может быть, по телевизору?). И, несмотря на то, что в его кабинете стояли старинные дорогие стулья и холодные мраморные столы, сам он был приветливым и открытым.

- Пожалуйста, не увлекайтесь никакими книгами, - попросил он. - Каждая беременность протекает по-своему, и вы будете волноваться, если начитаетесь таких пособий, где говорится, что вы должны ощущать на такой-то неделе или на таком-то месяце. Ни одна беременность не протекает так, как это описано в популярной литературе. И подруг тоже не надо слушать. То, что чувствовали они, может быть, совсем непохоже на то, что будет у вас, но на этом основании они могут начать убеждать вас, что их беременность прошла нормально, а ваша - нет.

Она спросила про таблетки с витаминами, которые посоветовал ей доктор Хилл.

- Не надо никаких таблеток, - ответил он. - У Минна Кастивет есть прекрасная оранжерея трав и миксер; я дам ей инструкции, и она будет готовить вам ежедневный напиток - более свежий, полезный и насыщенный витаминами, чем все аптечные таблетки. И еще одно: не стесняйтесь удовлетворять ваши прихоти в еде. Некоторые считают, что беременные женщины сами себе выдумывают разные причуды, потому что им так положено. Я с этим не согласен. Если вам среди ночи захочется маринованных огурчиков, пусть ваш бедный муж просыпается и достает их где угодно - как в старых анекдотах. Чего бы вам ни захотелось - ешьте, не задумываясь. Вы и сами удивитесь, как много новых вкусов появится у вас в эти месяцы. И по любому вопросу звоните мне - хоть днем, хоть ночью. Но только мне, а не своей маме или тетушке. Я здесь для этого и сижу.

Они договорились, что Розмари будет приходить каждую неделю. Конечно, это было более тщательное наблюдение, чем у доктора Хилла. К тому же Сапирштейн сказал, что место в больнице для врачей он займет сразу же в любой момент и без всякого заполнения бланков. Наконец-то все встало на свои места, и это ей понравилось. Розмари сделала себе стрижку «сэссон», подлечила зубы, проголосовала на выборах за Линдсея и поехала в Гринвич-Вилледж смотреть натуральные съемки телесериала, в котором играл Ги. Она часто садилась на корточки, болтая с маленькими ребятишками, и приветливо улыбалась беременным женщинам. «И я тоже беременна», - говорила ее улыбка.



* * *



Розмари обнаружила, что соль - даже несколько крупинок - делает для нее пищу совершенно несъедобной.

- Это вполне нормально, - успокоил доктор Сапирштейн, когда она пришла к нему во второй раз. - Как только организм потребует, все это прекратится. Ну, а, пока, значит, никакая соль вам не нужна. Доверяйте своему организму во всем. И отвращениям, и новым потребностям.

Но потребности не появлялись. Аппетит у нее пропал. На завтрак она ела всего один ломтик поджаренного хлеба и кофе, на обед хватало маленького кусочка мяса с кровью и немного овощей. Каждое утро в одиннадцать часов Минни приносила стакан с напитком фисташкового цвета. Он был холодный и кислый.

- А что туда входит? - как-то поинтересовалась Розмари.

- Кидаю, что попало, - ответила Минни и улыбнулась. - Даже винтики и пружинки - для мальчика.

- Это прекрасно! - засмеялась Розмари. - А что, если мы захотим девочку?

- Девочку?

- Ну, нам, конечно, и то и другое неплохо, но все же лучше, чтобы первым оказался мальчик.

- Пей поскорее, - приказала Минни. Закончив пить, Розмари спросила:

- Нет, а если серьезно, что входит в этот напиток?

- Сырое яйцо, желатин, травы...

- Таннисовый корень?

- Немного и его, и других трав. Каждый день Минни приносила напиток в одном и том же стакане - он был большой, с синими и зелеными полосками - и ждала, пока Розмари опорожнит его.

Как-то раз Розмари разговорилась около лифта с Фил-лис Капп, матерью маленькой Лизы, которая пригласила ее и Ги на обед в воскресенье, но Ги сумел вежливо отказаться. Он объяснил, что скорее всего в воскресенье он уедет на съемки, а если нет, то ему надо будет отдохнуть и поучить свою роль. Они вообще в последнее время стали мало встречаться с друзьями. Ги позвонил Джимми и Тайгер Хенигсен и отменил встречу, о которой они договаривались за несколько недель до этого, а потом попросил Розмари, чтобы она не ходила больше в ресторан с Хатчем. И все это из-за съемок, затянувшихся на более длительное время, чем предполагалось.

Но оказалось, что они очень вовремя отменили свои визиты к друзьям, потому что у Розмари неожиданно начались боли в животе, и это ее очень встревожило. Она позвонила доктору Сапирштейну и договорилась о встрече. После обследования он заверил ее, что волноваться не следует: боли происходят из-за того, что началось расширение тазовых костей. И они обязательно пройдут через день или два, а пока можно принимать простой аспирин.

Розмари облегченно вздохнула.

- А я-то подумала, что у меня может быть неправильное размещение плода.

- Что? - переспросил доктор Сапирштейн и укоризненно посмотрел на нее. Розмари покраснела.

- А я-то подумал, что вы не будете читать всякую чепуху, - улыбнулся он.

- Но эта книжка так и смотрела на меня в магазине, - попыталась оправдаться Розмари.

- И только взволновала вас понапрасну. Когда придете домой, выкиньте ее, пожалуйста.

- Обязательно. Я вам обещаю.

- Боль пройдет через пару дней, - убеждал доктор. - Неправильное размещение плода, надо же!.. - и покачал головой.

Но через два дня боль не прошла, а, наоборот, усилилась; как будто внутри нее что-то медленно стягивалось проволокой и уже готово было вот-вот разорваться. Боль продолжалась по несколько часов, затем на какое-то время наступало затишье, после которого приступ возобновлялся с новой силой. Аспирин помогал плохо, и, кроме того, Розмари боялась, что он может повредить ребенку. Когда сон одолевал ее, то начинали сниться кошмары: сражения с огромными пауками, которые загоняли ее в ванну, или же тщетные попытки вырваться из объятий маленького черного куста, выросшего прямо из ковра в гостиной. Розмари просыпалась измученная, и снова начинались боли.

- Иногда это встречается, - говорил ей доктор Сапирштейн. - Но теперь это может пройти в любую минуту. А вы не обманули меня насчет своего возраста? Обычно такое бывает у женщин постарше - у них кости таза не такие подвижные.

Минни, принося напиток, старалась успокоить ее:

- Бедняжка моя! Не волнуйся, у моей племянницы в Толедо были точно такие же боли, и еще у двух моих знакомых. А зато роды - легкие, и дети выросли здоровые.

- Спасибо, - отвечала Розмари. Минни начинала сердиться.

- Что ты хочешь этим сказать? Это же чистейшая правда! Клянусь Богом!

Лицо у Розмари стало бледным, изнуренным, под глазами залегли глубокие тени. Выглядела она ужасно. Но Ги с этим не соглашался.

- О чем ты говоришь, - негодовал он. - Если хочешь правду, то ты испортила свой вид этой прической, а все остальное прекрасно. Эта стрижка - твоя самая большая ошибка за всю жизнь.



* * *



Боль надежно обосновалась в ее теле, не давая больше никаких передышек. Постепенно Розмари свыклась с ней, спала всего несколько часов в сутки и принимала по одной таблетке аспирина, хотя доктор Сапирштейн разрешил ей по две. Теперь она уже не встречалась с Джоан и Элизой, перестала ходить на занятия и по магазинам. Продукты заказывала по телефону, а сама оставалась все время в квартире, шила занавески для детской и наконец начала читать «Крушение Римской империи». Иногда к ней заходили Минни с Романом, чтобы просто поговорить или спросить, не надо ли купить чего-нибудь. Один раз пришла Лаура-Луиза и принесла поднос с пряниками. Она еще не знала о том, что Розмари беременна.

- Как мне нравится твоя стрижка, Розмари! - сказала она. - Ты с ней очень симпатичная и современная. - Она очень удивилась, когда узнала, что Розмари плохо себя чувствует.

Наконец съемки закончились, и Ги большую часть времени стал проводить дома. Он перестал заниматься с Домиником вокалом и не ходил больше на просмотры и прослушивания. Ему предложили сняться в двух рекламах - для «Пэлл Мэлл» и «Тексако», а репетиции пьесы «Мы с вами раньше не встречались?» теперь уже совершенно точно откладывались до середины января. Он помогал Розмари убирать квартиру, и они часто играли на время в скрэббл по доллару за партию. Ги сам подходил к телефону и, если спрашивали Розмари, придумывал правдоподобные отговорки.

Какое-то время она собиралась устроить в честь Дня Благодарения обед для друзей, у которых семьи были далеко, как и у них с Ги, но из-за сильной боли и волнений за Эндрю-или-Мелинду, решила все отложить, и они просто пошли в гости к Минни и Роману.

 

Глава 2

 
Однажды декабрьским днем, когда Ги был на съемках рекламы сигарет «Пэлл Мэлл», позвонил Хатч.

- Я здесь рядом - в Сити-Сентр, пытаюсь достать билеты на Марселя Марсо. Вы с Ги не сможете пообедать со мной в пятницу?

- Вряд ли, Хатч, - ответила Розмари. - Я в последнее время неважно себя чувствую. А у Ги две съемки на этой неделе.

- Что с тобой случилось? - встревожился Хатч.

- Ничего страшного. Наверное, погода действует.

- Тогда можно, я зайду к тебе на пару минут? - Конечно, я очень хочу повидаться.

Она быстро нарядилась в джерсовую кофту и брюки, подкрасила губы и причесалась. На какой-то момент боль усилилась - Розмари закрыла глаза и стиснула зубы, - а потом опять стихла до обычного уровня. Она облегченно вздохнула и закончила приводить себя в порядок.

Увидев ее, Хатч изумился.

- Боже мой!

- Это все из-за прически.

- Да нет, я не имею в виду твою прическу, что с тобой такое?

- Неужели я так плохо выгляжу? - попыталась улыбнуться Розмари, вешая в шкаф его пальто.

- Просто ужасно! Ты похудела Бог знает на сколько, а под глазами такие круги, что даже бамбуковый медведь позавидует. Ты случайно не сидишь на какой-нибудь дзен-буддмстской диете?

- Нет.

- Тогда в чем же дело? Ты была у врача?

- Наверное надо все рассказать: я беременна. И пошел уже третий месяц.

Хатч удивленно поднял брови.

- Странно, - сказал он наконец. - Обычно беременные женщины набирают вес, а не худеют. И выглядят здоровыми, а не...

- У меня небольшие осложнения, - пояснила Розмари, провожая его в гостиную. - Суставы не очень подвижные, а от этого начались боли, и я плохо сплю по ночам. Вернее, это одна сплошная боль, и она не прекращается ни на минуту. Хотя это не опасно. Боль может кончиться в любую минуту.

- Впервые слышу, чтобы из-за суставов начинались какие-то осложнения.

- Неподвижные кости таза. Это обычное явление. Хатч опустился в кресло Ги.

- Ну, поздравляю тебя, - не очень-то весело сказал он. - Ты, наверное, счастлива?

- Конечно, мы оба счастливы.

- А кто твой врач?

- Его зовут Авраам Сапирштейн. Он...

- Я знаю его, - перебил Хатч. - Не лично, правда. Он наблюдал Дорис.

(Дорис была старшей дочерью Хатча.) - Это один из лучших врачей в городе, - сообщила Розмари.

- Когда ты была у него последний раз?

- Позавчера. И он опять повторил то же самое - что это бывает и может пройти в любую минуту. Правда, он давно уже так говорит...

- И на сколько же ты похудела?

- Всего на три фунта. Хотя с виду кажется...

- Ерунда! Наверняка ты сбросила не меньше десяти. Розмари улыбнулась.

- Вы такой же противный, как наши весы. Ги их в конце концов выбросил, потому что они меня очень расстраивали. Нет, я похудела только на три фунта, и это вполне нормально - терять вес в начале беременности. Потом я начну поправляться.

- Я очень на это надеюсь, - сказал Хатч. - Но все равно ты выглядишь так, будто тебя высасывает вампир. Ты смотрела, на шее дырочек нет?

Розмари засмеялась.

- Ну, - продолжал Хатч, откинувшись на спинку кресла, - будем считать, что доктор Сапирштейн знает, что говорит. Я представляю, сколько вы ему платите! Наверное, Ги сейчас неплохо зарабатывает...

- Да, - ответила Розмари. - Но мы ему платим, как обычному врачу. Наши соседи Кастиветы - его хорошие друзья, это вы меня рекомендовали, и он не берет с нас дополнительной платы, хоть мы и не члены его профсоюза.

- Значит, Дорис и Аксель тоже входят в медицинский профсоюз! Надо будет их обрадовать.

Неожиданно в дверь позвонили. Хатч хотел было пойти открыть, но Розмари ему не дала.

- У меня боль утихает, когда я двигаюсь, - объяснила она, выходя из комнаты и вспоминая, не заказывала ли она что-то такое, что должны были доставить на дом.

Это оказался Роман, и выглядел он немного взбудораженным.

- А я о вас только что вспоминала, - улыбнулась Розмари.

- Я надеюсь, не плохими словами? Тебе ничего не нужно купить? Минни как раз отправляется по магазинам, а внутренний телефон испортился.

- Нет, спасибо. Я утром все заказал. Роман заглянул в квартиру через ее плечо и спросил, дома ли Ги.

- Нет, он вернется самое раннее в шесть часов, - ответила Розмари и, видя на его бледном лице вопрос, добавила: - Ко мне пришел наш приятель. Я вас сейчас познакомлю.

- С удовольствием, если я не помешаю.

- Конечно, нет. - Розмари проводила его в гостиную.

На Романе был белый с черным клетчатый пиджак, голубая рубашка и широкий узорчатый галстук. Проходя через дверь, он на секунду оказался совсем близко к Розмари, и она с удивлением заметила, что у него проколоты уши. Во всяком случае, левое.

Розмари прошла вслед за ним в комнату.

- Это Эдвард Хатчинс. - Хатч встал и улыбнулся. - А это Роман Кастивет, наш сосед, о котором я только что вам говорила.

Она пояснила Роману:

- Я только что рассказывала Хатчу, что это вы с Минни направили меня к доктору Сапирштейну.

Мужчины пожали друг другу руки, и Хатч сказал:

- Одна из моих дочерей тоже наблюдалась у доктора Сапирштейна. Даже два раза.

- Он очень способный врач, - ответил Роман. - Мы с женой познакомились с ним меньше года назад, но он уже стал одним из лучших наших друзей.

- Садитесь, пожалуйста, - предложила Розмари и сама села в кресло рядом с Хатчем.

- Так Розмари уже сообщила вам приятные новости, да? - спросил Роман.

- Да, - подтвердил Хатч.

- Мы теперь следим, чтобы она побольше отдыхала, - продолжал Роман, - и совсем не волновалась.

- Так будет только в раю, - с улыбкой заметила Розмари.

- Меня немного встревожил ее вид, - сказал Хатч, озабоченно поглядывая на Розмари. Он достал трубку и полосатый репсовый кисет с табаком.

- - Почему? - с недоумением спросил Роман.

- Она сильно сбавила в весе, - ответил Хатч. - Но теперь я знаю, что за ней наблюдает доктор Сапирштейн, и поэтому я спокоен.

- Что вы! Она похудела всего на два или три фунта, - убежденно заявил Роман. - Правда, Розмари?

- Правда, - согласилась она.

- А это вполне возможно в первые месяцы беременности. Потом она обязательно наберет вес и, может быть, даже лишний.

- Будем надеяться, - кивнул Хатч и начал набивать трубку.

- Миссис Кастивет каждый день готовит мне витаминный напиток из сырого яйца, молока и трав, которые она сама выращивает, - объяснила Розмари Хатчу.

- Конечно, в соответствии с рекомендациями доктора Сапирштейна, - поспешил добавить Роман. - Он не очень-то доверяет промышленным таблеткам.

- Правда? - удивился Хатч, убирая кисет в карман. - А по-моему, нет ничего безопаснее того, что производится под тщательным наблюдением и контролем. - Он чиркнул сразу двумя спичками и втянул пламя в трубку, выпуская клубы ароматного дыма. Розмари поставила рядом с ним пепельницу.

- Это так, - согласился Роман, - но таблетки месяцами лежат на полках складов и аптек, и за это время теряют силу.

- Об этом я как-то не подумал. Наверное, вы правы, - сухо ответил Хатч.

Вдруг в разговор вмешалась Розмари:

- Мне тоже нравится принимать все свежее и натуральное. Я думаю, что давным-давно, когда никто еще не слышал о витаминах, беременные женщины только и делали, что жевали кусочки таннисового корня.

- Таннисового корня? - переспросил Хатч.

- Это одна из трав, которые входят в мой напиток, - Объяснила Розмари. - А может, это и не трава вовсе? - Она вопросительно посмотрела на Романа. - Корни считаются травой?

Но Роман не сводил глаз с Хатча и, казалось, не слушал ее.

- Таннисовый? - задумался Хатч. - Никогда о таком не слышал. Ты уверена? Может быть, анисовый?

- Таннисовый, - подтвердил Роман.

- Вот, - сказала Розмари и вынула свой талисман. - Считается, что он приносит счастье. Только не пугайтесь: к его запаху еще надо привыкнуть. - Она поднесла шарик поближе к Хатчу, Тот понюхал его, сморщился и отпрянул.

- Да уж, действительно!..

Затем он взял шарик в руки и стал внимательно рассматривать его, немного прищурившись.

- Да он совсем и не похож на корень. Скорее тут плесень какая-то или грибок. - Хатч вопросительно посмотрел на Романа. - А у него есть другое название?

- Если и есть, то мне оно неизвестно, - отозвался тот.

- Я посмотрю в энциклопедии и все о нем разузнаю. Таннис. Какой симпатичный сувенир! Или амулет, или как там его называют... Откуда он у тебя?

Розмари улыбнулась.

- Кастиветы мне подарили. - Она убрала талисман под кофту.

Хатч заметил:

- По-моему, вы заботитесь о Розмари даже больше, чем ее собственные родители.

- Мы очень любим ее, и Ги тоже. - Роман встал со стула. - Извините, но мне пора. Жена ждет.

- Да, конечно, - сказал Хатч, вежливо поднимаясь. - Приятно было познакомиться.

- Мы еще увидимся. Я уверен. Не провожай меня, Розмари, - ответил Роман.

- Мне не трудно. - Около самой двери она заметила, что и правое ухо у него тоже проколото, а на шее - множество мелких царапин, как будто от нападения какой-то хищной птицы. - Еще раз спасибо, что зашли, мистер Кастивет, - поблагодарила она.

- Не стоит. Мне понравился ваш друг Хатчинс. По-моему, он очень интеллигентный человек.

- Да, это правда, - согласилась Розмари, открывая дверь.

- Я рад, что познакомился с ним. - Роман улыбнулся, помахал рукой и пошел к себе.

- До свидания, - сказала Розмари и тоже помахала ему.

Хатч все еще стоял у книжных полок.

- Комната у вас прекрасная. Ты, наверное, неплохо над ней поработала.

- Спасибо. Трудилась, пока не начались боли. А у Романа проколоты уши. Я только что это заметила.

- Пронзенные уши и пронзительные глаза... А кем он был, пока не достиг такого почтенного возраста?

- Ой, где он только не работал!.. Он за свою жизнь побывал буквально везде. В самом деле.

- Ерунда. Никто не может побывать везде. А зачем он заходил, если не секрет? Или, может быть, я становлюсь слишком любопытным?

- Он спросил, что мне купить. Домофон не работает.

Хатч, это просто необыкновенные соседи! Когда я разрешаю, они мне даже квартиру убирают.

- А она какая?

Розмари описала Минни и добавила:

- В последнее время Ги очень к ним привязался. Они буквально заменили ему родителей.

- А тебе?

- Сама не пойму. Иногда я их так люблю, что готова расцеловать. А иногда появляется какое-то смутное чувство, будто они чересчур уж доброжелательны ко мне, и все это неспроста. Хотя как я могу на них жаловаться? Помните, в городе не было света?

- Как не помнить! Я в тот момент как раз оказался в лифте.

- Не может быть!

- Да, так получилось. Пришлось провести пять часов в полной темноте в компании трех женщин и Джона Берчера, и все они были уверены, что на нас упала атомная бомба.

- Это ужасно.

- Так что ты говорила?

- Мы в это время были дома, и через две минуты после того, как погас свет, пришла Минни и принесла свечи. - Розмари махнула рукой в сторону камина. - Как можно сердиться на таких соседей?

- Очевидно, нельзя, - сказал Хатч и посмотрел на камин. - Вот эти свечи? - спросил он.

Между вазой из полированного камня и старинным медным микроскопом стояли два оловянных подсвечника, в которых виднелись огарки двух черных свечей.

- Это последние, - пояснила Розмари. - Хотя она принесла тогда запас на целый месяц. А в чем дело?

- Они все были черные?

- Да, ну и что?

- Просто интересно. - Он повернулся и улыбнулся ей. - Давай выпьем кофе, хорошо? И расскажи мне еще о миссис Кастивет. Где она выращивает свои травы? За окном?



* * *



Они сидели за столом в кухне, как вдруг входная дверь распахнулась, и в квартиру влетел Ги.

- Вот это сюрприз! - воскликнул он и подскочил к Хатчу пожать руку, прежде чем тот успел встать со стула. - Как поживаете, Хатч? Рад вас видеть! - Другой рукой он обнял Розмари и поцеловал ее сперва в щеку, а потом в губы. - Как у тебя дела, дорогая? - На Ги еще оставался грим: лицо было оранжевым, а глаза с огромными искусственными ресницами.

- Да ты сам сюрприз, - улыбнулась Розмари. - Что случилось?

- Съемки прервали прямо на середине, негодяи. Завтра с утра начнем опять. Сидите на месте и не шевелитесь - я сейчас сниму пальто. - И он вышел в коридор.

- Хочешь выпить с нами кофе? - вдогонку спросила Розмари.

- С удовольствием! - крикнул Ги уже из прихожей.

Она встала, налила еще одну чашку, а потом добавила кофе Хатчу и немного себе. Хатч потягивал трубку и о чем-то сосредоточенно думал.

Ги вернулся, держа в руках несколько пачек «Пэлл Мэлл».

- Это добыча, - пояснил он и положил сигареты на стол. - Будешь, Хатч?

- Нет, спасибо. - Ги распечатал пачку и достал сигарету. Розмари села за стол, и Ги заговорщически подмигнул ей.

- Тебя я тоже поздравляю, - сказал Хатчинс.

Ги прикурил.

- Так Розмари уже все вам рассказала? Это чудесно, правда? Вы даже не можете представить себе, как мы счастливы! Я, конечно, очень боюсь, что из меня получится никудышный отец, зато Розмари наверняка будет заботливейшей мамашей, поэтому все не так уж страшно.

- А когда родится ребенок?

Розмари ответила, а потом сообщила Ги, что доктор Сапирштейн принимал двух внуков Хатча.

- А я познакомился с вашим соседом Романом Кастиветом, - добавил он.

- Правда? - удивился Ги. - Смешной старикан, да? Но он очень интересно рассказывает про Оттиса Скиннера и Моджеску. Театральный старикашка.

- Ты никогда не замечал, что у него проколоты уши? - спросила Розмари.

- Ты шутишь.

- Нет. Я сама видела.

Они пили кофе и разговаривали о головокружительной карьере Ги и о путешествии по Греции и Турции, которое Хатч хотел совершить будущей весной.

- Нам так неудобно, что мы перестали видеться в последнее время, - сказал Ги, когда Хатч начал уже собираться. - Я сейчас очень занят, а Розмари себя неважно чувствует, так что мы почти ни с кем не встречаемся.

- Можно будет как-нибудь пообедать вместе, - предложил Хатч.

Ги согласился и пошел в коридор доставать его пальто.

- Не забудьте посмотреть про таннисовый корень, - напомнила Розмари.

- Обязательно. А ты попроси доктора Сапирштейна, чтобы он проверил свои весы. Мне все-таки кажется, что ты похудела не на три фунта.

- Ерунда, - ответила Розмари. - У врачей весы не обманывают.

Ги помог Хатчу надеть пальто.

- Это, наверное, ваше? - шутливо спросил он.

- Правильно. - Хатч оделся. - А вы уже выбрали имя, или это еще рано?

- Если мальчик, то Эндрю или Даглас, - сказала Розмари. - А если девочка - Мелинда или Сара.

- Сара? - удивленно спросил Ги. - А куда девалась Сюзан? - Он уже подавал гостю шляпу.

Розмари no-родствен'ному подставила Хатчу щеку.

- Я все же надеюсь, что боли скоро пройдут, - сказал он.

- Конечно. - Она улыбнулась. - Не беспокойтесь.

- Это иногда бывает, - добавил Ги. Хатч сунул руки в карманы.

- Второй такой же нигде не видно? - спросил он, показывая им коричневую отороченную мехом перчатку, и снова проверил карманы.

Розмари посмотрела на полу, а Гц пошел к шкафу и проверил полки.

- Тут не видно, - растерянно сказал он, - Какая досада! - расстроился Хатч. - Наверное, я оставил ее в Сити-Сентр. Зайду туда по пути. И все таки давайте как-нибудь пообедаем вместе.

- Обязательно. На этой неделе, - ответила Розмари. Они подождали, пока Хатч завернет за угол коридора, потом вернулись в квартиру и закрыли дверь.

- Какой приятный сюрприз, - усмехнулся Ги. - И долго он здесь был?

- Не очень. Знаешь, что он мне сказал?

- Что?

- Что я ужасно выгляжу.

- Добрый старый Хатч! Куда бы он ни пришел, везде становится веселее...

Розмари непонимающе посмотрела на него.

- Да он просто завел себе хобби портить людям настроение, - раздраженно продолжал Ги. - Помнишь, как он пытался отговорить нас въезжать сюда?

Ги оперся плечом о дверной косяк.

- Во всяком случае, у него это здорово выходит. Через несколько минут Ги надел пальто и пошел за газетой.



* * *



В половине одиннадцатого вечера зазвонил телефон. Розмари уже лежала в кровати с книгой, а Ги сидел в кабинете перед телевизором. Он подошел к телефону и через минуту принес его в спальню.

- Хатч хочет с тобой поговорить. - Он протянул трубку. - Я сказал, что ты уже отдыхаешь, но у него какое-то срочное дело.

Розмари взяла трубку.

- Хатч?

- Здравствуй, Розмари. Скажи мне дорогая, ты весь день сидишь дома, или все-таки куда-то выходишь?

- Я не выхожу, но мне можно. А что такое? Ги смотрел на нее и хмурился.

- Я с тобой хочу кое о чем поговорить, - сказал Хатч. - Давай встретимся завтра утром, в одиннадцать часов, перед зданием «Сигрэм».

- Ладно, если вам так удобно. А в чем дело? Сейчас нельзя рассказать?

- Лучше не надо. Ничего особенного, так что не переживай. Мы могли бы где-нибудь перекусить. Пусть это будет поздний завтрак. Или ранний ланч.

- Хорошо.

- Ну, ладно. Значит, завтра в одиннадцать у здания «Сигрэм».

- Хорошо. А вы нашли перчатку?

- Нет, ее там не было. Но мне все равно уже надо покупать новые. Спокойной ночи, Розмари. Отдыхай.

- Спокойной ночи, Хатч. Она повесила трубку.

- Что у него случилось? - недовольно спросил Ги.

- Он хочет завтра со мной встретиться. Надо о чем-то поговорить.

- Он не сказал, о чем именно?

- Ни единого слова.

Ги покачал головой и саркастически усмехнулся.

- По-моему, эти приключенческие детские рассказы начали действовать на его рассудок. И где же вы с ним договорились?

- Перед зданием «Сигрэм», в одиннадцать часов. Ги выдернул телефон из розетки и понес его в кабинет. Однако очень скоро он вернулся.

- Беременная у нас ты, а прихоти появляются у меня, - сказал он и снова включил аппарат в спальне, поставив его на ночной столик. - Я пройдусь и куплю мороженого. Тебе взять?

- Хорошо бы.

- Ванильного?

- Да.

Он ушел, а Розмари опустилась на подушки и уставилась в пустоту, позабыв о своей книге. О чем хочет поговорить Хатч? Ничего особенного, сказал он. Но и не пустяк, иначе бы он не стал беспокоить ее на ночь глядя. Может быть, что-то случилось с Джоан? Или с другой девушкой, которая тоже с ними жила?

Она услышала, как в коридоре кто-то позвонил один раз в дверь Кастиветов. Наверное, это Ги; хочет узнать, не купить ли и им тоже мороженого или газет. Очень мило с его стороны. Боль усилилась.

 

Глава 3

 
На следующее утро Розмари позвонила Минни и попросила ее не приносить напиток в одиннадцать часов. Она объяснила, что будет в городе и вернется не раньше, чем в час или в два.

- Ничего страшного, дорогая, - сказала Минни. - Не беспокойся. Тебе ведь не обязательно пить его в определенное время, можно принимать когда угодно, вот и все. Иди, куда тебе надо. День сегодня чудесный и будет полезно подышать свежим воздухом. Позвони мне, когда вернешься, и я сразу же принесу твой напиток.

День был и правда чудесный: солнечный, свежий и бодрящий. Несмотря на сильную боль, Розмари готова была улыбаться. Санта-Клаусы из Армии Спасения стояли с колокольчиками на каждом углу в своих нарядных костюмах, которые уже никого не могли обмануть. Витрины магазинов были украшены по-рождественски, а на Парк авеню выросла целая аллея из елок.

Она подошла к зданию «Сигрэм» без четверти одиннадцать. Хатча еще не было, поэтому она уселась перед фонтаном и подставила лицо солнцу, прислушиваясь к шагам прохожих и обрывкам разговоров, шуму легковых машин и грузовиков. Сейчас она первый раз с удовольствием почувствовала, что платье туго обтягивает ее живот. Роз-мари решила, что после встречи с Хатчем она пройдется по магазинам и поищет платье для будущей матери. Она была рада, что из-за Хатча ей пришлось наконец-то выйти на улицу (только о чем он хочет с ней поговорить?). Боль, даже такая сильная, как у нее, все равно не должна быть оправданием для того, чтобы целыми днями сидеть дома. Надо бороться с ней, бороться очень активно, взяв в помощники воздух и солнце. Нельзя поддаваться унынию и потакать баловству Минни, Романа и Ги. «Боль, уходи! - подумала она. - Исчезни навсегда!» Но, несмотря на такое внушение, боль оставалась.

Без пяти одиннадцать она подошла к стеклянным дверям небоскреба «Сигрэм», где поток людей был наибольшим. «Возможно, Хатч выйдет изнутри, - подумала она. - Может быть, у него там другая встреча. Иначе зачем он выбрал именно это место?» Она напряжений всматривалась в лица прохожих, и в какой-то момент ей даже показалось, что она увидела его, но это была ошибка. Потом Розмари заметила молодого человека, с которым встречалась еще до знакомства с Ги, но, приглядевшись внимательнее, поняла, что опять обозналась. Она продолжала искать глазами Хатча и изредка даже вставала на цыпочки, но все-таки не особенно старалась, потому что была уверена, что если даже и пропустит его, он все равно подойдет сам.

Однако Хатч не появился ни в пять минут двенадцатого, ни в десять. Розмари зашла в холл первого этажа, чтобы посмотреть списки служащих. Возможно, ей попадется какая-нибудь знакомая фамилия, которую она уже слышала от Хатча, и тогда можно будет навести справки. Но список оказался слишком длинный, чтобы прочитать все фамилии; она пробежалась по нему глазами, не нашла никого знакомого и снова вышла на улицу.

Сев на прежнее место, откуда по большим электронным часам на Парк авеню удобно было отсчитывать время, Розмари нетерпеливо поглядывала на проходивших мимо людей. Чужие мужчины и женщины находили друг друга, но Хатча по-прежнему не было, хотя раньше он никогда не опаздывал на свидания; во всяком случае - на свидания с ней.

В одиннадцать сорок она вошла в здание, и служащий из справочной направил ее в подвал, где в конце длинного белого коридора находился зал ожидания с современными черными стульями, абстрактной картиной на стене и единственной стеклянной телефонной кабиной. В кабине стояла симпатичная негритянка, но она быстро закончила разговор и вышла, приветливо улыбаясь. Розмари набрала номер своей квартиры. Однако дома никого не было. Тогда она перезвонила портье и выяснила, что для нее сообщений не было, а ее мужу звонил Руди Хорн, а не мистер Хатчинс. Розмари вынула еще одну десятицентовую монетку, чтобы позвонить Хатчу - там-то уж наверняка должны знать, где он сейчас находится. С первым же гудком трубку подняли и послышался взволнованный женский голос:

- Да?

- Это квартира Эдварда Хатчинса? - поинтересовалась Розмари.

- Да, а кто эта говорит? - Голос у женщины на тем конце провода был не старый и не молодой. «Сорок с небольшим, наверное», - решила Розмари.

- Меня зовут Розмари Вудхаус. Мистер Хатчинс назначил мне встречу в одиннадцать часов, но его до сих пор нет. Вы не знаете, он вообще придет?

Наступила долгая пауза.

- Алло! - взволнованно позвала Розмари.

- Хатч говорил мне о вас, - наконец ответила женщина. - Меня зовут Грейс Кардифф. Я его знакомая. Вчера вечером он заболел. Вернее, уже сегодня ночью.

У Розмари оборвалось сердце.

- Заболел?..

- Да. Он в состоянии глубокой комы. Врачи не могут понять, что происходит. Он в госпитале святого Винсента.

- Какой ужас! Я ведь только вчера разговаривала с ним, примерно в половине одиннадцатого, и голос у него был вполне здоровый...

- Я тоже с ним поздно разговаривала, и мне он тоже показался совершенно нормальным. Но уборщица пришла сегодня утром и увидела, что он лежит на полу без сознания.

- И никто не знает, отчего это произошло?

- Пока нет. Но еще рано. Я уверена, потом они выяснят. И тогда смогут лечить. А пока никто не может ему помочь.

- Господи, какой кошмар! - чуть не плакала Розмари. - С ним раньше ничего такого не случалось?

- Нет, никогда. Я сейчас еду в госпиталь, и если вы оставите мне свой телефон, я вам сразу же позвоню, как только узнаю что-нибудь новое.

- О, спасибо вам. - Розмари дала свой домашний телефон и спросила, не может ли она чем-нибудь быть полезной.

- Нет, спасибо. Пока ничего не надо. Я уже сообщила его дочерям, а больше для него ничего и не сделаешь, пока он не пришел в себя. Но как только понадобится ваша помощь, я сразу же дам вам знать.

Розмари вышла из здания «Сигрэм» и направилась на север по Пятьдесят третьей улице. Перейдя через Парк авеню, она побрела в сторону Мэдисон Сквер, размышляя о том, выживет ли Хатч, а если он умрет (какой эгоизм!), то найдет ли она себе еще такого же друга, на которого можно было бы полностью положиться. Потом Розмари задумалась о Грейс Кардифф. По голосу ей представлялась красивая женщина с сединой. Может быть, у них с Хатчем был роман? Может, эта стычка со смертью - а именно так это и окажется: не сама смерть, а только стычка с ней, - так вот, может быть, эта стычка подтолкнет их, и они поженятся? И в конце концов выйдет, что все было к лучшему? Может быть, может быть...

Розмари перешла через Мэдисон Сквер и где-то около Пятой авеню заглянула в одну из витрин, в которой переливались на солнце яркие фарфоровые фигурки девы Марии, Иосифа, младенца, волхвов, пастухов и домашних животных. Розмари тепло улыбнулась: откуда-то из самого детства на нее вдруг нахлынули забытые приятные чувства, поселившиеся в ее душе еще задолго до теперешнего агностицизма. А потом в зеркальном стекле витрины словно сквозь пелену, наброшенную на сцену Рождества, она увидела свое худое улыбающееся лицо с резко очерченными скулами и черные круги под глазами, которые так напугали вчера Хатча, а сейчас встревожили и ее. Неожиданно кто-то тронул ее за плечо.

- Вот это рука судьбы! - радостно воскликнула возникшая за ее спиной Минни. Она была в белом пальто из искусственной кожи, красной шляпе и своих неизменных очках на цепочке. Ослепительно улыбаясь, Минни весело затараторила:

- А я сегодня сказала себе: если уж Розмари вышла на улицу, то, значит, и мне тоже пора идти и докупить кое-что к Рождеству. И вдруг вижу тебя! Неужели мы с тобой ходим по одним и тем же магазинам?.. Но что с тобой, милочка? На тебе просто лица нет!

- У меня неприятные новости, - сообщила Розмари. - Мой друг серьезно заболел, и сейчас его отвезли в больницу.

- Какой кошмар! Кто же это?

- Его зовут Эдвард Хатчинс.

- Тот, с которым вчера познакомился Роман? Да он целый час потом говорил мне, какой это милый и интеллигентный человек! Какая жалость! А что с ним?

Розмари рассказала - Боже мой! - сокрушалась Минни. - Надеюсь, что все не кончится так, как с бедной Лили Гардинией. Неужели врачи ничего не могут сделать? Ну хорошо хоть, что они признаются в этом. Обычно медики прикрывают свое невежество потоком латинских выражений Если хочешь знать, что я об этом думаю, то послушай: если бы все деньги, которые мы тратим на астронавтов и запуски ракет в космос, применить для медицинских исследований здесь, на земле, то болезней стало бы гораздо меньше. Тебе плохо, Розмари?

- Боль немного усилилась.

- Бедняжка! Знаешь что - нам уже пора домой. Как ты на это смотришь?

- Нет-нет, вам же надо еще купить что-то к Рождеству.

- Ерунда. Впереди целых две недели. А теперь заткни ушки. - Минни достала свисток на тонкой золотой цепочке и пронзительно свистнула. К ним сразу же подрулило такси - Ну, как тебе это нравится? - спросила она. Скоро Розмари была уже в своей квартире. Она снова пила холодный кислый напиток из полосатого стакана, а Минни довольная наблюдала за ней.

 

Глава 4

 
Розмари всегда любила мясо с кровью, теперь же она ела его почти сырым - грела ровно столько, чтобы после холодильника оно не сводило зубы.

Неделя перед праздником и само Рождество были для нее просто ужасными. Боль усилилась до такой степени, что Розмари стало казаться, будто внутри нее что-то оборвалось - какой-то центр, сопротивлявшийся этой боли. Исчезли воспоминания о хорошем самочувствии, и она с какого-то момента просто перестала обращать внимание на эту боль; перестала говорить о ней с доктором Сапирштейном и даже думать на эту тему. Если раньше боль жила в ней, то теперь она сама начала жить внутри этой боли: боль для нее стала всем тем, что постоянно окружает человека - целым миром и временем. Розмари вконец измучилась, и теперь много спала и жадно поедала почти сырое мясо.

Она по-прежнему делала все необходимое по дому: готовила еду и убирала квартиру, отправила рождественские открытки домой (у нее не было настроения поздравлять родных по телефону), потом вложила деньги в поздравительные конверты лифтерам, портье и мистеру Микласу. Розмари читала газеты, старательно пытаясь проявить хоть какой-то интерес к студенческому протесту против призыва в армию или к забастовке, которая угрожала всему городу, но у нее ничего не получалось: ничего не было для нее более реальным, чем призрачный и абсурдный мир боли. Ги купил подарки для Минни и Романа, а друг другу они с Розмари договорились вообще ничего не покупать. Кастиветы подарили им серебряные подносы.

Несколько раз Розмари и Ги ходили в ближайший кинотеатр, но в основном сидели дома или навещали Кастиветов. Там они познакомились с супругами Фаунтэн, Гилмор и Виз, потом с женщиной по фамилии Сабатини, которая все время привозила с собой кошку, и с доктором Шандом - бывшим зубным врачом, который изготовил цепочку для талисмана с таннисом. Все они были пожилые и относились к Розмари с неизменным вниманием и заботой, очевидно, замечая ее плохое самочувствие. Лаура-Луиза тоже бывала там, а иногда к ним присоединялся и доктор Сапирштейн. Роман был прекрасным хозяином - он всегда вовремя наполнял стаканы и умело менял темы бесед. В канун Нового года он предложил тост «За 1966 год, год Номер Один». Розмари это удивило, хотя все остальные его поняли и тост им понравился. Она подумала, что чего-то не успела прочесть в газетах, но, в общем, ей было все равно. Обычно они уходили рано, Ги клал ее спать, а сам возвращался. Он был любимчиком у здешних женщин, которые стайкой собирались вокруг него и весело смеялись над всеми его шутками.

Хатч оставался в коме, по-прежнему глубокой и непобедимой. Грейс Кардифф звонила каждую неделю.

- Никаких перемен, никаких... - с горечью говорила она. - Они до сих пор ничего не в силах понять. Он может прийти в себя завтра утром, а может погрузиться еще глубже, и тогда уже больше не очнется.

Два раза Розмари ездила в госпиталь святого Винсента. Она стояла у кровати Хатча и беспомощно смотрела на его закрытые глаза, чутко прислушиваясь к едва различимому дыханию. Второй раз, в начале января, она встретилась там с его дочерью Дорис, которая сидела у окна палаты с каким-то рукоделием. Розмари познакомилась с ней у Хатча год назад. Эта невысокая милая женщина лет тридцати была замужем за инженером, шведом по происхождению. К несчастью, дочь очень сильно походила на Хатча, но в отличие от отца была с длинными волосами.

Дорис не узнала Розмари, но когда та представилась еще раз, начала смущенно извиняться.

- Не надо, - улыбнулась Розмари. - Я сейчас ужасно выгляжу и прекрасно об этом знаю.

- Нет, вы совсем не изменились. Просто я очень плохо помню лица. Я иногда даже своих детей не узнаю.

Дорис отложила вышивание, и Розмари подсела к ней. Они обсудили состояние Хатча. Потом пришла медсестра и поменяла пузырек в капельнице.

- А у нас с вами один и тот же гинеколог, - сообщила Розмари, как только ушла медсестра.

Они поговорили немного о беременности Розмари и о докторе Сапирштейне, о том, какой он способный и знаменитый. Дорис очень удивилась, когда Розмари сказала, что Ходит к нему каждую неделю.

- Поначалу он осматривал меня раз в месяц, - сказала она. - Потом мы стали встречаться каждые две недели, и лишь в самом конце - раз в неделю. Это было уже на последнем месяце. И мне казалось, что так у всех.

Розмари не нашлась, что ответить, и Дорис почувствовала себя неловко.

- Но, наверное, каждая беременность проходит по-своему, - спохватилась она и улыбнулась, пытаясь замять свою бестактность.

- Именно это он мне и говорит. Вечером она рассказала Ги, что доктор Сапирштейн осматривал Дорис только раз в месяц.

- Со мной что-то не так, - забеспокоилась она. - И он это знал с самого начала.

- Не будь дурочкой, - ответил Ги. - Он бы тебе все рассказал. А если не тебе, то уж мне-то наверняка.

- Да? Он тебе что-нибудь говорил?

- Ничего. Клянусь Богом, ничего.

- Тогда почему он хочет, чтобы я показывалась ему каждую неделю?

- Может быть, он сейчас всех так смотрит. А может, он проявляет к тебе больше внимания, потому что ты знакомая Минни и Романа.

- Нет.

- Ну тогда я не знаю, спроси у него самого. Может быть, ему нравится тебя осматривать, а ее - нет.

Через два дня она все же спросила об этом самого доктора Сапирштейна.

- Эх, Розмари, Розмари... Ну что я вам говорил по поводу ваших подружек! Разве я не предупреждал, что каждая беременность протекает по-своему?

- Да, но...

- И наблюдение тоже надо вести по-разному. Дорис Аллерт уже два раза рожала до нашей с ней встречи, и во время предыдущих беременностей никаких отклонений у нее не было. Поэтому ее и не надо было наблюдать так тщательно, как женщину, которая собирается рожать впервые.

- А вы разве всех смотрите каждую неделю, кто рожает первый раз?

- Пытаюсь, но иногда мне это не удается. С вами все в порядке, Розмари. Боль скоро пройдет.

- Я начала есть сырое мясо. Только немного его разогреваю.

- Еще что-нибудь необычное?

- Нет, - сказала она и про себя удивилась: разве этого не достаточно?

- Ешьте все, что вам захочется. Я ведь уже говорил вам, что у беременной женщины могут появиться самые разные вкусы. Некоторые даже едят бумагу. И перестаньте наконец волноваться! Я не держу никаких секретов от своих пациентов - жизнь и без того сложна. Я вам говорю чистую правду. Ну так как, вы успокоились?

Розмари кивнула.

- Передавайте привет Минни и Роману, - сказал он. - И Ги тоже.

Розмари читала уже второй том «Крушения» и начала вязать Ги полосатый красно-оранжевый шарф для репетиций. Забастовка, о которой так много писали в газетах, все-таки началась, но они практически не ощутили ее последствий, потому что большую часть времени сидели дома, лишь иногда по вечерам наблюдая из окна за толпами, медленно плывущими по улице.

- Эй, крестьяне! - кричал на них Ги. - Домой! Убирайтесь домой, да побыстрее!

Вскоре после того как Розмари рассказала доктору Сапирштейну о своем пристрастии к сырому мясу, она поймала себя на том, что жует сырое куриное сердце. Произошло это на кухне. Розмари посмотрела на свое тусклое отражение в хромированном корпусе тостера, потом опустила взгляд на руку и увидела полусъеденное сердце; по ее пальцам струилась кровь. Она тут же выбросила остатки сердца в мусор, открыла воду и смыла с ладони кровь. Потом, не выключая воду, наклонилась над раковиной и ее вырвало.

Попив воды, она немного успокоилась, умыла лицо, руки и тщательно вычистила раковину специальным средством, выключила воду, вытерлась и некоторое время молча простояла в задумчивости. Затем достала из ящика блокнот, ручку, села за стол и начала писать.



* * *



Ги, уже в пижаме, пришел к ней на кухню в половине восьмого. Перед Розмари лежала раскрытая кулинарная книга. Она выписывала из нее рецепты.

- Что ты здесь делаешь? - спросил он.

- Составляю меню, - сказала она. - Для вечеринки. Двадцать второго января у нас будут гости. Через неделю. - Она поглядела на разбросанные по столу листочки бумаги и подняла один из них. - Мы пригласим Элизу Дунстан с мужем, Джоан с приятелем, Джимми и Тайгер, Аллана с подругой, Лу и Клаудию, Ченсов, Венделлов, Ди Бертиллона с его девушкой - если, конечно, ты хочешь их видеть, - Майка и Педро, Боба и Тea Гудманов, Каппов, - тут она жестом указала в сторону их двери, - и еще Дорис и Акселя Аллерт, если они смогут прийти. Дорис - это дочь Хатча, - пояснила она.

- Знаю, - ответил Ги.

Розмари положила листок на стол.

- Минни и Роман не приглашены. И Лаура-Луиза тоже. А также Фаунтэны, Гилморы и Визы. И доктор Сапирштейн вместе с ними. Это будет особая вечеринка - только для тех, кому меньше шестидесяти.

- Вот это да! - озабоченно покачал головой Ги. - А я-то в списке есть?

- Да, ты есть. И ты будешь барменом.

- О Господи! Ты и правда думаешь, что это будет хорошо?

- По-моему, у меня уже давно не было такой блестящей идеи - Может быть, сначала стоит посоветоваться с Сапирштейном?

- Зачем? Я просто собираюсь устроить вечеринку, а не переплывать Ла-Манш и не взбираться на Аннапурну.

Ги подошел к умывальнику, открыл воду и подставил под струю стакан.

- Ты знаешь, у меня ведь с семнадцатого уже начнутся репетиции.

- Но тебе ничего не придется делать, - ответила Роз-мари. - Просто быть дома и всех очаровывать.

- И готовить напитки. - Он поднял стакан и выпил.

- Ладно, бармена мы найдем. Того, который был у Джоан и Дика, - помнишь? А когда ты захочешь спать, я всех выгоню.

Ги повернулся и с сомнением посмотрел на нее.

- Я хочу видеть именно их, - пояснила Розмари. - Я не Минни с Романом. Я устала уже от всех этих стариков. Ги отвернулся и уставился в пол. Потом снова посмотрел на нее.

- А как твои боли? Розмари сухо улыбнулась.

- Разве я тебе не говорила? Через пару дней все пройдет. Так мне сказал доктор Сапирштейн.



* * *



Обещали прийти все, кроме Аллертов - из-за болезни Хатча - и Ченсов, которые уезжали в Лондон фотографировать Чарли Чаплина. Бармен тоже не смог прийти, зато он порекомендовал другого. Розмари отнесла в чистку свое длинное коричневое бархатное платье, договорилась в парикмахерской насчет прически, заказала вино, ликеры, лед и все необходимое для чилийской запеканки из даров моря Утром в четверг как всегда пришла Минни со своим полосатым стаканом и застала Розмари за разделкой крабов и омаров. - Как интересно! - заулыбалась она, устремляясь в кухню. - Что это?

Розмари объяснила, остановив ее в дверях.

- Сейчас я все это заморожу, а в субботу буду готовить. К нам придут гости.

- Решили повеселиться?

- Да. У нас много старых друзей, которых мы не видели уже сто лет. Многие даже не знают еще, что я беременна.

- Я могла бы помочь, если хочешь. Я умею хорошо накрывать на стол.

- Спасибо за предложение. Но я думаю, что управлюсь сама. У нас будет все а-ля-фуршет, так что мне почти ничего не придется делать.

- Пальто можно будет сложить у нас.

- Не стоит, Минни. Вы и без того для меня много делаете. Правда.

- Ну, если передумаешь, дай знать. А теперь пей. Розмари с отвращением посмотрела на стакан.

- Я не хочу. То есть, сейчас не хочу. Я попозже выпью, а стакан принесу.

- Ему нельзя долго стоять.

- А он и не будет стоять. Вы идите. А стакан я верну потом.

- Я могу и подождать, чтобы тебе не надо было идти ко мне.

- Не стоит. Я очень нервничаю, когда на меня смотрят во время готовки. И потом мне все равно надо на улицу, так что я буду проходить мимо вашей двери.

- На улицу?

- Да, в магазин. Ну, а теперь идите. Вы очень добры ко мне, даже слишком...

Минни обиженно нахмурилась и сделала шаг назад.

- Только долго не жди. А то витамины пропадут. Наконец Розмари с облегчением закрыла за ней дверь, вернулась в кухню, постояла немного со стаканом в руке, а потом решительно вылила его содержимое в раковину.

Через час, очень довольная собой, она уже заканчивала запеканку. Когда блюдо было готово и поставлено в холодильник, Розмари приготовила свой собственный напиток из молока и сливок, добавив туда яйцо, сахар и херес - получилась душистая рыжевато-коричневая жидкость.

- Ну держись, Дэвид-или-Аманда! - сказала она и попробовала. Ей очень понравилось.

 

Глава 5

 
В половине десятого уже казалось, что никто не придет. Ги засыпал в камин угля, приготовил лучину и вытер руки платком. Розмари вышла из кухни и остановилась, глядя на мужа со своей болью и только что сделанной прической, в коричневом бархатном платье. Бармен возился с лимонными корками, салфетками, стаканами и бутылками. Он был очень симпатичным итальянцем и звали его Ренато. Бармен производил впечатление человека не бедного и, видимо, мог в любой момент бросить это занятие, если оно ему наскучит Сначала пришли Венделлы - Тэд и Кэрол, а через минуту Элиза Дунстан со своим мужем Хьюгом, который немного прихрамывал. Потом появился Аллан Стоун, агент Ги, с красивой манекенщицей-негритянкой Рэйн Морган, за ними - Джимми и Тайгер, Лу, Клаудия Камфорт и ее брат Скотт.

Ги складывал пальто на кровать. Ренато повеселел и принялся размешивать коктейли... Розмари указывала пальцем на входящих и знакомила всех Джимми, Тайгер, Рэйн, Алан, Элиза, Хьюг, Кэрол, Тэд, Клаудия, Лу, Скотт, Боб и Тea Гудманы пришли со своими друзьями Пегги и Стэном Килер.

- Ничего страшного! - улыбнулась Розмари. - Ерунда Чем больше гостей, тем веселее! Каппы явились без пальто.

- Ну и путешествие! - сказал мистер Капп («Это Бернард», - машинально представила его Розмари). - Автобус, три поезда и паром. Мы вышли из дома пять часов назад!

- Можно, я посмотрю квартиру? - спросила Клаудия. - Если она вся такая симпатичная, то я себе просто горло перережу.

Майк и Педро принесли букеты алых роз. Педро прижался щекой к Розмари и прошептал:

- Пусть он тебя получше кормит, а то ты прямо зеленая стала.

Розмари продолжала знакомить гостей:

- Филлис, Бернард, Пегги, Стэн, Тea, Боб, Лу, Скотт, Кэрол...

Потом понесла розы на кухню, куда следом за ней сразу же вошла Элиза со стаканом в руке и фальшивой сигаретой, с помощью которой она пыталась бросить курить.

- Какая ты счастливая! - сказала она. - Такой прекрасной квартиры я еще ни у кого не видела. Вот это кухня! С тобой все в порядке, Рози? Ты выглядишь какой-то усталой.

- Спасибо, что не сказала хуже. Мне сейчас действительно не совсем хорошо, но я скоро поправлюсь. Я беременна.

- Не может быть. Это же здорово! И когда ждете?

- Двадцать восьмого июня. С пятницы уже пойдет пятый месяц.

- Вот здорово! А как тебе доктор Хилл? Просто мечта Запада, правда?

- Да, но я к нему больше не хожу.

- Почему?

- У меня теперь другой врач, пожилой, - Сапирштейн.

- Зачем? Он ведь не может быть лучше Хилла.

- Он очень известный и к тому же - друг наших хороших знакомых. Вошел Ги.

- Ну, поздравляю тебя, папочка! - улыбнулась Элиза.

- Спасибо. Ро, подавать соус?

- Да, пожалуйста. Посмотри, какие розы! Это Майк и Педро принесли.

Ги взял со стола поднос с галетами и кувшин с розоватым соусом.

- А ты возьми другой, ладно? - попросил он Элизу.

- Конечно, - ответила она, взяла второй кувшин и пошла за ним.

- Я сейчас приду! - крикнула вдогонку им Розмари. Ди Бертиллон пришел с актрисой Портией Хэйнес, а Джоан позвонила и предупредила, что они задерживаются в других гостях и будут только через полчаса.

- Какая же ты вредная со своими секретами! - Тайгер крепко обняла Розмари и поцеловала.

- Кто беременный? - раздался вдруг чей-то голос, а другой ответил: - Розмари.

Она поставила одну вазу с цветами на камин, а другую - на столик в спальне.

- Поздравляю, - сказала Рэйн Морган. - Я так и поняла, что это ты беременная.

Ренато подал Розмари стакан с разведенным виски.

- Первый напиток я всегда делаю крепким, - объяснил он. - Чтобы все разогрелись. А потом перехожу на более легкие.

Майк через всю комнату помахал ей рукой и одними губами выразительно произнес: «Поздравляю». Розмари улыбнулась, кивнула и тоже одними губами ответила:

«Спасибо».

- Здесь жили сестры Тренч, - сказал вдруг кто-то из гостей, а Бернард Капп добавил: - И Адриан Маркато, и Кит Кеннеди.

- И Перл Эймс, - поддержала его Филлис Капп.

- Сестры Трент? - переспросил Джимми.

- Тренч, - поправила Филлис. - Они ели маленьких детей.

- И не просто ели, - сказал Педро, - а прямо-таки пожирали.

Розмари закрыла глаза и затаила дыхание - боль резко усилилась. Может быть, это из-за выпивки? Она отставила стакан в сторону.

- Тебе плохо? - наклонилась к ней Клаудия.

- Все в порядке. - Розмари улыбнулась. - Просто небольшой спазм.

Ги разговаривал с Тайгер, Портией Хэйнс и Ди.

- ..Еще рано судить, - объяснил он» - Мы репетируем только шесть дней. Хотя смотреть ее гораздо приятнее, чем читать.

- А играть, наверное, тяжело, - предположила Тайгер. - Послушай, а что сейчас с тем парнем? Он все еще слепой?

- Не знаю, - пожал плечами Ги.

- С Дональдом Бомгартом? - уточнила Портия. - Да ты его знаешь, Тайгер. Он живет с Зоей Пайпер.

- Так это он? А я и не знала, что знакома с ним!

- Он сейчас пишет великолепную пьесу, - продолжала Портия. - По крайней мере первые два акта очень интересные. Такой яростный гнев, как у Осборна.

- К нему не вернулось зрение? - осторожно спросила Розмари.

- Нет, - вздохнула Портия. - Все уже отчаялись. Он, конечно, храбрится, изо всех сил пытается привыкнуть к своему состоянию... Это, собственно, и побудило его взяться за пьесу. Он диктует, а Зоя пишет.

Наконец пришла Джоан. Ее спутнику было за пятьдесят. Она взяла Розмари за руку, отвела в сторону и взволнованно спросила:

- Что с тобой стряслось? Что случилось?

- Ничего, - ответила Розмари. - Просто я беременна.



* * *



Розмари с Тайгер заправляли салат на кухне, когда к ним вошли Джоан и Элиза и закрыли за собой дверь - Как, ты говоришь, зовут твоего врача? - начала Элиза.

- Сапирштейн.

- И его удовлетворяет твое состояние? - спросила Джоан.

Розмари кивнула.

- Клаудия сказала, что у тебя только что был спазм.

- У меня начались сильные боли, но они скоро пройдут, это нормально.

- Что еще за боли? - удивилась Тайгер.

- Боль, просто боль. Сильная боль, вот и все. Это потому, что у меня с трудом расходятся кости таза.

- Рози, поверь мне: у меня это уже дважды позади, но боль не бывает такая сильная; просто немного ноет, и все, - сказала Элиза.

- У всех по-разному, - ответила Розмари, механически размешивая деревянной ложкой салат. - Каждая беременность имеет свои особенности.

- Но не такие же! - возразила Джоан. - Ты выглядишь, как чемпионка среди заключенных концлагеря. Ты уверена, что твой врач все правильно тебе назначает?

Розмари заплакала, тихо и беспомощно, продолжая держать ложку в салате. Слезы побежали по ее бледным щекам.

- О, Боже! - всплеснула руками Джоан и посмотрела на Тайгер, ожидая от нее подмоги. Тайгер обняла Роз-мари за плечи и принялась утешать: - Ш-ш-ш, тихо. Ну не надо, Рози! Ш-ш-ш...

- Ладно вам, - сказала Элиза. - Лучше не трогайте ее. Она и так весь вечер, как на иголках.

Розмари беззвучно рыдала, и черные полосы туши пролегли по ее щекам. Элиза усадила ее на стул. Тайгер забрала ложку и отодвинула вазы с салатом на дальний угол стола.

Дверь приоткрылась, но Джоан подскочила и захлопнула ее. Это был Ги.

- Эй, дайте мне войти, - попросил он.

Извини, - отозвалась Джоан. - Вход только девушкам.

- Мне надо поговорить с Розмари.

- Нельзя, она занята.

- Послушай, мне надо вымыть стаканы.

- Иди в ванную. - Она прислонилась плечом к двери и не пускала его.

- Черт побери, да откройте же! - требовал он с другой стороны.

Розмари, все еще сгорбившись, плакала, руки беспомощно лежали на коленях, плечи вздрагивали. Элиза то и дело вытирала ей лицо краем полотенца, а Тайгер ласково гладила по голове и тихонько шептала какие-то слова утешения. Постепенно слезы стали стихать.

- Мне так больно! - пожаловалась Розмари. - И я так боюсь, что ребенок умрет.

- Твой врач что-нибудь делает? - спросила Элиза. - Лечит тебя как-нибудь, дает лекарства?

- - Ничего, совсем ничего.

- А когда это началось? Розмари всхлипнула.

- Когда начались боли, Рози?

- Перед Днем Благодарения. В ноябре.

- В ноябре? Что?! У тебя такая боль ноября, а врач ничего не делает?!

- Он говорит, что все скоро пройдет.

- А он показывал тебя другим докторам? - спросила Джоан.

Розмари отрицательно покачала головой.

- Он очень хороший, - сказала она, пока Элиза вытирала ей щеки. - Известный.

- По-моему, он просто сумасшедший садист, - отрезала Тайгер.

- Такая боль - это сигнал, что что-то случилось, - добавила Элиза. - Я не хочу тебя пугать, Рози, но лучше тебе показаться доктору Хиллу. Кому угодно, покажись, кроме этого...

- Этого идиота, - подсказала Тайгер.

- Он не может быть прав, если позволяет тебе так страдать, - поддержала Элиза.

- Я не соглашусь на аборт, - заявила Розмари. Джоан от двери прошептала:

- А тебе никто и не говорит про аборт! Просто пойди к другому врачу, и все.

Розмари забрала у Элизы полотенце и промакнула глаза.

- Он предупреждал, что все так и будет. - Она посмотрела на следы туши на полотенце. - Что мои подружки скажут, будто у них все прошло нормально, а со мной что-то не так.

- Я не понимаю тебя, - обиделась Тайгер.

- Он сказал мне не слушать подруг, - объяснила Розмари.

- Но ты же слушаешь нас! Что за мерзкие советы он тебе дает?

- Мы просто хотим, чтобы ты пошла к другому врачу, - ласково сказала Элиза. - Я думаю, ни один уважающий себя специалист не станет возражать против этого, если так лучше для его пациента.

- Так и сделай, - добавила Джоан. - Прямо в понедельник утром.

- Ладно, - согласилась Розмари.

- Обещаешь? - строго спросила Элиза. Розмари кивнула.

- Обещаю. - Она улыбнулась. - Мне уже лучше. Спасибо.

- Ну, теперь ты еще хуже выглядишь. - Тайгер раскрыла сумочку. - На, подрисуй глаза. И все остальное. - Она выложила на стол перед Розмари все свои коробочки и тюбики.

- Мой наряд! - воскликнула Розмари.

- Мокрую тряпку! - тут же среагировала Элиза и бросилась к раковине.

- Чесночный хлеб! - закричала Розмари.

- Ставить или вынимать? - вскочила Джоан.

- Ставить. - Розмари щеточкой для туши указала на холодильник, на котором лежали две завернутые в фольгу буханки.

Тайгер взялась за салат, а Элиза стала вытирать длинное вечернее платье Розмари, испачканное каплями размытой туши.

- В следующий раз, когда соберешься плакать, не надевай бархат, - посоветовала она.

Вошел Ги и удивленно посмотрел на них.

- Обмениваемся косметическими советами, - сказала Тайгер. - Тебе интересно?

- Все в порядке? - спросил он у Розмари.

- Да, - ответила она, улыбаясь.

- Немного пролила заправки на платье, - объяснила Элиза.

- А кухонным работникам полагается выпить, как вы считаете? - поинтересовалась Джоан.

Запеканка пользовалась успехом, салат тоже (Тайгер чуть слышно шепнула Розмари: «Это он из-за твоих слез такой вкусный»).

Ренато выбрал шипучее вино и с хлопком откупорил его.

Брат Клаудии, Скотт, сидел в кабинете с тарелкой на коленях и вещал:

- Зовут его Альтизер и сейчас он, по-моему, в Атланте, а заявляет он следующее: «Бог умер, и это исторический факт, свершившийся уже в наше время». Причем он имеет в виду, что Бог умер в буквальном смысле этого слова.

Его внимательно слушали Каппы, Рэйн Морган и Боб Гудман.

Джимми, который стоял в гостиной у окна, вдруг радостно воскликнул:

- Ого, снег начинается!

Стэн Килер рассказал целую серию польских анекдотов, и Розмари громко смеялась над ними.

- Смотри не напейся, - тихо шепнул ей Ги. Все еще смеясь, она повернулась и показала ему стакан:

- Да ведь это же лимонад!

Приятель Джоан сидел на полу и гладил лодыжки своей подруги. Элиза беседовала с Педро, который вежливо кивал, а сам поглядывал на Майка и Аллана, устроившихся на диване в другом конце комнаты. Клаудия начала гадать желающим по руке.

Виски кончалось, но все остальное было просто замечательно.

Розмари подала кофе, вытряхнула пепельницы и ополоснула стаканы. Тайгер и Кэрол Венделл помогали ей.

Потом она села на подоконник рядом с Хьюгом Дунстаном и, попивая кофе, стала смотреть на падающие снежные хлопья. Их было много - целая армия снежинок. Время от времени самая отчаянная снежинка выбивалась из общего потока и, ударяясь о стекло, тут же таяла.

- Каждый год я даю себе слово уехать из города, - задумчиво говорил Хьюг Дунстан, - чтобы избавиться от всех этих преступлений, шума и всего прочего. Но вдруг начинается снегопад или какой-нибудь фестиваль, и я остаюсь.

Розмари улыбнулась, продолжая следить за снежинками.

- Вот из-за чего мне так хотелось получить эту квартиру, - сказала она, - Чтобы сидеть у камина и смотреть, как падает снег. Хьюг с любопытством посмотрел на нее.

- Ты, наверное, до сих пор еще читаешь Диккенса?

- Конечно. Все читают Диккенса. К ним подошел Ги.

- Боб и Тea тоже уходят, - сообщил он.



* * *



В два часа ночи все разошлись, и Розмари с Ги остались одни в огромной пустой гостиной среди грязных стаканов, салфеток и переполненных пепельниц. («Не забудь», - напомнила ей на прощанье Элиза и погрозила пальцем. Но она и так не забудет.) - Ну, а теперь - за работу! - скомандовал Ги, собравшись с духом начать уборку.

- Ги, - тихо позвала Розмари.

- Да?

- Я пойду к доктору Хиллу. В понедельник утром. Он ничего не ответил, только молча посмотрел на нее.

- Я хочу, чтобы он проверил меня. Доктор Сапирштейн или обманывает меня, или... Или я не знаю, но он, наверное, выжил из ума. Такая боль - это сигнал, что со мной что-то не так.

- Розмари...

- И я больше не пью тот напиток, который приносит мне Минни. Я хочу принимать витамины в таблетках, как и все остальные. Я уже три дня его не пью. Я оставляю его, а когда она уходит, выливаю.

- Ты...

- Я вместо этого пью свой собственный напиток. Ги вдруг рассвирепел и, указывая пальцем в сторону кухни, закричал:

- Так вот что наговорили тебе эти сучки! Вот зачем они приходили! Уговорить тебя поменять врача?!

- Они мои подруги, не называй их так.

- Да это просто свора обезумевших сучек, которые лезут не в свое дело, черт бы их побрал!

- Они просто хотели, чтобы я посоветовалась с другим врачом.

- У тебя самый лучший врач в Нью-Йорке! А кто такой этот доктор Хилл? Никто - вот кто он такой!

- - Я уже устала слышать о том, как знаменит ваш любимый Сапирштейн. - Розмари чуть не плакала. - У меня боль не прекращается с самого Дня Благодарения, а он только и твердит, что она не сегодня-завтра пройдет!

- Ты не будешь менять врача. Мы и так уже черт знает сколько платим Сапирштейну, а теперь еще придется платить твоему Хиллу? Даже и речи об этом быть не может!

- Я не буду менять врача. Пусть просто доктор Хилл осмотрит меня и даст свое заключение.

- Я тебе не разрешаю. Это.., это, в конце концов, нечестно по отношению к Сапирштейну.

- Нечестно? О чем ты говоришь вообще? А по отношению ко мне это честно?

- Тебе нужно еще одно мнение? Ладно. Скажи Сапирштейну. Пусть он сам решит, кому тебя показать. И придется тебе быть с ним вежливой до конца, он все-таки специалист в своем деле.

- Я хочу пойти к доктору Хиллу. Если ты не желаешь платить, я отдам свои...

Внезапно Розмари замолчала и замерла как вкопанная. По лицу ее покатилась слеза и остановилась у уголка рта.

- Ро?

Боль прекратилась. Ее больше не было! Она смолкла, : как заклинивший автомобильный сигнал, который наконец-таки отключили. Боль прошла, она исчезла навсегда, безвозвратно. Слава Всевышнему! Нет ее, и все тут. И, Боже мой, как же хорошо она начнет теперь чувствовать себя, вот только надо перевести дыхание...

- Ро? - озабоченно переспросил Ги и сделал осторожный шаг к ней.

- Она прекратилась. Эта боль.

- Прекратилась?

- Только что. - Розмари попыталась улыбнуться. - Она куда-то исчезла, и все. - Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, потом прислушалась к себе и вздохнула еще глубже. Как давно ей не приходилось так вот свободно дышать! С самого Дня Благодарения.

Когда Розмари открыла глаза, Ги продолжал обеспокоенно смотреть на нее.

- Что за напиток ты себе готовила?

Сердце у нее оборвалось. Она убила ребенка. Хересом. Или испорченным яйцом. Или их сочетанием. Ребенок умер, поэтому боль прекратилась. Боль была ребенком, а она убила его своей самонадеянностью!

- Яйцо, - сказала она, - молоко, сливки, сахар. - Розмари моргнула, провела рукой по щеке и посмотрела на него. - Херес, - добавила она невинным голосом.

- Сколько ты наливала хереса?

И вдруг что-то внутри нее шевельнулось.

- Много?

И еще раз. Там, где раньше ничего не шевелилось. Легкое приятное щекотание. Она глупо и беспомощно хихикнула.

- Розмари, ради Бога, скажи мне, сколько ты наливала хереса?

- Он живой, - тихо сказала она и снова беззвучно засмеялась, поджав губы и изумленно подняв брови. - Он шевелится. Все в порядке. Он не умер. Он двигается! - Она посмотрела на свой живот под коричневым бархатом и осторожно положила на него руки. Теперь она уже ясно почувствовала, как что-то внутри нее снова шевельнулось - это были ручки. Или ножки.

Розмари подошла к Ги, и, не глядя на него, протянула руку, взяла его ладонь и положила себе на живот. Внутри тут же что-то послушно шевельнулось в ответ.

- Ты чувствуешь? - спросила она. - Ну вот, опять. Чувствуешь?

Он побледнел и отнял руку.

- Да. Да, я почувствовал.

- Не надо его бояться. - Она рассмеялась. - Он тебя не укусит.

- Это чудесно! - выдохнул Ги.

- Правда? - Она снова посмотрела на живот. - Он живой. Он лягается. Там, внутри.

- Я тут немного приберу, - сказал Ги, подняв со стола пепельницу и стакан. Потом еще один.

- Ну ладно, Дэвид-или-Аманда. Ты доказал свое присутствие, а теперь успокойся. Мамочке надо убирать квартиру. - Розмари засмеялась. - Боже мой! Он такой подвижный! Значит, будет мальчик, да? Ну ладно там, потише. У тебя впереди еще целых пять месяцев, так что экономь силы. - Все еще смеясь, она обратилась к Ги: - Поговори с ним, Ги, ты ведь все-таки отец. Скажи ему, что нельзя быть таким нетерпеливым.

Розмари смеялась, потом смеялась и плакала одновременно, бережно обхватив обеими руками живот, на который капали сладкие слезы счастья.

 

Глава 6

 
Насколько плохо ей было раньше, настолько теперь все стало хорошо. Боль прекратилась, и вернулся сон. Розмари спала по десять часов, без всяких сновидений, а со сном пришел и аппетит: теперь ей хотелось мяса - только не сырого, а жареного, - яиц, овощей, сыра, фруктов и молока. За несколько дней исхудалое лицо Розмари вернулось к своим прежним очертаниям, и через пару недель она выглядела уже так, как и подобает всякой беременной женщине: здоровая, гордая и очень красивая.

Она выпивала напиток Минни, как только та приносила его, причем до последней капли, чтобы не было причин опасаться, что ребенку может повредить недостаток витаминов. Вместе с напитком ей стали приносить и какое-то пирожное с хрустящей белой начинкой, похожей на марципан. Она тоже сразу съедала его, наслаждаясь необычным вкусом и сознанием того, что сейчас она, наверное, самая исполнительная на свете будущая мама.

Доктор Сапирштейн мог бы долго распространяться по поводу исчезновения боли, но, слава Богу, не стал. Он просто сказал: «Пора бы уж» - и приставил стетоскоп к выпирающему животу Розмари. Почувствовав движение ребенка, он очень обрадовался и даже взволновался, что было довольно странно, ведь ему наверняка приходилось испытывать такое уже сотни и сотни раз. Но это, наверное, и было именно то восхищение и радость, которые отличают великолепного врача от просто хорошего.

Розмари купила туалеты для будущей мамы: черный костюм и красное платье в белый горошек. Через две недели после вечеринки они с Ги пошли в гости к Лу и Клаудии Камфорт.

- Никак не могу привыкнуть к тебе! - радостно воскликнула Клаудия, держа Розмари за руки. - Ты теперь выглядишь в сто раз лучше. Нет, в тысячу раз!

Миссис Гоульд, которая жила по соседству, тоже обрадовалась:

- Еще несколько недель назад мы так волновались за вас - вы выглядели очень усталой и изможденной. А теперь вы просто другой человек! Артур только вчера рассказал мне о вашем состоянии...

- Спасибо, я сейчас действительно чувствую себя гораздо лучше. Некоторые беременности начинаются плохо, но потом все исправляется. А ведь бывает и наоборот... Так что я рада, что все плохое у меня уже позади.

Теперь она стала ощущать лишь слабую боль, которая скрывалась раньше за основной - в мышцах спины и в набухшей груди, - но об этих неудобствах писалось в книге, которую заставил выбросить доктор Сапирштейн. Однако эта боль не казалась Розмари странной; наоборот, с ней она чувствовала себя более уверенно. Соль по-прежнему вызывала тошноту, но что в конце концов такое была для нее соль?

Пьеса, в которой участвовал Ги, должна была впервые исполняться в Филадельфии в середине февраля. К этому времени режиссер сменялся уже дважды, а название - целых три раза. Доктор Сапирштейн не разрешил Розмари выехать с мужем на репетиции, поэтому она поехала в Филадельфию в день премьеры вместе с Минни, Романом, Джимми и Тайгер в старом «паккарде» Джимми, Поездка была не из приятных. Розмари, Джимми и Тайгер видели эту постановку еще в Нью-Йорке и мало рассчитывали на успех. Они, правда, надеялись, что кто-нибудь из критиков все же заметит и оценит игру Ги, тем более что Роман привел много случаев из жизни великих актеров, которые сделали свою карьеру на пьесах, мало интересовавших публику.

Несмотря на необычные декорации, костюмы и освещение, спектакль был скучным и многословным. Мать Ги, которая специально прилетела из Монреаля, утверждала, что представление замечательное, а Ги просто великолепен. Это была маленькая жизнерадостная блондинка, беспрестанно щебечущая о своем расположении к Розмари, Аллану Стоуну, Джимми, Тайгер и Минни с Романом. Минни и Роман улыбались, все остальные были очень взволнованы. Розмари показалось, что Ги и правда играет неплохо, но такое же чувство было у нее, когда она видела его и в «Лютере», и в пьесе «Никто не любит альбатроса», однако ни один из этих спектаклей не заслужил никакой похвалы критиков. Первые отзывы прессы появились лишь после полуночи, и все как один в пух и прах разносили саму пьесу и восхваляли игру Ги, причем в одной из рецензий ему были посвящены целых два абзаца. Другая статья, появившаяся на следующее утро, была озаглавлена: «Исключительная игра на убогой сцене», и в ней говорилось, что Ги - это «практически неизвестный до сих пор актер, который несомненно обладает феноменальными способностями и должен играть в более интересных и значительных постановках».

Поездка назад в Нью-Йорк была намного приятней.



* * *



Пока Ги был в отъезде, у Розмари нашлось немало дел. Ей надо было оформить заказ на желто-белые обои для детской, купить ванночку, кроватку и стол. Потом написать о новостях домой (она давно уже это откладывала), купить одежду для малыша и что-нибудь для себя; решить, какое объявление дать о рождении, как кормить - грудью или искусственной смесью, и как назвать его или ее: Эндрю, Даглас или Дэвид; Аманда, Дженни или Хоуп.

И еще следовало заняться гимнастикой - утром и вечером - потому что она решила рожать сама. Розмари твердо была в этом уверена, и доктор Сапирштейн полностью ее поддерживал. Они договорились, что стимулирующий укол он сделает в самый последний момент, и то, если она его специально об этом попросит. Лежа на полу, Розмари поднимала ноги вертикально вверх и держала их так, считая до десяти. Она училась быстро и поверхностно дышать, представляя себе тот счастливый момент, когда ребенок выйдет наконец из ее активно помогающего ему тела.

Розмари проводила вечера в Минни и Романа, один раз ходила к Каппам и к Хьюгу и Элизе Дунстан. («Ты еще не наняла няньку? - спросила Элиза. - Об этом давно надо было позаботиться. Сейчас, наверное, уже и не найдешь». Но доктор Сапирштейн, когда на другой день она ему все рассказала, успокоил ее, заявив, что он давно уже договорился с нянькой, которая готова после родов помогать ей сколько угодно. И разве он раньше ей этого не говорил? Это мисс Фицпатрик - одна из самых лучших.) Ги звонил каждые два или три дня - по вечерам после спектакля. Он рассказывал Розмари о своих делах и о том, что ему предложили хорошую роль в новом мюзикле, а она сообщила ему про мисс Фицпатрик, про обои и пинетки, которые собиралась вязать Лаура-Луиза.

Пьесу повторяли пятнадцать раз, и Ги смог приехать домой всего на два дня, а потом улетел в Калифорнию на пробы по приглашению кинокомпании «Уорнер Энтерпрайзес». И лишь после завершения проб он приехал уже надолго. У него было теперь две роли, из которых он мог выбрать любую: или кино, или тринадцать серий «Гринвич-Вилледж», по полчаса каждая. Фирма братьев Уорнер тоже сделала ему предложение, но Аллан отклонил его из-за низкой оплаты.

Малыш лягался, как демон. Розмари требовала, чтобы он утих и грозилась отшлепать его.

Муж сестры Маргариты позвонил им и сообщил, что у них родился сын весом в восемь фунтов и назвали его Кевин Майкл. Позже появилось официальное сообщение о рождении - очень подробное, с именем, датой и часом рождения, весом и ростом («Почему не указана группа крови?» - с иронией спросил Ги). Розмари решила, что лучше дать самое скромное объявление: их имена, имя ребенка и число. И назвать его Эндрю Джон или Дженнифер Сюзан. И кормить грудью, а не искусственно.

Они перенесли телевизор в гостиную и раздали всю мебель из кабинета друзьям. Потом привезли и наклеили обои, поставили ванночку, кроватку и стол, но через несколько дней переставили все заново. Розмари положила в стол пеленки, резиновые штанишки и распашонки, настолько крошечные, что, держа одну из них в руках, она не удержалась и засмеялась.

Они отметили вторую годовщину свадьбы и тридцатитрехлетие Ги, потом устроили еще одну вечеринку, пригласив Дунстанов, Ченсов, Джимми и Тайгер. Ходили смотреть «Морган», и еще им удалось попасть на закрытый просмотр «Мэйм».

Живот Розмари становился все больше и больше, он раздувался, как шар, и был тугой, как барабан, а над ним возвышалась крупная грудь. Утром и вечером Розмари делала упражнения: поднимала вверх ноги, сидела на пятках, тренировала поверхностное дыхание.

В конце мая, когда пошел уже девятый месяц, она собрала небольшой чемоданчик со всем необходимым для больницы - ночными рубашками, специальными лифчиками для кормления грудью, новым стеганым халатом и тому подобным, и поставила его наготове у дверей спальни.



* * *



В пятницу 3 июня в госпитале святого Винсента умер Хатч. Аксель Аллерт, его зять, позвонил Розмари и сообщил эту печальную новость. Он сказал, что панихида будет во вторник, в одиннадцать, в культурном центре на Шестьдесят четвертой улице, в западной части города.

Розмари расплакалась. Отчасти из-за того, что ей было очень жаль Хатча, а еще потому, что она совсем позабыла о нем в последние месяцы, и теперь ей казалось, что это тоже ускорило его смерть. Раз или два ей звонила Грейс Кардифф, и лишь однажды она сама позвонила Дорис Аллерт, но так ни разу и не навестила его. Сначала ей думалось, что в этом нет особого смысла, раз он не пришел в себя, а как только она сама оправилась от своего недуга, ей стало боязно находиться возле больного человека: она инстинктивно опасалась, что это может как-то вредно сказаться на ее ребенке.

Когда Ги услышал новость, он побледнел, замолчал и просидел в таком состоянии несколько часов. Розмари была тронута глубиной его переживаний.

Она пошла на церемонию одна: у Ги были съемки, и он никак не мог пропустить их, а Джоан как назло заболела гриппом. В красивом небольшом зале собралось человек пятьдесят. Пришел священник, и в двенадцатом часу началась служба, которая оказалась очень короткой. Потом выступил Аксель Аллерт и еще один мужчина, который, очевидно, знал Хатча много лет. Затем все двинулись к выходу, и Розмари выразила свое сочувствие стоявшим у гроба Акселю и Дорис Аллерт, а также второй дочери Хатча, Эдне, и ее мужу. Вдруг какая-то женщина взяла ее за руку и спросила:

- Простите меня, вы ведь Розмари, да? Это была симпатичная и модно одетая женщина лет пятидесяти, с седыми волосами.

- Я Грейс Кардифф, - представилась она. Розмари пожала ей руку и поблагодарила за телефонные звонки.

- Вот это я хотела вчера отправить вам по почте, - сказала Грейс Кардифф, показывая сверток, по форме напоминавший книгу. - А потом мне пришло в голову, что я вас сегодня, наверное, увижу. - Она отдала сверток Розмари, и та увидела, что на нем был написал ее собственный домашний адрес и обратный адрес Грейс Кардифф.

- Что это? - спросила она.

- Это книга, которую Хатч просил передать вам. Он очень на этом настаивал.

Розмари не поняла ее.

- Перед самой смертью к нему на несколько минут вернулось сознание, - рассказала Грейс Кардифф. - Меня в это время там не было, но он попросил сестру передать, чтобы я отдала эту книгу вам. Она лежала у него дома на письменном столе. Он, очевидно, читал ее в ту самую ночь, когда произошел удар. Он очень беспокоился и напомнил об этом сестре два или три раза - боялся, что она забудет. И еще он просил вам передать, что в этой книге содержится анаграмма.

- В названии книги? - уточнила Розмари.

- Очевидно. Может быть, он был в бреду, сейчас уже трудно сказать. Он изо всех сил сражался с комой, от этих усилий и умер. Когда он очнулся, то подумал, что проснулся на следующее утро, и вспомнил, что ему надо встретиться с вами в одиннадцать часов...

- Да, у нас была назначена встреча, - со слезами кивнула Розмари.

- А потом он понял, что с ним случилось, и сказал сестре, чтобы я передала эту книгу вам. Он повторил это несколько раз.., и потом умер. - Грейс Кардифф улыбнулась, будто говорила о чем-то приятном. - Это старая английская книга о колдовстве.

Розмари с интересом оглядела сверток.

- Не понимаю, зачем ему надо было, чтобы я это прочла, - удивилась она.

- Он очень этого хотел. А в названии есть анаграмма. Милый Хатч! Он мечтал, чтобы в жизни все было так же, как в его добрых приключенческих книгах...

Они вместе вышли из зала.

- Я еду в город. Может быть, вас подбросить куда-нибудь? - предложила Грейс Кардифф.

- Нет, спасибо, - ответила Розмари. - Мне надо домой.

Они направились к перекрестку. Многие из присутствовавших на панихиде уже ловили такси. Двое мужчин остановили машину и предложили ее Розмари. Она отказалась и хотела уступить очередь Грейс Кардифф, но та запротестовала:

- Я не могу воспользоваться этой машиной, - объяснила она. - Сперва должны ехать вы; вы ведь сейчас в привилегированном положении... Когда вы ждете ребенка?

- Двадцать восьмого июня.

Розмари поблагодарила мужчин и села в такси. Машина оказалась маленькой и сидеть в ней было неудобно.

- Желаю удачи, - сказала Грейс Кардифф и мягко закрыла дверцу.

- Спасибо, - ответила Розмари. - И за книгу спасибо. - Потом она обратилась к шоферу: - В Брэмфорд, пожалуйста.

Когда такси уже тронулось, она еще раз напоследок улыбнулась Грейс Кардифф.

 

Глава 7

 
Розмари хотела развернуть книгу прямо в такси, но увидела, что машина увешана всякими просьбами соблюдать полную чистоту, разными пепельницами и зеркалами, к тому же ей не хотелось возиться с бумагой и бечевкой. Приехав домой, она сняла туфли, платье и пояс и переоделась в новый широкий полосатый халат и тапочки.

В дверь позвонили, и она пошла открывать, все еще держа в руке нераспечатанный сверток. Это была Минни с традиционным напитком и пирожным.

- Я слышала, как ты вернулась. Церемония, видно, и в самом деле была недлинная.

- Все прошло очень хорошо, - с грустью ответила Розмари, безропотно забирая у нее стакан. - Говорил его зять и еще один мужчина о том, какой он был замечательный и почему нам его будет так не хватать; вот и все. - Она отпила немного мутной зеленоватой жидкости.

- По-моему, это очень разумно, - согласилась Минни. - Ты уже получила сегодняшнюю почту? - Она указала глазами на пакет.

- Нет, мне это передали на панихиде. - Розмари решила не объяснять, кто и почему, и вообще ничего не говорить о том, что Хатч перед смертью приходил в себя.

- Давай я пока подержу, - предложила Минни и взяла у нее сверток.

- Спасибо, - ответила Розмари и освободившейся рукой приняла пирожное.

Она выпила и съела все принесенное.

- Это книга? - спросила Минни, с интересом рассматривая сверток.

- Угу. Она хотела сперва отправить ее по почте, но потом сообразила, что мы сегодня встретимся. Минни прочитала на обертке обратный адрес.

- О, да я знаю этот дом! Там раньше жили Гилморы - перед тем как переехать.

- Правда?

- Я там часто бывала... Грейс... Мне очень нравится это имя. Это твоя подруга?

- Да. - Розмари было все равно и не хотелось вдаваться в подробности.

Она забрала книгу у Минни и, вернув ей стакан, улыбнулась.

- Спасибо. - Она замолчала, ожидая, что Минни наконец-то уйдет.

- Послушай-ка, Роман собирается в химчистку. Может быть, надо что-нибудь отнести туда или забрать?

- Нет, спасибо. Вы к нам потом заглянете?

- Конечно. А ты пока отдохни.

- Да. Я как раз собиралась прилечь. До свидания.

Розмари закрыла дверь, пошла в кухню, там перерезала ножом бечевку и сняла оберточную бумагу. Книга оказалась сочинением Дж. Р. Ханслета и называлась «Все о колдунах». Она была старая и черная, золотое тиснение местами облетело с переплета. На форзаце стояла подпись Хатча, а под ней значилось: «Торкуэй, 1934». Ниже была приклеена маленькая бумажка с надписью «Книжный магазин Дж. Вагхорна и сына».

Розмари понесла книгу в гостиную, на ходу перелистывая ее. Здесь она увидела фотографии почтенных людей викторианской эпохи, а кое-где в тексте - сделанные Хатчем пометки на полях и подчеркнутые фразы: так он работал со всеми книгами; Розмари помнила это еще по тем временам, когда они жили по соседству, и библиотека Хатча была для нее чуть ли не единственным источником духовной пищи. Она успела прочитать одну из подчеркнутых фраз: «...грибок, который называется «дьявольский перец».

Устроившись на подоконнике, Розмари изучила оглавление. Взгляд ее привлекло имя «Адриан Маркато» - таково было название четвертой главы. В книге рассказывалось и про других людей; и все они, если верить заглавию, были колдунами: Гиль де Ре, Джейн Венгам, Алистер Кроули, Томас Вейр. Две последние главы назывались «Искусство колдовства» и «Колдовство и сатанизм».

Розмари проглядела четвертую главу, которая занимала двадцать с небольшим страниц, и из нее узнала, что Маркато родился в Глазго в 1846 году, потом переехал в Нью-Йорк (подчеркнуто), а умер на острове Корфу в 1922 году. Здесь же упоминалось и о шумихе, вызванной в 1896 году его заявлением, будто он вытащил из ада самого дьявола. В результате на Маркато напала разъяренная толпа на улице возле Брэмфорда (а не в самом доме, как говорил Хатч). Подобные происшествия имели также место в Стокгольме в 1898 и в Париже в 1899 году. Маркато был высоким чернобородым мужчиной с выразительными глазами, который на фотографии почему-то показался Розмари знакомым. Рядом помещался еще один снимок, поменьше, на котором он был запечатлен в парижском кафе со своей женой Гессией и сыном Стивеном (подчеркнуто).

Может быть, именно из-за этой главы Хатч так хотел передать ей книгу - чтобы она прочитала подробный рассказ об Адриане Маркато? Но зачем?.. Ведь он давно уже рассказал о всех своих опасениях, и потом выяснилось, что они совершенно напрасны. Розмари пролистала книгу еще раз и начала читать подчеркнутые Хатчем места: «Остается непреложным тот факт, что даже если мы не верим в это, то о н и сами наверняка верят». А еще через несколько страниц: «...всемирно известная вера в силу человеческой крови». И еще: «...окружены свечами, которые - нет необходимости повторять - должны быть черными».

Черные свечи приносила Минни в тот день, когда отключили электричество. Хатча это тогда очень удивило, и он начал с пристрастием расспрашивать про Минни и Романа. Может, это как-то связано с книгой? Все о колдунах... И Минни со своей оранжереей трав и таннисовыми амулетами, и Роман с пронзительным взглядом... Но они-то ведь не колдуны! А если?..

Она вспомнила еще одно: в книге есть анаграмма. Может быть, в названии? «All of Them Witches» <Все о колдунах (англ).>... Розмари попыталась мысленно переставить буквы так, чтобы получилось что-нибудь понятное и значимое. Но ей это не удалось: букв оказалось слишком много, и они стали путаться в голове. Надо было взять листок бумаги и ручку. Или, еще лучше, коробку «скрэббл».

Она сходила в спальню за игрой и снова села на подоконник, потом выложила на чистую доску нужные буквы и составила из них название книги. Малыш, который все утро вел себя тихо, зашевелился. «Ты будешь прирожденным игроком в скрэббл», - подумала Розмари и улыбнулась. Малыш лягнулся сильнее.

- Эй, полегче! - сказала она вслух.

После этого перемешала буквы и попробовала сложить их в слова. У нее получилось: «Comes with the fall»,<Приходит с падением (англ ).> а немного погодя: «how is hell fact met» <Как встречается адский факт (англ.),>. Но смысла не было ни в том, ни в другом выражениях. Ничего не дали ей и такие фразы, как «who shall meet it» <Кто это встретит (англ.).>; «we that rhose ill» <Мы, которые выбрали зло (англ ).> и «if she shall come» <Если она придет (англ.).>. И к тому же, их нельзя было назвать настоящими анаграммами, потому что в них использовались не все буквы. Какая глупость! Как в названии книги может быть запрятана анаграмма, важная для нее и только для нее одной? Наверное, у Хатча просто начался бред; ведь и Грейс Кардифф тоже говорила об этом. Пустая трата времени... «elf shot lame witch» <Скажи мне, который толстяк (англ).>, «tell me which fatso» <Эльф подстрелил хромую ведьму (англ).>.

Но, может быть, все дело в фамилии автора, а не в названии книги? Что если Дж. Р. Ханслет - только литературный псевдоним? Имя это и вправду казалось каким-то ненастоящим, если хорошенько призадуматься.

Розмари стала набирать заново. Малыш опять пнул ее. Фамилия Ханслет превращалась в другие, но тоже неизвестные, хотя здесь хоть какой-то смысл еще сохранялся.

Бедный Хатч!..

Она взяла коробку и ссыпала в нее все буквы. Книга, лежавшая на подоконнике, зашелестела от ветра, и страницы раскрылись на том месте, где была фотография Адриано Маркато с женой и сыном. Наверное, Хатч часто смотрел на нее и даже подчеркнул имя Стивен.

Малыш затих и больше не шевелился.

Розмари снова взяла «скрэббл», вынула доску и на ней старательно выложила: «Стивен Маркато». Несколько секунд она задумчиво смотрела на это имя, а потом стала переставлять фишки. Очень быстро у нее получилось: «Роман Кастивет».

А потом снова - Стивен Маркато. И опять - Роман Кастивет.

Малыш недовольно зашевелился.



* * *



Розмари прочла до конца главу «Адриан Маркато», затем ту, которая называлась «Искусство колдовства». Потом пошла на кухню, поела салата из тунца, зелени и помидоров, ни на секунду не переставая думать о прочитанном.

Вернувшись в комнату, она уже начала главу «Колдовство и сатанизм», как вдруг входная дверь резко открылась, натянув цепочку. Зазвенел звонок. Вернулся Ги.

- Что это ты на цепочке? - спросил он, когда Розмари открыла.

Она ничего не ответила, но дверь снова закрыла на все замки.

- Так в чем все-таки дело? - нахмурился Ги. Он принес букетик маргариток и подарочную коробку из универмага Бронзони.

- Сейчас все расскажу, - пообещала Розмари. Ги поцеловал ее и отдал цветы.

- С тобой все в порядке?

- Да. - Она прошла на кухню.

- Как похороны?

- Все хорошо. Служба оказалась очень короткой.

- Я купил рубашку, которую рекламировали в «Нью-йоркере», - крикнул Ги из спальни. - Слушай, а «Ясным днем» и «Небоскреб» снимают с постановки.

Розмари поставила цветы в голубую вазу и принесла их в гостиную. Вошел Ги и продемонстрировал новую рубашку. Ей очень понравилось.

- А ты знаешь, кто такой Роман? - тихо спросила она.

Ги непонимающе посмотрел на нее, моргнул и нахмурился.

- Что ты имеешь в виду, дорогая? Он просто Роман, и все...

- Он сын Адриана Маркато. Того человека, который вызвал Сатану, и за это на него напала толпа. Роман - его сын Стивен. «Роман Кастивет» - просто анаграмма. Если переставить буквы, то получится «Стивен Маркато».

- Кто это тебе сказал?

- Хатч. - Она рассказала Ги про книгу и про то, что велел передать ей Хатч. Потом показала ему саму эту книжку, и Ги, отложив в сторону рубашку, взял потрепанный черный том, придирчиво осмотрел обложку и быстро пролистал пожелтевшие страницы.

- Вот здесь ему тринадцать лет. - Розмари показала Ги фотографию. - Ты узнаешь его глаза?

- Наверное, это просто совпадение.

- Тогда еще одно совпадение - это то, что он живет именно здесь. В том же доме, где воспитывался сын Маркато... - Розмари покачала головой. - И возраст тоже совпадает: Стивен Маркато родился в августе 1886 года, сейчас ему семьдесят девять лет. И Роману столько же. Нет, это уже не совпадение.

- Наверное, нет, - нехотя согласился Ги и перевернул еще несколько страниц. - Ну хорошо, возможно, он Стивен Маркато. Бедный старикашка!.. Ничего удивительного, что он изменил имя, имея такого сумасшедшего папочку.

Розмари вопросительно посмотрела на Ги.

- А ты не считаешь, что он.., такой же, как и его отец?

- Какой? - Ги улыбнулся. - Колдун? Почитатель дьявола?

Она кивнула.

- Ро, ты что, шутишь? Неужели ты правда... - Он засмеялся и вернул ей книгу. - Ах, Ро, милая!

- Это же целая религия, - объяснила она. - Религия, которую.., просто оттеснили.

- Ну хорошо, но не в наши же дни!

- А его отец был своего рода великомучеником этой религии, - продолжала Розмари. - Ты знаешь, где умер Адриан Маркато? В конюшне. На Корфу. Потому что его не пустили в гостиницу. Это правда. «В человеческом жилище вам места нет» - вот что ответил ему хозяин. Поэтому он так и умер в конюшне. А сын был тогда вместе с ним. Ты думаешь. Роман оставит эту религию после такого?

- Дорогая, но сейчас же 1966 год!

- Эта книга написана в 1933 году - тогда в Европе очень активно проводились их собрания, или как они там еще называются - конгрегации. И не только в Европе, но и в Северной и Южной Америке, в Австралии. Ты думаешь, все они умерли за прошедшие тридцать три года? Наверняка у них и здесь свое общество - у Минни и Романа вместе с Лаурой-Луизой, Фаунтэнами, Гилморами и Визами; все эти их вечеринки с флейтой и молитвенным пением - это их шабаш или как там еще!

- Дорогая, - попытался успокоить ее Ги. - Не волнуйся так...

- Почитай, что они делают, - чуть не плача сказала Розмари, протягивая ему книгу и тыча пальцем в страницу. - Они используют в своих ритуалах кровь, потому что кровь обладает силой. А самая могущественная - это кровь младенца, которого еще не успели окрестить, и они используют не только его кровь, но и тело тоже!

- Ну ради Бога, Розмари!

- А почему, ты думаешь, они к нам так по-дружески относятся?

- Потому что они добрые люди. Ты что, считаешь, что они маньяки?

- Да! Да, маньяки, которые убеждены, что обладают магической силой, которые уверены в том, что они настоящие колдуны, которые практикуют всяческие колдовские номера и ритуалы, потому что они - больные и сумасшедшие люди!

- Милая...

- Те черные свечи, которые принесла нам Минни, - они были с черной мессы! Вот как Хатч раскусил их! А в гостиной у них ничего нет - это для того, чтобы было где проводить их бесовские сборища!

- Милая, - начал Ги. - Они старые, и у них своя компания стариков, а доктор Шанд просто заводит магнитофон. Черные свечи можно купить в любом магазине, и красные тоже, и синие, и зеленые. А в гостиной у них пусто, потому что какой из Минни декоратор! Допустим, отец у Романа действительно был чокнутый, хорошо; но это еще не основание считать, что и сам Роман тоже ненормальный.

- Они к нам больше и ногой не ступят, - безапелляционно заявила Розмари. - Ни один из них: ни Лаура-Луиза, ни прочие их друзья. И они не подойдут к моему ребенку ближе, чем на пятьдесят футов. - Но ведь то, что Роман поменял имя, только лишний раз доказывает, что он совсем не такой, как его отец. Если бы он гордился своим отцом, то оставил бы его фамилию.

- Он и оставил ее. Просто поменял буквы местами, но не менял фамилию. Зато теперь его пустят в любую гостиницу. - Она прошла мимо Ги к набору «скрэббл». - В общем, как хочешь, но я их здесь больше не приму. А как только ребенок слегка подрастет, мы отсюда уедем. Я не хочу даже жить рядом с ними. Хатч был прав - не надо нам было вообще сюда переезжать. - Она посмотрела в окно, нервно дрожа и крепко сжимая обеими руками книгу.

Ги осторожно взглянул на нее.

- А как же доктор Сапирштейн? Он тоже входит в их общество?

Розмари повернулась.

- В конце концов, - продолжал он, - среди врачей очень часто встречаются маньяки. Он, наверное, тоже Me исключение и любит ездить на метле, когда нужно навестить на дому пациента.

Но Розмари не засмеялась и снова отвернулась к окну.

- Нет, я не думаю, что он с ними. Он.., слишком интеллигентный для этого.

- И к тому же еврей. - Ги рассмеялся. - Ну хорошо, что ты хоть кого-то исключила из этой гнусной компании. А теперь давай поговорим об охоте на ведьм.

- Я не говорю, что они настоящие ведьмы, - возразила Розмари. - У них нет подлинной силы. Но они верят в то, что она есть, даже если другие будут над ними смеяться; это похоже на то, как мои родители считают, что Бог слышит их молитвы и что гостия - это тело Христово. А Минни и Роман верят в свою религию и практикуют свои дьявольские ритуалы; я это знаю и поэтому не могу рисковать безопасностью нашего ребенка.

- Никуда мы отсюда переезжать, не будем, - перебил ее Ги.

- Будем, - ответила Розмари, решительно поворачиваясь к нему.

Он опять взял свою новую рубашку.

- Об этом мы поговорим с тобой позже, - отрезал Ги.

- Как ты не понимаешь, что этот Роман тебе просто наврал! Его отец никогда не был продюсером. Он вообще никакого отношения к театру не имел.

- Ну хорошо; значит, он любит приврать. А кто - нет? - проворчал Ги и пошел в спальню.

Розмари села рядом с коробкой «скрэббл». Она раскола книгу и начала читать последнюю главу «Колдовство и сатанизм».

Ги вошел к ней уже без рубашки.

- Мне кажется, тебе больше не следует сегодня читать.

- Мне осталась только одна последняя глава.

- Но только не сегодня, дорогая, ты переутомилась. Это не принесет пользы ни тебе, ни ребенку. - И он протянул руку к книге.

- Но я еще не устала.

- Ты вся дрожишь. Ты уже минут пять, как дрожишь. Отдай книгу мне. Дочитаешь ее завтра.

- Ги...

- Нет, давай ее сюда, - с неожиданной настойчивостью потребовал Ги.

Розмари беспомощно вздохнула и отдала мужу книгу. Он подошел к полкам, встал на цыпочки и засунул ее как можно дальше между другими томами.

- Дочитаешь завтра, а сегодня ты и так уже утомилась от похорон и всего прочего.

 

Глава 8

 
Доктор Сапирштейн был поражен.

- Фантастика, - сказал он. - Вот это да! Как, вы говорите, его звали - Макандо?

- Маркато, - поправила Розмари.

- Удивительно. Я бы никогда не подумал. По-моему, он мне когда-то говорил, что его отец занимался импортом кофе. Да-да, я припоминаю, как подробно он рассказывал мне о разных сортах кофе и способах перемолки...

- А Ги он сказал, что его отец был продюсером. Доктор Сапирштейн с сожалением покачал головой.

- Нет ничего странного в том, что он стыдится правды; я его даже понимаю в чем-то. Но вы, должно быть, так расстроены этой новостью!.. Однако я твердо уверен, что Роман не разделяет веры своего отца. Но и вас мне легко понять: вам ведь, наверное, не очень приятно иметь такого соседа.

- Я не хочу больше общаться ни с ним, ни с его Минни! - бушевала Розмари. - Может быть, я к ним несправедлива, но я забочусь о безопасности своего ребенка.

- Конечно. Любая мать на вашем месте вела бы себя точно так же.

Вдруг Розмари вся подалась вперед.

- А вдруг Минни подсыпала мне в напиток или в пирожное что-нибудь вредное?

И тут доктор Сапирштейн рассмеялся.

- Извините, я, честное слово, не хотел смеяться над вашими опасениями, но я абсолютно уверен, что эта старушка заботится о здоровье вашего ребенка не меньше, чем о своем собственном... Нет, ничего вредного она вам не даст, иначе бы это уже сказалось на вас или на малыше.

- Я ей уже звонила и сказала, что неважно себя чувствую, и поэтому больше ничего от нее брать не буду...

- А вам больше и не надо. Я теперь выпишу таблетки, которые вполне заменят напиток в эти последние недели. И кстати, ваша проблема с Минни и Романом тоже в скором времени будет решена.

- Простите, я не совсем вас поняла...

- Они хотят уехать, - пояснил доктор Сапирштейн. - Причем довольно скоро. Роман сейчас в очень плохом состоянии. Между нами говоря, ему осталось жить всего каких-нибудь пару месяцев. И перед смертью он хотел навестить свои любимые места и города, но они боялись, что вы обидитесь на них за отъезд накануне рождения вашего ребенка. Они мне рассказали об этом позавчера вечером и спросили, как вы, по моему мнению, к этому отнесетесь. Они не хотят расстраивать вас и объяснять причину отъезда.

- Мне очень жаль, что Роман так серьезно болен.

- Но вы все же рады, что они уезжают? Не нужно стесняться, это вполне естественная реакция. Давайте сделаем так, Розмари: я скажу им, будто раскрыл вам их намерения насчет отъезда и вы не обиделись, но до воскресенья - а они в воскресенье уедут - вы будете делать вид, что не знаете ничего о болезни Романа. Мне кажется, что он очень огорчится, если кто-то узнает о его неприятностях, а вам это будет нетрудно - ведь речь идет всего о каких-то трех-четырех днях.

Розмари помолчала немного, но потом спросила:

- А вы уверены, что они уедут именно в воскресенье?

- Они сами так сказали, - пожал плечами доктор.

- Ладно, пусть все будет как раньше, но только до воскресенья, - согласилась она.

- Если хотите, я вам завтра же пришлю таблетки, а вы просто берите у Минни напиток и пирожное, выбрасывайте их и вместо этого принимайте таблетку.

- Прекрасно, так мне будет гораздо спокойнее.

- А сейчас самое главное, чтобы вы не волновались.

Розмари улыбнулась.

- Если будет мальчик, я назову его Авраам Сапирштейн Вудхаус.

- Ни за что!



* * *



Когда Ги услышал новости, он тоже обрадовался.

- Конечно, жаль, что Роман долго не протянет, но я все же рад за тебя - ты хоть перестанешь наконец так волноваться.

- Да, - согласилась Розмари. - Мне стало гораздо легче, как только я об этом услышала.



* * *



Вероятно, доктор Сапирштейн сразу же им все рассказал, потому что тем же вечером Минни и Роман зашли в гости и сообщили, что уезжают путешествовать по Европе.

- В воскресенье в десять утра, - уточнил Роман. - Самолетом прямо в Париж на неделю, потом в Цюрих, оттуда - в Венецию, а затем в самый прекрасный город на Земле - в Дубровник. Это в Югославии.

- Я вам так завидую! - признался Ги.

- Я думаю, для вас это не как гром среди ясного неба? - обратился Роман к Розмари, и в его глазах появился заговорщический блеск.

- Доктор Сапирштейн говорил мне, что у вас есть такие планы.

- Нам бы так хотелось остаться здесь и дождаться рождения ребенка... - начала было Минни.

- Зачем же? - перебила Розмари. - Погода сейчас такая прекрасная. В Европе наверняка - сущий рай.

- Мы вам пришлем фотографию новорожденного, - пообещал Ги.

- Когда у Романа пробуждается страсть к путешествиям, его уже ничем не удержать, - извиняющимся тоном сказала Минни.

- Верно, верно, - согласился Роман. - После бурной жизни кочевника мне трудно оставаться в одном городе больше года, а уже прошел год и два месяца, как мы вернулись из поездки по Японии и Филиппинам.

Потом Роман рассказал им о красотах Дубровника, Мадрида и острова Скай. А Розмари смотрела на него и думала, кто же он на самом деле - очаровательный старый болтун или безумный сын безумного отца.

На следующий день Минни спокойно оставила на столе напиток и пирожное и не стала настаивать на их немедленном приеме: ей надо было идти по Магазинам покупать всякую всячину к отъезду. Розмари предложила сходить вместо нее в химчистку, а потом купить зубную пасту и таблетки от тошноты в самолете. Когда Минни ушла, она вылила напиток в унитаз и выкинула пирожное, а вместо итого проглотила капсулу, которую прислал утром доктор Сапирштейн. Ей было смешно.

В субботу утром Минни спросила:

- Ты ведь знаешь, кто у Романа отец, да? Розмари удивилась, но кивнула. Минни горестно покачала головой.

- Я это поняла, когда ты стала относиться к нам не так ласково. Нет, не надо извиняться, милочка! Не ты первая, не ты последняя. Я бы с радостью сама убила этого психа, если бы он не был уже мертв! Он испортил Роману всю жизнь! Вот почему нам приходится так много путешествовать. Роман уезжает из каждого города прежде, чем люди успевают узнать о нем всю эту правду. Только не говори ему, что тебе все известно. Он так любит вас с Ги, что не вынесет этого. А я очень хочу, чтобы эта поездка была для него счастливой; у него ведь осталось их не так уж и много... Я имею в виду - путешествий. Может быть, перед нашим отъездом ты возьмешь у меня кое-какие продукты из морозилки? Пришли к нам Ги, и я его нагружу.

 
* * *



Лаура-Луиза в своей небольшой темной квартирке на двенадцатом этаже, где тоже пахло таннисом, устроила вечеринку в честь отбытия Кастиветов. Приехали Визы и Гилморы, миссис Сабатини со своим котом Флэшем и доктор Шанд. («Почему Ги считает, что это именно доктор Шанд заводит магнитофон? - удивлялась Розмари. - И откуда он знает, что это магнитофон, а не флейта или кларнет? Надо будет у него спросить».) Роман рассказал о маршруте, и миссис Сабатини была очень удивлена, узнав, что они не остановятся ни в Риме, ни во Флоренции. Лаура-Луиза угощала самодельными пирожными и слабоалкогольным пуншем. Поговорили о гражданских правах. Розмари слушала этих людей, которые так напоминали с виду ее тетушек и дядюшек из Омахи, и никак не могла поверить, что на самом деле все они входят в собрании колдунов и ведьм. Вот маленький мистер Виз: он слушает, что говорит ему Ги о Мартине Лютере Кинге. Неужели такой тщедушный человечек может считать себя заклинателем и чародеем даже глубоко в мечтах? А эти безвкусно одетые пожилые женщины - Лаура-Луиза, Минни и Хелен Виз - неужели они прыгают обнаженными во время своих дьявольских оргий? (Впрочем, она, кажется, где-то уже видела их всех вместе и именно обнаженных... Но нет; это был просто сон, причем очень-очень давно.) Позвонили Фаунтэны и пожелали Роману и Минни всего хорошего. Потом звонил доктор Сапирштейн и еще несколько человек - Розмари их не знала. Лаура-Луиза внесла подарок, деньги на который собрали все сообща - маленький транзистор в кожаном футляре. Роман произнес долгую ответную речь, голос его дрожал от волнения. «Он знает, что скоро умрет», - подумала Розмари. Ей вдруг стало искренне жаль его.

Ги настоял на том, чтобы утром помочь им с отъездом, хотя Роман бурно протестовал. Вернувшись домой, Ги поставил будильник на полдевятого, и как только он прозвенел, быстро надел холщовые брюки и майку и отправился к Кастиветам. Розмари пошла вместе с ним в своем широком полосатом халате. Вещей было мало: два чемодана и шляпная коробка. Минни надела на шею фотоаппарат, а Роман - новый приемник.

- Если человек берет с собой больше одного чемодана, - весело сказал он, запирая дверь на оба замка, - то он обыкновенный турист, а никакой не путешественник.

Стоя у подъезда в ожидании такси. Роман еще раз проверил билеты, паспорта и деньги. Минни обняла Розмари за плечи.

- Где бы мы ни находились, мы мысленно каждую минуту будет с вами. А ты, милочка, не волнуйся - скоро ты снова станешь счастливой и стройной, все тревоги пройдут, а рядом с тобой будет лежать твой маленький сынок или дочка.

- Спасибо. - Розмари поцеловала ее в щеку. - Спасибо вам за все.

- И пусть Ги присылает нам побольше ваших фотографий, ладно? - И Минни поцеловала ее в ответ.

- Обязательно.

Потом Минни повернулась к Ги, а Роман взял Розмари за руку.

- Я не буду желать вам всего хорошего, потому что уверен - вы в этом не нуждаетесь. У вас и так все будет очень, очень хорошо.

Розмари поцеловала и его.

- Счастливого путешествия. И возвращайтесь назад целыми и невредимыми.

- Возможно, - с внезапной грустью ответил Роман, - я останусь в Дубровнике, Пескаре или на Мальорке. Посмотрим, посмотрим...

- Возвращайтесь, - повторила Розмари и поймала себя на том, что ей действительно хочется, чтобы они вернулись. Она снова поцеловала его.

Подъехало такси. Ги и привратник поставили чемоданы возле багажника. Минни сгорбилась и пролезла в машину. На ее белом платье проступили пятна от пота под мышками. Роман, кряхтя, устроился рядом.

- В аэропорт Кеннеди, - сказал он шоферу.

Кастиветы отчаянно заулыбались и стали махать на прощание руками. Такси отъехало. Но Розмари не почувствовала особого облегчения от того, что скоро они будут уже далеко.



* * *



Несколькими часами позже она решила отыскать книга Хатча и перечитать кое-что. Может быть, сейчас ей все это покажется глупым и смешным? Но книги нигде не было. Ни на полках, ни в шкафу. Тогда она спросила Ги, и он ответил, что выбросил ее с мусором еще в четверг. - Извини, дорогая, но я не хотел, чтобы ты читала всякую ерунду, которая к тому же так расстраивает тебя. Розмари была обижена и раздражена.

- Ги, но ведь Хатч дал мне книгу, это же он мне ее оставил!

- Прости, но об этом я тогда не подумал. Я только помнил, что эта книга тебя очень расстроила. Извини.

- Это просто свинство с твоей стороны!

- Ну прости, я действительно не подумал о Хатче.

- Даже если бы это не он дал ее мне, все равно - как же можно выбрасывать чужие книги? Если я теперь вообще захочу читать, то только эту книгу, так и знай.

- Извини, - повторил Ги.

Мысли о книге не давали ей покоя весь день. Розмари хотела сказать мужу еще кое-что, но забыла, что именно, и это еще сильнее разозлило ее.

Наконец вечером, когда они возвращались из Ла Скала - ресторанчика, расположенного недалеко от дома, - она вспомнила:

- А откуда ты знаешь, что это доктор Шанд заводит магнитофон?

Ги не понял ее.

- Ну, совсем недавно, когда я читала ту книгу и мы поспорили, ты сказал, что доктор Шанд заводит магнитофон. Откуда ты это знаешь?

- А-а . - догадался наконец Ги. - Он мне сам говорил. Уже давно. Я сказал, что до нас доносятся через стенку звуки флейты, и он объяснил мне, что это он заводит пленку. А как бы я еще узнал?

- Понятия не имею, - ответила Розмари. - Мне просто интересно, вот и все.

В этот вечер она никак не могла заснуть; лежала на спине и хмурилась, глядя в потолок. Ребенок вел себя тихо - видимо, уже спал. А она никак не могла - чувствовала себя обеспокоенной и сама не знала, почему.

Ну, конечно же, прежде всего ее мысли о ребенке и о том, все ли с ним будет хорошо. Вот уже несколько дней она не делала никаких упражнений и теперь торжественно пообещала себе, что больше это не повторится.

Часы у соседей пробили полночь и наступил понедельник, тринадцатое. Осталось пятнадцать дней. Две недели. Может быть, все женщины становятся такими нервными и подозрительными в последние дни перед родами? И им тоже трудно заснуть, потому что они устали от вечного спанья на спине . Первое, что она сделает после того, как все будет позади, - так это хорошенько выспится! Будет спать по двадцать четыре часа в сутки на животе, зарывшись лицом в подушку.

Внезапно Розмари услышала шум в квартире Минни и Романа Но на самом деле звук доносился, вероятно, с верхнего или нижнего этажа. Шум был приглушенный, сливающийся с гулом работающего кондиционера.

Сейчас Кастиветы, наверное, уже в Париже. Счастливые!.. Возможно, когда-нибудь и она поедет туда вместе с Ги и их тремя ребятишками.

Ребенок проснулся и зашевелился.

 

Глава 9


Розмари купила ватные тампоны, тальк и детский лосьон, позвонила насчет пеленок и разложила в ящики детское белье. Потом сделала заказ на объявление в газете - Ги оставалось только сообщить имя ребенка и дату рождения, надписала целую кучу маленьких конвертиков родным и знакомым и наклеила марки. Затем прочитала книгу о воспитании детей, где рекомендовалось многое им позволять, и обсудила ее в кафе с Элизой и Джоан. Угощение шло за их счет.

У нее уже начались одиночные схватки - по разу в день два дня подряд, потом один день прошел без них, зато на следующий было сразу две.

Пришла открытка из Парижа с видом Триумфальной арки и короткой запиской на обороте: «Думаем о вас. Погода отличная, еда нравится. Долетели великолепно. Привет, Минни».

Ребенок опустился ниже, готовый вот-вот появиться на свет.

Днем в пятницу, двадцать четвертого июня, когда Розмари пошла докупить конвертов, она неожиданно встретила на улице Доминика Подзо, который раньше был у Ги преподавателем по вокалу. Она сразу узнала этого невысокого, немного сутулого смуглого мужчину, с резким и неприятным голосом. Он схватил Розмари за руку и горячо поздравил ее с близким рождением первенца, а потом и с карьерой Ги, в блестящий взлет которой он так долго не хотел верить. Розмари рассказала ему о пьесе, где Ги пришлось много петь и еще о том, что фирма «Уорнер» сделала ему интересное предложение.

Доминик очень обрадовался и добавил, что теперь их уроки по вокалу ему наверняка очень пригодятся Он попросил, чтобы Розмари заставила Ги позвонить ему, еще раз поздравил ее и направился к входу в метро. Но в последний момент Розмари поймала его за руку - Я так и не поблагодарила вас за билеты на «Фантастике». Мне очень понравилось. Я уверена, что это представление долго еще не сойдет со сцены, как та нашумевшая пьеса по Агате Кристи в Лондоне.

- «Фантастике»? - удивился Доминик.

- Вы же достали для Ги два билета. Еще осенью. Помните? Но я ходила с подругой, потому что Ги этот спектакль уже видел.

- Но я не давал Ги никаких билетов. - Давали. Прошлой осенью. Вы, наверное, забыли.

- Нет, дорогая моя. Я никому не давал билеты на «Фантастике», у меня их просто не было. Вы ошибаетесь.

- А я была уверена, что он взял их именно у вас; да он и сам так говорил...

- Тогда, значит, ошибается он. Вы передадите ему, чтобы он мне позвонил?

- Да, конечно.

«Странно», - размышляла Розмари, стоя у перехода на Пятой авеню. Ги говорил ей, что билеты достал Доминик, это она помнила хорошо. Она еще подумала тогда, не послать ли Доминику открытку, чтобы поблагодарить его, но потом решила, что это лишнее. Нет, она не могла ошибиться Загорелся зеленый свет, и она перешла на другую сторону.

Но и Ги не мог ошибиться. Не так уж часто ему бесплатно достают билеты. Он должен был запомнить, кто их ему дал. Может быть, он сознательно обманул ее? Может, никто не давал ему этих билетов, а он просто нашел их где-нибудь и взял себе? Нет, тогда в театре могла бы разыграться неприятная сцена, он не мог подвергать ее такому риску.

Розмари медленно пошла на запад по Пятьдесят седьмой улице, бережно неся перед собой ребенка. Спина ныла от его тяжести. День выдался жаркий, влажность достигла уже девяноста двух процентов и продолжала расти. Она шла очень медленно.

Может быть, по какой-то причине Ги просто хотел, чтобы она ушла из дома в тот вечер, и сам купил для нее эти билеты? Но зачем? Чтобы побыть вечером одному и поучить роль? Но для этого не надо было прибегать к обману; раньше, на старой квартире, он просто просил ее погулять пару часиков, что она с удовольствием и делала. Хотя очень часто ему наоборот хотелось, чтобы она присутствовала при его занятиях, слушала и, в случае чего, подсказывала.

Неужели девушка? Одна из его прежних пассий, для которой два часа было маловато, и чей аромат он пытался смыть тогда под душем? Нет, в тот вечер пахло не духами, а таннисовым корнем, ей даже пришлось завернуть талисман в фольгу. А Ги тогда был очень энергичным и любвеобильным, так что вряд ли в тот вечер у него уже кто-то успел побывать. Ей запомнилось, что тогда он был особенно настойчивым, а потом она слышала через стену звуки флейты и молитвенное пение в квартире у Минни и Романа.

Нет, это не флейта, а магнитофон доктора Шанда.

Вот откуда Ги знает про это! Тогда вечером он был у них. На шабаше.

Розмари остановилась и начала разглядывать витрину. Ей не хотелось больше думать о ведьмах, тайных собраниях, детской крови и о том, что Ги тоже входит в это общество. Зачем ей встретился этот дурацкий Доминик? Вообще не надо было сегодня никуда выходить. На улице так противно и жарко!

В витрине она заметила красивое малиновое платье. Надо будет потом прицениться к нему - после того, как все свершится. А еще она купит себе лимонные брюки в обтяжку и малиновую кофту.

Но надо идти дальше. Идти и думать.

В книге (которую Ги выбросил) описывались церемонии посвящения с обетами, помазанием и нанесением «дьявольской метки». Неужели возможно (душем он пытался смыть запах таннисового корня, при помощи которого происходит помазание), что Ги тоже стал членом их собрания? И теперь он (нет, это невозможно!) тоже имеет где-нибудь на теле тайный знак, свидетельствующий о его членстве?

Он наклеивает на плечо косметический пластырь под цвет кожи. Она заметила это еще давно («Проклятый прыщик», - объяснил он тогда), но за несколько месяцев до этого она тоже видела пластырь на том же самом месте. Носит ли он его до сих пор?

Этого Розмари не знала. Ги перестал спать голым. Раньше это было обычным делом, особенно в жару. А теперь нет, и уже давно. Теперь каждый вечер он надевает пижаму. Когда же она последний раз видела его голым?..

Когда она переходила Шестую авеню, совсем рядом с ней громко засигналила машина.

- Ради Бога, осторожней! - сказал сзади какой-то прохожий.

Но почему, почему? Ведь это же Ги, а не какой-нибудь полоумный старикашка, который не может найти другого способа самовыражения! У него прекрасная карьера, которая день ото дня становится все ослепительней! Что у него может быть общего с колдовскими кинжалами, волшебными палочками, кадилами и.., прочей ерундой; с этими Визами, Гилморами, Минни и Романом? Что они - могут дать ему такого, что он никак иначе не получит?..

Но она уже знала ответ. Она знала его даже раньше, чем задала себе этот вопрос. Формулируя сам вопрос, Розмари только малодушно пыталась отодвинуть момент осознания жуткой истины.

Слепота Дональда Бомгарта - вот что они ему дали! Если только поверить в это...

Но она не верила. Не верила.

Однако Дональд Бомгарт ослеп. Это факт. И ослеп он через два дня после той самой субботы, начиная с которой Ги сидел дома и каждый раз бросался к телефону, как только раздавался звонок. Как будто ждал новостей.

Слепота Дональда Бомгарта...

И отсюда началось все: новая роль, премьера, еще одна пьеса, предложение кинокомпании... Может быть, даже роль в «Гринвич-Вилледж» должна была принадлежать Дональду Бомгарту, если бы он неожиданно не ослеп, после того как Ги вступил (возможно) в собрание (возможно) сатанистов (возможно).

У них есть заклинания, при помощи которых можно забрать у человека зрение или слух, писалось в книге. Все в колдунах. Но только Ги не колдун! Объединенная сила мысли всего собрания - сконцентрированная энергия зла - могла ослепить, оглушить, парализовать. И в конце концов убить избранную жертву.

Парализовать и затем убить...

- Хатч? - громко спросила она вслух, резко остановившись у Карнеги-холла.

Маленькая девочка испуганно посмотрела на нее и покрепче вцепилась в руку своей матери.

Он как раз читал эту самую книгу той страшной ночью, когда позвонил ей и назначил встречу на другое утро. Он просил о свидании, чтобы рассказать, что Роман - это Стивен Маркато. А Ги узнал об этом и сразу же вышел. Куда? Кажется, за мороженым. И еще она услышала, как он звонит в дверь Минни и Романа. Может быть, они созвали срочное собрание? Объединенная сила мысли... Но откуда они узнали, о чем собирался говорить Хатч? Ведь в то время она и сама еще ничего такого не подозревала.

Ладно, давайте предположим, что таннисовый корень - это совсем не таннисовый корень. Во всяком случае, Хатч раньше о таком не слышал. Допустим, это именно то, что он подчеркнул в книге. Дьявольский грибок или как он там еще называется. Он ведь сказал Роману, что посмотрит в энциклопедии, а этого было вполне достаточно, чтобы насторожить Кастиветов. Поэтому Роман выкрал одну из перчаток Хатча, так как заклинания надо проводить, только имея при себе какую-нибудь личную вещь намеченной жертвы. А когда Ги рассказал им про назначенное на утро свидание, они больше не смогли ждать и сразу же качали свой обряд.

Но Роман не мог взять перчатку - она сама открывала ему дверь, а потом сама же и проводила его до выхода.

Значит, перчатку взял Ги. Он тогда прямо-таки вбежал в квартиру, не сняв даже грима (раньше такого никогда не бывало!), и сразу же пошел к шкафу. Наверное, Роман позвонил ему на работу и сказал: «Этот человек по имени Хатч заинтересовался таннисовым корнем. Немедленно иди домой и всеми способами постарайся завладеть какой-нибудь его личной вещью!» И Ги повиновался, чтобы не прошла слепота Дональда Бомгарта.

Ожидая зеленого света на перекрестке у Пятьдесят восьмой улицы, Розмари засунула конверты в сумочку, которую держала под мышкой, расстегнула цепочку и выбросила ее вместе с амулетом в решетку канализации. Хватит носить этот Таннис! Или дьявольский грибок... Она была настолько напугана, что чуть не расплакалась. Розмари поняла, что собирался дать им Ги взамен своей головокружительной карьеры. Ребенка Для их кровавых обрядов. Ведь он никогда раньше не хотел иметь ребенка. Пока не ослеп Дональд Бомгарт. И он не выражал восторга, когда ребенок зашевелился, он вообще не любил говорить о нем - был как бы в стороне, будто это вовсе и не его дитя.

Потому что ему заранее было известно, что они сделают с ним, как только заполучат в свои руки.



* * *



Вернувшись в приятную прохладу своей квартиры, Розмари попыталась убедить себя, что просто сошла с ума. Идиотка! Через четыре дня у тебя родится ребенок. А может быть, и раньше. И поэтому ты сама создала всю эту бредовую картину преследований из цепочки совершенно невинных совпадений. Никаких колдунов нет. И заклинаний тоже. Хатч умер от обычной болезни, даже если врачи так и не смогли установить причину. То же самое и со слепотой Дональда Бомгарта. И каким образом, скажите на милость, Ги мог взять вещи Дональда Бомгарта для всяких там заклинаний? Вот видишь, глупая! Если разложить все по полочкам, то оказывается, что все это ерунда!

Но зачем он наврал насчет билетов?

Розмари разделась и приняла прохладный душ. Она долго стояла, неуклюже поворачиваясь под упругими струями, а потом направила воду себе в лицо, пытаясь сосредоточиться и мыслить разумно.

Вранью Ги должно быть другое объяснение. Может быть, ему раздобыла билеты какая-то бывшая подружка, и они провели вместе весь день, а потом он наврал насчет Доминика?

Конечно же. Именно так!

Ну вот, видишь, идиотка?

Но почему он вот уже несколько месяцев не раздевается перед ней догола?..

Розмари радовалась, что наконец-то выкинула этот проклятый амулет. Давно пора было это сделать. Зачем она вообще взяла его у Минни? Как приятно отделаться от этого мерзкого запаха! Она вытерлась насухо большим махровым полотенцем и вылила на себя огромное количество одеколона.

Все очень просто: Ги не раздевается, потому что у него на коже какое-то раздражение или что-то вроде мелких прыщиков, и он стесняется этого. Актеры ведь такие тщеславные!

А зачем он выбросил книгу? И так много времени проводил с Минни и Романом? И с таким, нетерпением ждал новостей о слепоте Дональда Бомгарта? И прибежал домой в гриме как раз перед тем, как Хатч потерял перчатку?

Она причесалась, завязала узлом волосы, надела трусы и лифчик. Потом пошла на кухню и выпила два стакана холодного молока.

Ответа не было.

В детской Розмари отодвинула ванночку и приклеила к обоям кусок клеенки, чтобы ребенок не испортил стену, когда будет брызгаться.

Ответа по-прежнему не было.

Розмари не знала, сходит ли она с ума, или, наоборот, ясность разума возвращается к ней. Имеют ли колдуны реальную власть и силу или только мечтают о таковой? И кто теперь Ги - верный любящий муж или гнусный предатель и враг для нее и ребенка.

Было уже почти четыре. Через час он вернется с работы.



* * *



Розмари позвонила в профсоюз актеров и узнала телефон Дональда Бомгарта.

Набрав его номер, она с первым же гудком услышала торопливое: «Да?» - Это Дональд Бомгарт?

- Совершенно верно.

- Говорит Розмари Вудхаус. Жена Ги Вудхауса.

- Правда?

- Я хотела...

- Боже мой! Вы, наверное, сейчас самая счастливая женщина на свете. Я слышал, вы роскошно живете в Брэме, пьете самые изысканные вина из золотых кубков, и вам прислуживают два десятка лакеев в парадных ливреях...

- Я только хотела узнать, как вы себя чувствуете. Может быть, есть улучшение? Он рассмеялся.

- Господи, благослови вас, жену Ги Вудхауса! Я себя чувствую прекрасно. Просто великолепно! Улучшения значительные! Сегодня я разбил только шесть стаканов, упал всего с трех ступенек и чуть не попал под колеса машин только два раза. Каждый день мне все лучше и лучше, все лучше и лучше!..

- Нам очень неловко из-за того, что карьера Ги так изменилась именно после вашего несчастья.

Дональд Бомгарт помолчал немного, а потом уже спокойным голосом сказал:

- Что за ерунда! Так обычно и происходит. Кто-то наверху, а кто-то внизу. Он в любом случае имел бы успех. Честно говоря, после второго прослушивания я подумал, что не я, а он получит эту роль.

- А он был уверен, что именно вы. И не ошибся.

- Но не надолго.

- Мне жаль, что я тогда не смогла к вам прийти. Ги просил меня, но я не смогла.

- Навестить меня? Это когда мы встречались, чтобы выпить?

- Да, именно тогда.

- Ну и хорошо, что вы не пришли. Туда женщин все равно не пускают. Хотя нет, после четырех пускают, а это было как раз после четырех. Ги очень тактично себя вел, у меня бы так не получилось.

« - Это когда проигравший покупает выпивку победителю?

- Да. Тогда мы и не знали, что через неделю... Даже меньше, чем через неделю...

- Да, это было как раз за несколько дней до того...

- Как я ослеп. В среду или в четверг. Я пришел после дневного спектакля... В среду, по-моему. А в воскресенье все это и случилось. Послушайте, - тут он расхохотался, - а Ги мне ничего в вино не подмешивал?

- Нет, ничего он не подмешивал. - Голос у Розмари задрожал. - Кстати, у нас есть одна ваша вещь, вы знаете?

- Что-то я не совсем понимаю, о чем речь...

- Так вы не знаете?

- Нет.

- У вас ничего в тот день не пропало?

- - Нет, ничего такого я не припомню.

- Вы уверены?

- Так вы имеете в виду мой галстук?

- Ну да.

- О, господи! Так мы же поменялись галстуками.

Он что, хочет свой назад? Я могу вернуть; мне сейчас все равно, что надевать, и надевать ли вообще.

- Нет, он не хочет его назад. Просто я решила, что он одолжил у вас этот галстук на время.

- Нет, это был честный обмен. А вы, наверное, подумали, что он его украл? - засмеялся Бомгарт.

- Ну, мне пора идти, - сказала Розмари. - Я только хотела узнать, может быть, вам стало получше.

- Нет, не стало. Спасибо, что позвонили.

Она повесила трубку.

Шел уже пятый час.

Розмари надела широкое платье с пояском под грудью и сандалии. Потом взяла все свои деньги - не очень толстую пачку, которую Ги держал в своем белье, - и положила их в сумочку вместе с записной книжкой и пузырьками с витаминными капсулами. Началась болезненная схватка, но сразу же кончилась. Уже вторая за этот день. Взяв с собой чемоданчик, стоявший у дверей спальни, Розмари вышла из квартиры.

По пути к лифту она остановилась, повернулась и пошла другой дорогой.

Вниз она поехала на служебном лифте без лифтера. А на Пятьдесят пятой улице поймала такси.



* * *



Мисс Ларк, медсестра доктора Сапирштейна, посмотрела на чемодан и улыбнулась.

- Вы разве уже рожаете?

- Нет, - ответила Розмари. - Но мне надо срочно увидеть доктора. Это очень важно. Мисс Ларк посмотрела на часы.

- В пять он уходит, а очереди на прием ждет еще миссис Байрон. - Незнакомая женщина, сидящая в коридоре, кивнула и улыбнулась Розмари. - Но я думаю, что, вас он примет. Садитесь. Как только он освободится, я скажу, что вы пришли.

- Спасибо.

Розмари поставила чемодан возле стула и села. Сумочка стала влажной у нее в руках. Она вынула салфетку и вытерла вспотевшие ладони, а потом верхнюю губу и виски. Сердце бешено колотилось.

- Как там на улице? - спросила мисс Ларк.

- Ужасно. Влажность - уже девяносто шесть процентов. Мисс Ларк вздохнула.

Из кабинета вышла женщина. Она была на пятом или шестом месяце. Розмари уже видела ее здесь. Они кивнули друг другу, потом мисс Ларк зашла в кабинет.

- Вы скоро будете рожать? - спросила вышедшая от доктора женщина, остановившись у стола.

- Во вторник, - ответила Розмари.

- Желаю удачи. Вам повезло, впереди почти целое лето.

Мисс Ларк вышла из кабинета.

- Миссис Байрон, - пригласила она и обратилась к Розмари: - Потом он примет вас.

- Спасибо.

Миссис Байрон зашла в кабинет доктора Сапирштейна и закрыла за собой дверь. Женщина, стоявшая у стола, уточнила у мисс Ларк день своего следующего посещения и ушла, попрощавшись с Розмари и еще раз пожелав ей всего хорошего.

Мисс Ларк что-то писала. Розмари взяла с небольшого столика блестящий глянцем журнал. «Умер ли Бог?» - вопрошали красные буквы на черном фоне обложки. Она проглядела содержание и нашла раздел шоу-бизнеса. Там оказалась статья про Барбару Стрейзанд. Она попыталась сосредоточиться на чтении.

- Какой приятный запах, - заметила мисс Ларк, поворачиваясь к Розмари. - Что это?

- Называется «Детчема».

- Гораздо приятней, чем ваши обычные духи, вы меня извините.

- А это были не духи, - ответила Розмари. - Это амулет с травами. Но я его уже выкинула.

- Вот и хорошо, - обрадовалась мисс Ларк. - Может быть, и доктор последует вашему примеру. Розмари удивилась.

- Доктор Сапирштейн?

- Да, он пользуется каким-то лосьоном после бритья, но запах ведь не от него, да? У него тоже есть талисман. Хотя он не суеверный. По-моему, нет. Но тем не менее иногда от него пахнет точно так же, как раньше от вас, что бы это ни было. Да и запах посильнее, чем ваш. Вы никогда не замечали?

- Нет.

- Может быть, вы приходили в другие дни. А может быть, не замечали, потому что у вас тоже был точно такой талисман Это что-то из химии, да?

Розмари встала, положила журнал на место и схватила свой чемодан.

- Простите, меня внизу ждет мой муж, и мне нужно ему кое-что сказать. Я сейчас вернусь.

- Можете оставить свои вещи здесь, - предложила мисс Ларк.

Но Розмари взяла чемодан с собой.

 

Глава 10

 
Она вышла на Восемьдесят первую улицу, отыскала телефонную будку и набрала номер доктора Хилла. В стеклянной будке было очень жарко.

Ответила регистратура. Розмари назвала себя и дала номер будки.

- Пусть он мне немедленно позвонит, - сказала она. - Это очень срочно, я звоню из автомата.

- Хорошо, - ответила женщина на том конце провода и повесила трубку.

Розмари нажала на рычаг, но трубку вешать не стала, а осторожно придерживала рычаг пальцем. Она держала трубку возле уха, как будто слушая кого-то, чтобы никто не мог попросить ее выйти из будки. Ребенок лягался и вертелся. Она сильно вспотела. «Пожалуйста, побыстрее, доктор Хилл! Позвоните. Спасите меня», - мысленно повторяла она.

Все они, все они вместе - Ги, доктор Сапирштейн, Минни и Роман. И все они колдуны. Они использовали ее, чтобы она родила им ребенка, которого потом они заберут у нее и... Но не беспокойся, Энди-или-Дженни! Я убью их всех прежде, чем они хоть пальцем до тебя дотронутся!

Раздался звонок. Она сняла палец с рычага.

- Да?

- Это миссис Вудхаус? - Снова звонили из регистратуры.

- Где доктор Хилл? - спросила она.

- Я правильно назвала вашу фамилию? Вас зовут Розмари Вудхаус?

- Да.

- И вы пациентка доктора Хилла? Розмари объяснила, что была у него на приеме один раз осенью.

- Я вас прошу. Он обязательно должен поговорить со мной. Это очень важно! Пожалуйста! Попросите его сейчас же позвонить мне.

- Хорошо, - пообещала женщина.

Снова придерживая рычаг, Розмари вытерла другой рукой лоб. «Ну, пожалуйста, доктор Хилл». Она приоткрыла дверь, чтобы стало немного прохладней, но тут же закрыла ее опять, потому что к будке подошла какая-то женщина и остановилась неподалеку.

- О, я и не знала об этом, - говорила Розмари мнимому собеседнику, по-прежнему придерживая пальцем рычаг. - А что он еще поведал? - Пот струйками катился по спине и под мышками. Ребенок повернулся еще раз Не надо было заходить в автомат рядом с кабинетом доктора Сапирштейна. Почему она не прошла до Мэдисон или Лексингтон?

- Прекрасно, - продолжала Розмари. - Он больше ничего не сказал? - Может быть, сейчас Сапирштейн уже вышел из кабинета и ищет ее, и тогда он непременно заглянет в ближайшую телефонную будку. Надо было сразу же садиться в такси и уезжать отсюда подальше. Она повернулась спиной к тому месту, откуда он вероятнее всего мог появиться. Женщина немного подождала и, слава Богу, ушла.

Ги, наверное, уже дома. Он увидит, что чемоданчика нет и позвонит доктору Сапирштейну, думая, что она у него или уже в больнице. И они вдвоем начнут ее разыскивать. И другие тоже. Визы...

- Да? - Она не дала звонку позвенеть до конца.

- Миссис Вудхаус?

Это был доктор Хилл. Ее спаситель и избавитель, милый, чудесный доктор Хилл.

- Спасибо, - пробормотала она. - Спасибо вам, что позвонили.

- А я считал, что вы уже в Калифорнии.

- Нет. Я просто пошла к другому врачу, которого мне посоветовали приятели, но он оказался плохим, доктор Хилл, он обманывал меня и давал мне очень странные капсулы и прописывал всякие напитки. Ребенок должен родиться во вторник. Помните, вы говорили мне - двадцать восьмого июня? И я хочу, чтобы именно вы принимали у меня роды. Я заплачу вам, сколько вы попросите, как будто у меня и не было никакого другого врача.

- Миссис Вудхаус...

- Можно мне поговорить с вами? - взмолилась она, чувствуя, что он хочет отказаться. - Позвольте мне только прийти к вам и объяснить все, что со мной происходит. Я не могу здесь долго находиться. Тот доктор, мой муж и их друзья - все они замешаны в.., ну, в общем, в заговоре. Я знаю, что это звучит нелепо, будто бы я сошла с ума, и вы, доктор, наверное, думаете: «Бедная девушка, она совсем рехнулась». Но я не рехнулась, доктор, клянусь вам всеми святыми, что это не так. Ведь бывают же заговоры против людей, верно?

- Наверное, бывают, - согласился он.

- Ну так вот: сейчас существует заговор против меня и моего ребенка И если вы разрешите мне прийти к вам, я вам об этом все расскажу. И я не прошу вас делать ничего необычного; просто поместите меня в больницу и примите роды.

- Хорошо. Приходите ко мне завтра на прием после...

- Нет, сейчас, - перебила она - Прямо сейчас. Они, вероятно, уже разыскивают меня.

- Миссис Вудхаус, - объяснил он - Я сейчас не в кабинете, я у себя дома. Я всю ночь не спал и...

- Я умоляю вас. Я вас просто умоляю! Он молчал.

- Я приеду и все объясню. Я не могу здесь оставаться.

- Приезжайте к восьми часам. Вас так устроит?

- Да. Да, спасибо вам. Доктор Хилл?

- Да.

- Вам может позвонить мой муж и спросить про меня...

- Я ни с кем не собираюсь разговаривать, мне надо выспаться.

- Вы передадите в регистратуру, чтобы они не говорили, что я вам звонила?

- Хорошо, передам.

- Спасибо.

- В восемь часов. - Да. Спасибо.

Мужчина, стоявший спиной к будке, повернулся, как только она вышла, но это был не доктор Сапирштейн, а кто-то другой.



* * *



Розмари пошла к Лексингтон авеню, потом вверх по Восемьдесят шестой улице, там зашла в кинотеатр и какое-то время как прикованная просидела в прохладной бархатной темноте перед большим ярким экраном. Немного погодя она нашла телефонную будку и заказала междугородный разговор с Брайаном. Но у него дома никого не было.

Она вернулась в зал и села на другое место. Ребенок утих и теперь спал. Один фильм кончился, начался следующий.

Без двадцати восемь она вышла из кинотеатра и, взяв такси, поехала к доктору Хиллу на Семьдесят вторую улицу, «Там безопаснее, - думала она. - Меня будут искать у Элизы и Джоан, но никак не у доктора Хилла, если только в регистратуре не проговорятся, что я звонила ему».

На всякий случай она попросила шофера не уезжать, пока он не убедится, что она благополучно вошла в дом.

Но никто не остановил ее. Дверь открыл сам доктор Хилл. Сейчас он был более приветлив, чем по телефону. За то время, что они не виделись, он успел отрастить усы - светлые и потому едва различимые, - но все равно продолжал оставаться похожим на доктора Кидлара. На нем была желто-голубая клетчатая спортивная рубашка.

Они прошли в смотровую, раза в четыре меньшую, чем у доктора Сапирштейна, и Розмари рассказала ему обо всем. Она сидела, держась за подлокотники высокого жесткого кресла, и говорила ясно и спокойно, понимая, что любое проявление истерии сейчас только убедит его в ее ненормальности. Она рассказала про Адриана Маркато, Минни и Романа, про длившиеся несколько месяцев боли, которые ей пришлось вынести, про напиток из трав и пирожное, про Хатча и книгу о колдовстве, про билеты на шоу «Фантастике» и черные свечи, и еще про галстук и слепоту Дональда Бомгарта. Розмари старалась, чтобы все было связно и логично, но у нее не всегда это получалось. Однако ей удалось сохранить спокойствие, и она закончила рассказом о магнитофоне доктора Шанда и историей с выбрасыванием книги и неожиданным откровением мисс Ларк.

- Возможно, кома и слепота - это просто совпадения, - согласилась Розмари - Но может быть также, что они и действительно обладают сверхъестественной силой, которая может наносить людям вред. Однако важно не это, а то, что они хотят отнять у меня ребенка. В этом я абсолютно уверена.

- Похоже на то, - невесело согласился доктор Хилл. - Особенно если принять во внимание, с какой заботой они с самого начала к вам относились.

Розмари закрыла глаза и чуть не заплакала. Он поверил! Он не счел ее сумасшедшей. Потом она спокойно посмотрела на него. Доктор что-то писал. Наверное, его любили все пациенты. Ладони у нее все еще были влажные, и она промокнула руки о платье.

- А доктора зовут Шанд?

- Нет, доктор Шанд просто входит в их группу, - пояснила Розмари. - В собрание. Доктора зовут Сапирштейн.

- Авраам Сапирштейн?

- Да, - забеспокоилась Розмари. - Вы его знаете?

- Видел пару раз, - безразлично ответил Хилл, продолжая что-то писать.

- Глядя на него и разговаривая с ним, никогда и не подумаешь, что... - начала Розмари.

- Никогда в жизни, - подхватил доктор и отложил ручку. - По этой же причине никогда нельзя судить о книгах только по обложкам. Вы могли бы отправиться в больницу прямо сегодня?

Розмари улыбнулась.

- С удовольствием. А это можно?

- Мне только надо будет кое-кому позвонить. - Он встал и прошел в соседний кабинет. - А вы пока ложитесь и отдыхайте, - сказал доктор, открыв дверь в большую темную комнату и включив там голубоватую люминесцентную лампу.

- Посмотрим, что я смогу для вас сделать. Розмари встала и прошла вслед за ним, держа сумочку в руках.

- Я думаю, мы с ними справимся, - сказал доктор Хилл. Он включил мощный шумный кондиционер за голубой шторой.

- Мне раздеться? - спросила Розмари.

- Нет, пока не надо. Мне придется звонить где-то с полчаса, не меньше. Просто ложитесь и отдыхайте. - Он вышел и закрыл за собой дверь.

Розмари прошла к кровати и села, сумочку положила рядом на стул.

Боже, благослови доктора Хилла!

Она сняла сандалии и легла на кровать. Из кондиционера струился прохладный воздух, ребенок медленно ворочался, будто ощущая его бодрящую свежесть.

Теперь все будет в порядке, Энди-или-Дженни. Мы с тобой будем лежать в чистой кроватке в больнице, и никто нас там не найдет...

Деньги! Розмари села, взяла сумочку и проверила, на месте ли деньги, которые она взяла с собой. В пачке оказалось сто восемьдесят долларов. И еще шестнадцать с мелочью у нее оставалось в кошельке. Конечно, для начала этого хватит, а потом она свяжется с Брайаном или ей одолжат Хьюг с Элизой, или Джоан. Или Грейс Кардифф. У нее много друзей, к которым можно обратиться.

Она вынула витаминные капсулы, положила деньги назад и закрыла сумочку, потом снова легла, положив пузырек с капсулами и сумочку на стул. Она даст капсулы доктору Хиллу, чтобы он сделал анализ и проверил, нет ли в них чего-нибудь вредного. Не должно быть. Им ведь нужно, чтобы ребенок для их безумных ритуалов был здоровый.

Розмари вздрогнула.

Чудовища!

И Ги с ними.

Непостижимо.

Мышцы живота у нее напряглись - началась схватка, на этот раз довольно сильная. Она быстро задышала и подождала, пока все не пройдет.

Это была уже третья схватка за день.

Надо будет сказать доктору Хиллу.



* * *



Розмари жила с Брайаном и Доди в большом современном доме л Лос-Анджелесе, и Энди уже начал говорить (хотя ему было еще всего четыре месяца), как неожиданно появился доктор Хилл, и она вновь очутилась на кровати в смотровой и услышала звук работающего рядом кондиционера. Розмари загородила рукой глаза от света и улыбнулась.

- Я заснула.

Доктор Хилл распахнул дверь настежь и отошел в сторону. В комнату ворвались Сапирштейн и Ги.

Розмари села и в ужасе опустила руки.

Они подошли к ней почти вплотную. Лицо у Ги было каменно-спокойным, и он все время смотрел на стены; только на стены, а не на нее. Заговорил доктор Сапирштейн:

- Пойдем с нами, Розмари. Только спокойно. Не надо спорить и устраивать сцен. Потому что если ты снова начнешь говорить о ведьмах и колдовстве, мы будем вынуждены отправить тебя в психиатрическую больницу. А там тебе будет не так удобно рожать, как в хорошей клинике. Ты ведь не хочешь этого? Тогда надевай туфли.

- Мы просто отвезем тебя домой. - Ги наконец-то посмотрел на нее. - Никто тебе ничего плохого не сделает.

- И ребенку тоже, - добавил доктор Сапирштейн. - Надевай туфли. - Он взял со стула пузырек с капсулами, посмотрел на него и сунул себе в карман.

Она медленно надела сандалии, и ей тут же всучили сумочку.

Потом все они вышли, при этом доктор Сапирштейн крепко держал ее под правую руку, а с другой стороны придерживал за локоть Ги.

Доктор Хилл нес чемодан. Потом он передал его Ги.

- Теперь с ней все будет в порядке, - заверил доктор Сапирштейн. - Мы поедем домой, пусть она отдыхает. Доктор Хилл улыбнулся ей.

- Скоро у вас все пройдет, я ручаюсь.

Она посмотрела на него и ничего не сказала.

- Извините нас за беспокойство, коллега, - сказал Сапирштейн.

А Ги добавил:

- Нам так неудобно, что вам пришлось хлопотать...

- Я рад, что смог вам помочь, сэр, - ответил доктор Хилл Сапирштейну и открыл перед ними входную Дверь.



* * *



Внизу ждала машина. За рулем сидел мистер Гилмор. Розмари усадили на заднее сиденье между Ги и доктором Сапирштейном.

Никто не разговаривал.

Они поехали назад в Брэмфорд.



* * *



Лифтер, как всегда, улыбнулся ей, пока они молча шли по широкому вестибюлю. Диего улыбался, потому что любил ее и всякий раз выделял среди других жильцов дома.

Эта улыбка вернула Розмари чувство собственного достоинства, и что-то пробудилось и ожило в ней.

Она незаметно раскрыла сумочку, отыскала ключи и продела указательный палец в кольцо. Возле самого лифта она как бы нечаянно перевернула сумку, и из нее посыпалась на пол всякая всячина, кроме ключей, которые Розмари уже держала в руке: губная помада, монетки... В разные стороны полетели бумажки в десять и двадцать долларов. Она тупо уставилась вниз.

Доктор Сапирштейн и Ги бросились подбирать ее вещи, а она молча стояла над ними - беременная и беззащитная. Диего вышел из лифта и сочувственно щелкнул языком. Розмари прошла мимо него в кабину и нажала кнопку последнего этажа. Дверь за ней быстро закрылась.

Диего рванулся к лифту и чуть не прищемил себе пальцы. Потом яростно застучал по двери.

- Эй, миссис Вудхаус!

«Извини, Диего», - подумала она и нажала кнопку хода. Лифт послушно поехал вверх.

Сейчас она позвонит Брайану. Или Джоан, или Элизе, или Грейс Кардифф. Кому-нибудь.

Мы еще не сдались, Энди!

Розмари остановила лифт на девятом этаже, потом на шестом, потом - чуть проехав седьмой, и только потом - на самом седьмом этаже.

Быстро прошла коридор. Началась новая схватка, но она не обратила на нее внимания.

Электронное табло над дверью показывало, что один из лифтов приближается к седьмому этажу. Это доктор Сапирштейн и Ги пытаются перехватить ее. Воспользовавшись служебным лифтом, они были уже на пятом этаже.

От волнения она никак не могла попасть ключом в замочную скважину.

Но вот наконец дверь открылась, Розмари юркнула в квартиру и тут же захлопнула дверь за собой и накинула цепочку. В тот же момент Ги сунул в замок свой собственный ключ. Дверь приоткрылась, но натянувшаяся цепочка удерживала ее.

- Открой, Ро, - тихо попросил Ги.

- Иди к черту!

- Я ничего плохого тебе не сделаю, милая.

- Ты пообещал им ребенка. Убирайся!

- Я ничего им не обещал. О чем ты говоришь? Кому обещал?

- Розмари... - начал доктор Сапирштейн.

- И вы тоже убирайтесь.

- По-моему, ты придумала, что против тебя есть какой-то заговор.

- Убирайтесь оба! - Она захлопнула дверь и повернула замок.

Его не стали пытаться открыть вновь.

Она отступила назад, не спуская с двери глаз, а затем направилась в спальню.

Было уже полдесятого.

Розмари не помнила телефона Брайана, а записная книжка осталась в вестибюле или уже лежала в кармане у Ги, нужно было просить телефонистку сперва связаться со справочной в Омахе. Когда телефон был выяснен, оказалось, что никого нет дома.

- Может быть, минут через двадцать еще раз попробовать? - опросила телефонистка.

- Да, пожалуйста. Попробуйте еще раз через пять минут.

- Через пять минут не могу, но через двадцать обязательно попробую, если вы хотите.

- Да, пожалуйста, - ответила Розмари и повесила трубку.

Она позвонила Джоан, но ее тоже не оказалось дома.

Телефон Элизы и Хьюга никак не вспоминался. В справочной выясняли его целых полчаса. Наконец она дозвонилась, и ночной портье ответил ей, что они уехали на уик-энд.

- А можно им как-нибудь позвонить? У меня очень срочное дело.

- Это секретарь мистера Дунстана?

- Нет, я их близкая подруга. Мне очень важно немедленно поговорить с ними.

- Они уехали на Фэйер-Айленд. Но я могу дать вам номер телефона.

- Пожалуйста.

Розмари запомнила его и хотела уже набрать, как вдруг услышала в коридоре шепот и приглушенные шаги по ковру. Она встала.

В комнату вошли Ги и мистер Фаунтэн.

- Милая, мы не сделаем тебе ничего плохого, - начал Ги. За его, спиной стоял доктор Сапирштейн с готовым шприцем в руке, с иголки капала прозрачная жидкость, большой палец уже лежал на поршне. Здесь же были доктор Шанд, миссис Фаунтэн и миссис Гилмор.

- Мы твои друзья, - сказала миссис Гилмор, а миссис Фаунтэн добавила: - Не надо ничего бояться, честное слово.

- Это легкое успокоительное средство, - объяснил доктор Сапирштейн. - Чтобы ты не волновалась и уснула.

Она стояла в узком проходе между кроватью и стеной - такая большая, что никак уже не могла ускользнуть от них.

Ее обступили со всех сторон.

- Ты же знаешь, я никому не дам обидеть тебя, Ро, - улыбнулся Ги.

Но тут она взяла телефон и с силой ударила им мужа по голове.

Ги схватил ее за руку, а мистер Фаунтэн - за другую. Телефон упал, и ее повалили на кровать, придавив с неожиданно грубой силой.

- Помогите мне, кто-ни... - выкрикнула Розмари, но тут ей заткнули рот платком или какой-то мягкой тряпкой и крепкой рукой сжали подбородок.

Ее оттащили от кровати, чтобы было удобней для доктора Сапирштейна, который все это время стоял наготове со шприцем и ватным тампоном. Началась очередная схватка, гораздо сильней предыдущих, и от боли и отчаяния она закрыла глаза, затаила дыхание, а потом начала отрывисто и часто втягивать воздух через ноздри. Чья-то рука коснулась ее живота, и доктор Сапирштейн сказал:

- Погодите-ка, погодите-ка! У нас уже начались роды!

Наступила тишина, и кто-то вдали зловещим шепотом произнес:

- Она рожает!

» Открыв глаза, Розмари уставилась на доктора Сапирштейна, тяжело дыша через нос. Живот немного расслабился. Доктор пристально посмотрел на нее и вдруг схватил за руку, которую уже держал мистер Фаунтэн, и сделал укол.

Она боялась пошевелиться.

Сапирштейн вынул иглу и протер место укола ватой.

Женщина повернулась к кровати.

К а к, з д е с ь?

Неужели здесь?

- Я должна была рожать в госпитале для врачей! С медсестрами, докторами, современным оборудованием и полной стерильностью!

Ее удерживали, а она отчаянно пыталась вырваться.

- Клянусь Богом, все будет хорошо! - шептал Ги. - Клянусь Богом, все будет просто замечательно! Перестань драться, Ро, пожалуйста. Даю тебе слово чести, что с тобой ничего не случится. Все будет в полном порядке!

И тут началась еще одна схватка.

Когда она очнулась, то уже лежала в кровати, доктор Сапирштейн делал еще какой-то укол.

Миссис Гилмор вытирала ей лоб.

Зазвонил телефон.

- Нет, не надо, отмените, - сказал в трубку Ги.

Началась еще одна схватка, но уже какая-то слабая - она едва почувствовала боль сквозь туманную пелену и шум в голове.

Все упражнения пошли насмарку. Зря она теряла время. Это были неестественные роды, она ведь ничего не понимала...

Энди! Энди-или-Дженни! Прости меня, крошка! Прости...



ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ



Глава 1

 
Свет. Потолок. И боль.

И Ги. Он сидит рядом у кровати и смотрит на нее, неуверенно улыбаясь.

- Привет, - сказал он.

- Привет... Но боль ужасная.

И тут она все вспомнила. Теперь все позади. Все позади. Ребенок родился.

- Все в порядке? - тихо спросила она.

- Да, все хорошо.

- Кто?

- Мальчик.

- Правда? Мальчик? Ги кивнул.

- И с ним все в порядке?

- Да.

Она закрыла глаза, потом с трудом снова открыла.

- Ты звонил насчет объявления?

- Да.

Она закрыла глаза и заснула.

Позже Розмари вспомнила еще очень многое. Лаура-Луиза сидела у ее кровати и с лупой читала журнал.

- Где он? - спросила Розмари. Лаура-Луиза вздрогнула и вскочила.

- Боже мой, дорогая, - произнесла она, и лупа повисла у нее на груди на красной плетеной ленточке. - Как ты меня напугала! Ты так неожиданно проснулась!

Розмари закрыла глаза и глубоко задышала.

- Ребенок.., где он? - настойчиво повторила она.

- Подожди-ка минуточку, - заспешила Даура Луиза и повернулась, держа палец в журнале. - Я позову Ги и доктора Эйба. Они на кухне.

- Где ребенок? - снова спросила Розмари, но Лаура-Луиза уже ушла, так ничего и не ответив. Она попыталась приподняться, но снова упала на кровать, руки не слушались. Сильная боль пульсировала между ног, словно колола сотня острых ножей. Розмари лежала и вспоминала все по порядку.

Был вечер. Часы на стене показывали пять минут десятого.

Вошли Ги и доктор Сапирштейн. Оба были какие-то решительные и мрачные.

- Где ребенок? - повторила она свой вопрос.

Ги подошел к кровати, наклонился и взял ее за руку.

- Милая, - начал он.

- Где он?

- Милая... - Он хотел еще что-то сказать, но не мог и повернулся к доктору, ища в нем поддержки.

Доктор Сапирштейн внимательно посмотрел на нее. В его усах застрял кусочек кокосовой скорлупы.

- У тебя были осложнения, Розмари, - сказал он. - Но на следующие роды это не повлияет.

- Он... - Она с ужасом уставилась на доктора.

- Умер, - подтвердил тот. И кивнул.

Розмари перевела взгляд на Ги. И Ги тоже кивнул.

- У него было неправильное положение, - пояснил Сапирштейн. - В больнице я, возможно, и смог бы что-нибудь сделать, но у нас совсем не было времени везти тебя туда. А пытаться сделать что-то здесь было бы.., просто опасным для твоей жизни.

- У нас с тобой еще будут дети. Как только ты немного поправишься. Я тебе обещаю, - нежно сказал Ги.

- Совершенно верно, - согласился доктор Сапирштейн. - Можно будет попробовать уже через несколько месяцев, и шансы, что повторится что-то подобное, ничтожно малы - один на тысячу. Такое случается очень редко - один раз на десять тысяч рождений. Сам же ребенок был абсолютно здоровый и нормальный.

Ги сжал ее руку и ободряюще улыбнулся.

- Как только ты поправишься... Розмари посмотрела на него, потом на доктора Сапирштейна с кусочком кокосовой скорлупы в усах.

- Вы врете. Я вам не верю. Вы оба врете.

- Милая, - начал Ги.

- Он не умер, - сказала она. - Это вы забрали его. Вы мне все врете. Вы колдуны. Вы врете. Врете! Врете! Врете!!

Ги прижал ее плечи к кровати, а доктор Сапирштейн сделал укол.



* * *



Розмари ела суп и маленькие кусочки хлеба с маслом. Ги сидел рядом и тоже ел бутерброд.

- Ты просто сошла с ума, - говорил он. - Ты совсем свихнулась. Это иногда происходит у беременных на последних неделях. Так говорит Эйб. Он даже сказал, как это называется. Какая-то там горячка, вроде истерии. И у тебя она началась в полную силу.

Розмари ничего не ответила и зачерпнула полную ложку супа.

- Послушай, - продолжил он. - Я знаю, почему ты считаешь, что Минни и Роман - колдуны, но как ты приписала к ним Эйба и меня?

Она опять ничего не ответила.

- Хотя, наверное, глупо об этом спрашивать. При горячке такой бред начинается беспричинно. - Он взял еще кусочек хлеба и откусил сначала с одного конца, потом с другого.

- Зачем ты обменялся с Дональдом Бомгартом галстуками? - спросила Розмари.

- Почему я.., а это тут при чем?

- Тебе нужна была его личная вещь, чтобы они смогли наслать на него порчу и ослепить. Ги дико уставился на нее.

- Милая, о чем ты говоришь, ради всего святого!

- Ты знаешь.

- Бог ты мой! Я обменялся галстуками, потому что мне больше понравилась расцветка его галстука, а ему нравился мой. А ничего не сказал тебе, потому что это, как мне показалось, слегка отдает голубизной, и я просто постеснялся.

- А где ты достал билеты на «Фантастике»?

- Что?

- Ты сказал, что тебе их дал Доминик, а он ничего не давал.

- О Господи! И поэтому я стал колдуном? Да мне их дала девушка по имени Норма, фамилии не помню, мы с ней познакомились на прослушивании, ну и выпили по паре коктейлей. Ну, а Эйб-то что натворил? Как-нибудь по-особому завязал шнурки на ботинках?

- Он пользуется таннисовым корнем. А это дьявольская вещь. Его медсестра сказала мне, что от него так пахнет.

- Может быть, Минни тоже подарила ему амулет, как и тебе. Ты хочешь сказать, что им пользуются только колдуны? Это даже странно!..

Розмари промолчала.

- Давай, милая, называть вещи своими именами. У тебя была обыкновенная предродовая горячка. А теперь ты отдохнешь как следует, и все пройдет. - Он нагнулся и взял ее за руку. - Я знаю, что с тобой сейчас стряслось самое ужасное в жизни. Но с этого момента все будет хорошо. Фирма «Уорнер» вот-вот предложит мне большую роль, и компания «Юниверсал» тоже мной заинтересовалась. Я быстро пойду в гору, и скоро мы уедем из этого города, поселимся в Беверли-Хиллс. У нас будет бассейн, собственный сад с травами и все такое прочее. И дети тоже, Ро. Честное слово! Ты же слышала, что сказал Эйб. - Он поцеловал ей руку. - Ну, мне пора бежать на работу завоевывать себе популярность.

Он встал и направился к двери.

- Я хочу посмотреть твое плечо.

- Да ты что?

- Да. Дай мне посмотреть. Левое плечо. Гц озабоченно посмотрел на нее и сказал:

- Ну хорошо. Все, что ты пожелаешь. Он расстегнул воротник и снял через голову голубую вязаную рубашку. Под ней была еще белая майка.

- Обычно я люблю это делать под музыку, - улыбнулся он, снял майку, подошел к кровати, нагнулся и показал Розмари левое плечо. Никакого знака там не было. Просто маленький след от прыщика. Потом он продемонстрировал ей правое плечо, грудь и спину.

- А остальное потом, - пошутил Ги.

- Хорошо.

Он добродушно усмехнулся.

- А теперь вопрос: мне можно одеться или идти прямо в таком виде и перепугать насмерть Лауру-Луизу?



* * *



Грудь Розмари наполнялась молоком, и надо было ее опорожнять. Доктор Сапирштейн показал ей, как пользоваться резиновым отсосом для молока, напоминавшим стеклянный клаксон. Несколько раз в день к ней приходила Лаура-Луиза, или Хелен Виз, или кто-нибудь еще с небольшой мензуркой. Она сцеживала из каждой груди одну-две унции чуть зеленоватой жидкости, пахнущей таннисовым корнем. Когда прибор и мензурку уносили, Розмари снова ложилась в постель и едва сдерживала слезы, разбитая и одинокая.

Заходили Джоан. Элиза и Тайгер, минут двадцать она разговаривала по телефону с Брайаном. Присылали цветы - розы, гвоздики и желтые азалии - от Аллана, Майка и Педро, и еще от Лу и Клаудии. Ги купил новый телевизор и пульт дистанционного управления к нему, который он поставил рядом с кроватью. Розмари смотрела разные передачи, ела и принимала таблетки, которые ей давали.

Пришло письмо с соболезнованиями от Минни и Романа - по странице от каждого. Они писали из Дубровника.

Постепенно швы перестали болеть.

Как-то утром, недели через две или три, ей послышался за стеной детский плач. Она выключила у телевизора звук и прислушалась. Где-то вдалеке действительно плакал ребенок. Или нет? Розмари встала с кровати и отключила кондиционер.

И тут вошла Флоренс Гилмор с отсосом и чашечкой для молока.

- Вы слышите голос ребенка? - спросила ее Розмари.

Обе прислушались.

- Нет, дорогая, не слышу, - простодушно призналась Флоренс. - Ложись в кровать, тебе нельзя много ходить. Зачем ты выключила кондиционер? Не стоит, день сегодня ужасный. Все просто умирают от жары.

Днем она опять услышала плач, и по непонятной причине молоко тут же начало прибывать.

- Новые жильцы въехали, - неожиданно сообщил вечером Ги. - На восьмой этаж.

- И у них есть ребенок, - добавила Розмари.

- Да. Откуда ты знаешь?

Она с усмешкой посмотрела на него.

- Я его слышала.

Плач был слышен и на следующий день. И через три дня тоже.

Розмари перестала смотреть телевизор и держала в руках книгу, делая вид, что занята чтением, а сама все слушала и слушала...

Ребенок был не на восьмом этаже, а где-то совсем рядом.

И более того: как только начинался плач, ей всякий раз приносили чашечку и прибор, а через несколько минут после того, как молоко уносили, плач прекращался.

- А что вы с ним делаете? - спросила она как-то Лауру-Луизу, отдавая ей мензурку с шестью унциями молока.

- Что? Выливаем, конечно, - ответила та и вышла.

В следующий раз перед тем, как отдать Лауре-Луизе молоко, Розмари сунула в мензурку грязную чайную ложку из-под кофе.

Лаура-Луиза тут же выхватила у нее чашечку.

- Не делай этого! - И немедленно вынула ложку.

- А какая вам разница? - удивилась Розмари.

- Это же грязная ложка, вот и все, - ответила Лаура-Луиза.

 

Глава 2

 
Ребенок не умер.

Он был в квартире Минни и Романа.

Они держали его там, кормили молоком и заботились о нем, потому что - это она хорошо помнила из книги Хатча - скоро будет первое августа, их особый день, праздник Ламмас или Лимас, когда надо проводить специальные ритуалы... Или же они берегли его для Минни и Романа, дожидаясь, пока те вернутся, чтобы разделить жертву на всех.

Он был жив. Розмари перестала глотать таблетки, которые ей приносили. Она прятала таблетку в ладонь и делала вид, что глотает ее, а потом засовывала подальше под матрас.

И скоро она почувствовала, что к ней возвращаются силы.

Держись, Энди! Я иду на помощь!

Доктор Хилл дал ей хороший урок. Теперь она ни к кому не будет обращаться за помощью и спасением. Ни в полицию, ни к Джоан, ни к Дунстанам или Грейс Кардифф, ни даже к Брайану. Ги был прекрасным актером, доктор Сапирштейн - слишком известным врачом, и оба они убедят кого хочешь, даже Брайана, что у нее какая-нибудь горячка из-за того, что она потеряла ребенка. На этот раз она все сделает сама и самым длинным и острым ножом отгонит прочь этих маньяков. Теперь, считала Розмари, ее положение было более выгодным: она знала все, а они об этом даже не подозревали. Она догадалась и о тайном ходе между квартирами: ведь тогда она заперла дверь на цепочку, и тем не менее все они оказались здесь. Значит, есть потайной ход.

И единственное место для него - это стенной шкаф, который когда-то забаррикадировала миссис Гардиния, тоже умершая от их заклинаний, как и Хатч. Шкаф был заделан, когда квартиру делили на две части. Но если миссис Гардиния принадлежала к их обществу - ведь Терри говорила, что она делилась с Минни своими травами, - тогда очень уместно было разобрать перегородку и таким образом путешествовать из квартиры в квартиру: это и экономило время, и сберегало от любопытных глаз соседей.

Ход наверняка должен быть через шкаф.

Когда-то давным-давно ей снилось, что ее проносят через этот шкаф. Но это был не сон, а знак свыше, и теперь, когда пришла необходимость, она, слава Богу, вспомнила о Нем. Отец небесный, прости мне мои сомнения! Прости меня за то, что я отвернулась от тебя, и помоги мне, помоги мне в час нужды! О, Иисус, милый мой Иисус, помоги мне спасти моего невинного ребенка!



* * *



Конечно, ответ скрывался в таблетках. Розмари просунула руку под матрас и одну за другой извлекла их оттуда. Восемь штук, все одинаковые - маленькие белые таблетки с полоской посередине, чтобы удобнее было разламывать пополам. Что бы это ни было, три таблетки в день делали ее беспомощной и послушной, а восемь сразу наверняка усыпят надолго Лауру-Луизу, или Хелен Виз, или кто там сегодня придет. Она отряхнула их, завернула в бумагу и положила в коробку с салфетками.

Притворяясь покорной и беспомощной, Розмари продолжала принимать пищу, смотрела журналы и сцеживала молоко.

Когда план окончательно созрел, оказалось, что с ней будет сидеть Лия Фаунтэн. Она пришла сразу же, как только Хелен Виз унесла молоко, и сказала:

- Привет, Розмари! Сегодня моя очередь дежурить возле тебя. Я вижу, у тебя тут настоящий кинотеатр на дому! Сегодня есть что-нибудь интересненькое?

В квартире больше никого не было. Ги ушел на встречу с Алланом, им надо было договариваться о каких-то контрактах.

Розмари с миссис Фаунтэн смотрели кино, а в перерыве Лия пошла на кухню и вернулась с двумя чашками кофе.

- Что-то я немного проголодалась, - заявила Розмари, когда Лия поставила напитки на маленький столик. - Вас не очень затруднит сделать мне пару бутербродов с сыром?

- Ну, конечно же, нет, милая, - с радостью согласилась Лия. - Ты как любишь: с салатом или с майонезом?

Лия снова пошла на кухню, и как только дверь за ней затворилась, Розмари вынула из коробки с салфетками свернутую бумажку. В ней накопилось уже целых одиннадцать таблеток. Она высыпала их в чашку Лии, размешала своей ложкой, а потом быстро вытерла ложку салфеткой. Затем она подняла свою чашку, чтобы отпить немного кофе, но от волнения ее руки так сильно дрожали, что Розмари была вынуждена немедленно поставить чашку назад на столик.

Однако когда Лия вернулась с бутербродами, Розмари уже успокоилась и с безразличным видом попивала свой кофе.

- Спасибо, Лия, - поблагодарила она. - Бутерброды с виду просто потрясающие. Правда, кофе немного горчит. Наверное, слишком долго настаивался.

- Хочешь, я сварю новый? - предложила Лия.

- Нет, и этот сойдет.

Старуха присела на стул рядом с кроватью, взяла свою чашку, попробовала напиток и недовольно сморщила нос.

- Да уж, вкус действительно не блещет... - согласилась она.

- Ничего, пить можно, - улыбнулась Розмари. Начался новый фильм, после двух частей которого Лия стала тихонько посапывать и клевать носом. Она отставила чашку и блюдце на столик, и Розмари заметила, что ее кофе выпит почти до конца. Розмари не спеша доела свой бутерброд, рассеянно наблюдая, как на экране весело танцуют в нереальном феерическом мире актеры.

Через минуту сон окончательно свалил Лию.

- Лия? - осторожно позвала Розмари.

Старушка громко храпела, уронив подбородок на грудь, руки безвольно лежали на коленях ладонями вверх. Ее сиреневый парик сполз на лоб, и на затылке стали видны реденькие седые волосы Розмари осторожно встала с кровати, надела шлепанцы и облачилась в бело-голубой халат, недавно купленный Специально для больницы. Тихо выскользнув из спальни, она на цыпочках прошла через всю квартиру ко входной двери и закрыла ее на засов и цепочку.

В кухне из набора ножей она выбрала самый длинный и острый, с чуть загнутым кончиком и тяжелой костяной ручкой на медной заклепке. Крепко сжимая его в опущенной вниз руке, Розмари направилась к стенному шкафу.

Как только она открыла его, так сразу же поняла, что не ошиблась. Полки выглядели очень аккуратно уложенными, но были не на своих местах. Полотенца лежали там, где должны были лежать одеяла.

Розмари отложила нож в сторону и осторожно вынула из шкафа все, за исключением верхней полки, сложила на пол белье и полотенца, всякие коробочки, а потом вынула и сами оклеенные полосатой бумагой доски, которые они с Ги вставили когда-то сюда.

Задняя часть шкафа представляла собой белую панель, окаймленную лепными украшениями. Подойдя к ней вплотную, Розмари увидела, что там, где панель соприкасается с лепным багетом, заметна глубокая щель. Она нажала на панель посильнее, и та медленно пошла одной стороной внутрь. Дальше в темноте виднелся второй стенной Шкаф и светящееся пятнышко замочной скважины, через которую она разглядела футах в двадцати от себя старинный комод, стоящий в нише в квартире Романа и Минни.

Розмари толкнула дверь, и та поддалась.

Она закрыла ее, вернулась в свой шкаф, взяла нож и после этого снова пошла вперед, сперва лишь немного приоткрыв дверь, а потом распахнула ее настежь и вышла, держа нож перед собой.

В прихожей было пусто, но из гостиной слышались голоса. Направо находилась ванная - дверь нараспашку, но свет потушен. По левую сторону - спальня, там горел ночник. Но ни кроватки, ни ребенка не было.

Она осторожно двинулась по коридору. Дверь справа была заперта, слева стоял еще один шкаф.

Над ним висела картина, изображающая горящую церковь. Небольшая, но очень выразительная. Раньше на этом месте был лишь пустой крюк, сейчас же она увидела на нем эту страшную картину. Из окон церкви вырывались желтые и оранжевые языки пламени и поднимались в небо, освещая черный остов провалившейся крыши.

Где-то она уже видела эту горящую церковь...

В своем сне. Когда ее пронесли через шкаф. Ги и кто-то еще. Она тогда была очень пьяная. И очутилась в большом танцевальном зале, где горела церковь... Где горела вот эта церковь.

Как же это могло быть?

Неужели ее действительно пронесли через этот шкаф и она видела настоящую картину?

Найди Энди. Найди Энди. Найди Энди.

С высоко поднятым ножом Розмари продолжала медленно двигаться по коридору. Все двери были заперты. Она увидела еще одну картину: голые мужчины и женщины пляшут, встав в круг. Впереди - холл и входная дверь, направо - арка, ведущая в гостиную. Голоса стали громче.

- Может, он еще самолет ждет! - сказал мистер Фаунтэн, после чего послышался смех и шиканье.

В том сне Джеки Кеннеди ласково поговорила с ней в танцевальном зале, а потом ушла, но все остальные были на местах - целое собрание, - они встали обнаженные в круг и начали петь. Неужели это происходило на самом деле? Роман в черной робе, рисующий таинственные знаки на ее животе, и доктор Сапирштейн, держащий чашу с красной краской.

Красная краска?.. Кровь!

- Какого черта, Гайато, - сказала Минни, - ты из меня делаешь посмешище? Вешаешь лапшу на уши, как теперь модно говорить.

Минни? Уже вернулась из Европы? И Роман тоже? Но только вчера она получила от них открытку из Дубровника, где они пишут, что остаются там!

Может быть, они вообще никуда не уезжали?

Розмари стояла около арки и уже видела книжные полки, журнальные столики и ящики, заваленные газетами и конвертами. Собравшиеся находились в другом конце; гости негромко разговаривали и смеялись. Позвякивал лед в стаканах.

Она крепче сжала рукоятку ножа и шагнула вперед. И тут же остановилась, не поверив своим глазам.

Возле огромного занавешенного окна стояла черная детская коляска. Черная! С черными кружевами и черной бахромой. Едва заметные серебряные нити украшали черную ткань.

Умер? Нет, несмотря на испуг, она все же заметила, что и ткань, и бахрома немного подергиваются и трепещут.

Он там, внутри. В этой чудовищней колдовской коляске!

Над коляской было укреплено перевернутое серебряное распятие, привязанное к пологу черной бархатной лентой.

Мысль о том, что ее ребенок лежит среди такого ужаса и кощунства, страшно перепугала ее, и Розмари чуть не заплакала. Ей захотелось просто забиться в угол и разрыдаться, сложить оружие перед таким изощренным и невыразимым злом. Но она сдержалась: закрыла глаза и всем сердцем взмолилась, призывая на помощь деву Марию. Она собрала всю свою ненависть и отчаяние - ненависть к Минни, Роману, Ги, Сапирштейну - ко всем, кто входил в этот кошмарный заговор против Энди, ко всем, кто хотел использовать его для своих жутких кровавых обрядов. Она вытерла взмокшие ладони о халат, откинула назад волосы, сжала рукоятку ножа и смело выступила вперед, чтобы каждый из них увидел ее.

Но как ни странно, они заметили ее не сразу, а довольно долго еще продолжали беседовать, внимательно выслушивая друг друга, и невозмутимо пить коктейли. В общем, приятно проводили время, обращая на нее не больше внимания, как если бы она была привидением, или все это ей только снилось: Минни, Роман, Ги (он же ушел узнать насчет контрактов!), мистер Фаунтэн, Визы, Лаура-Луиза и ученый японец в очках - все они собрались под большим портретом Адриана Маркато, который висел в литой черной раме над горящим камином. Лишь он один сейчас смотрел на нее, величественный и неподвижный. Но он был только рисунком.

Потом ее заметил Роман. Он отставил свой стакан и дотронулся рукой до Минни. Наступила тишина, и те, кто раньше сидел к ней спиной, теперь тоже повернулись. Ги хотел было встать, но, видимо, передумал. Лаура-Луиза зажала обеими руками рот и приглушенно взвизгнула. А Хелен Виз спокойным голосом заговорила:

- Ступай назад в кровать, Розмари. Ты же знаешь, тебе нельзя много ходить. - Она или сошла с ума, или пробовала хитроумный психологический ход.

- Это мать? - тихо спросил японец, и когда Роман кивнул, зашипел: «Ш-ш-ш-ш», - и посмотрел на Розмари с интересом.

- Она убила Лию, - дрожащим голосом сказал мистер Фаунтэн и медленно встал. - Она убила мою Лию! Ты убила ее? Где она? Ты убила мою Лию?

Розмари окинула их взглядом. Ги стоял покрасневший до ушей.

Она крепче сжала рукоятку ножа.

- Да. Я убила ее. Я заколола ее насмерть. Потом я вымыла нож и теперь я зарежу любого, кто ко мне приблизится. Скажи им, Ги, какой у меня острый нож!

Он ничего не ответил. Мистер Фаунтэн сел, схватившись рукой за сердце. Лаура-Луиза пронзительно завизжала.

Наблюдая за ними, Розмари перевела взгляд на коляску.

- Розмари... - начал Роман.

- Замолчите!

- Прежде чем ты посмотришь на...

- Заткнитесь. Вы в Дубровнике. Я вас вообще не слышу.

- Оставь ее, - сказала Минни.

Розмари подошла к коляске, взялась за ручку и осторожно развернула ее к себе. Пружины жалобно заскрипели.

В коляске в крохотных черных варежках на резинках лежал сонный милый розовый Энди, закутанный в чистое черное одеяло. У него была целая копна огненно-рыжих волос, шелковистых и аккуратно причесанных. Энди! О, Энди! Она бросилась к нему, позабыв обо всем и отложив нож в сторону. Мальчик посмотрел на нее и надул губки. Глаза у него были золотисто-желтые, без белков, с вертикальными черными зрачками.

Розмари с ужасом смотрела на него.

Ребенок перевел взгляд своих золотисто-желтых глаз на раскачивающееся перевернутое распятие.

Розмари уставилась на собравшихся, схватилась за нож и закричала:

- Что вы сделали с его глазами?! Все зашевелились и в замешательстве посмотрели на Романа.

- У него глаза его отца, - с гордостью сказал он. Розмари взглянула на малыша, на Ги - тот все время прятал лицо, - потом снова на Романа.

- О чем вы говорите? У Ги карие глаза, и они нормальные! Что вы с ним сделали, вы, маньяки?! - Она шагнула от коляски, готовая убить любого из них.

- Его отец - Сатана, а не Ги, - торжественно произнес Роман. - Сатана его отец, он пришел к нам прямо из ада и породил Сына от смертной женщины! Чтобы отомстить за несправедливость, которую так долго терпели его верные поклонники!

- Слава Сатане! - истошно завопил мистер Виз.

- Сатана его отец, а имя ему Адриан! - закричал Роман. Голос его становился все громче, слова приобретали значительность и вес. - Он опрокинет Всевышнего и разрушит храмы его! Он вернет славу презренным и отомстит во имя измученных и сожженных!

- Слава Адриану! - с ликованием воскликнули одновременно все гости. - Слава Адриану! - А потом: - Слава Сатане! Слава Адриану! Слава Сатане!

Розмари покачала головой, - Нет, этого не может быть.

- Из всего мира он выбрал тебя, Розмари, - вкрадчиво заговорила Минни. - Из всех женщин на этом свете он выбрал именно тебя! Он привел вас с Ги в эту квартиру. Он заставил эту дуру, как ее там - Терри, - испугаться, и нам пришлось поменять свои планы. Он устроил все так, потому что хотел, чтобы именно ты стала матерью его единственного живущего на Земле сына.

- Сила его растет, - грозно добавил Роман.

- Слава Сатане! - воскликнула Хелен Виз.

- Его власть будет длиться до конца дней.

- Слава Льявору! - поддержал японец. Лаура-Луиза отняла руки от лица. Ги исподтишка посмотрел на Розмари.

- Нет, - повторила она и опустила нож. - Нет. Не может быть. Нет.

- Подойди и посмотри на его руки, - сказала Минни. - И на его когти тоже.

- И на его хвост, - добавила Лаура-Луиза.

- И на крошечные рожки, - закончила Хелен Виз.

- Бог мой! - охнула Розмари.

- Бог умер, - уверенно произнес Роман. Она повернулась к коляске, а потом снова к собравшимся.

- Бог мой! - и закрыла лицо руками. - Бог мой! - Розмари подняла кулаки и закричала, закинув голову к потолку. - Боже мой! Боже! Боже!..

- Бог умер! - прогремел Роман. - Бог умер, а Сатана живет! Адрианов год по Земле идет! Настал год номер один, первый раз властвует наш Господин! Дьявол в силе. Бог в могиле!

- Слава Сатане! - закричали все. - Слава Адриану! Слава Адриану! Слава Сатане! Розмари в ужасе отступила.

- Нет! Нет! - она отходила все дальше и дальше, пока не оказалась между двух карточных столиков. Сзади кто-то подставил кресло, и она беспомощно опустилась в него, молча уставившись на них.

- Нет! - еле слышно прошептала она.



* * *



Мистер Фаунтэн бросился из квартиры. Ги и мистер Виз поспешили вслед за ним.

Подошла Минни, кряхтя подняла нож и отнесла его в кухню.

Лаура-Луиза приблизилась к коляске и, корча всякие рожицы, начала по-хозяйски раскачивать ее. Зашелестела ткань, заскрипели колеса.

А Розмари сидела и смотрела в пустоту, без конца повторяя:

- Нет, нет, нет...

Сон. Тот самый сон. Так, значит, все это было на самом деле. И те желтые глаза, в которые она заглянула...

- Боже мой, - тихо произнесла она. Роман подошел поближе.

- Клэр преувеличивает, что у него сердце остановится из-за Лии. На самом деле он не очень о ней скорбит. Никто здесь ее не любил, она была слишком скупа. Как в эмоциях, так и в деньгах. Помоги нам, Розмари, будь Адриану настоящей матерью, и мы сделаем так, что ты не будешь наказана за убийство. Никто ничего не узнает. Ты можешь не вступать в наше общество, если не хочешь, просто будь матерью своему сыну. - Он нагнулся и тихо шепнул: - Минни и Лаура-Луиза уже слишком старые. Это было бы несправедливо.

Она взглянула на него, и Роман сразу выпрямился.

- Подумай, Розмари.

- Я не убивала ее.

- Что?

- Я только подмешала ей в кофе таблетки, и она заснула.

- Правда?

В дверь позвонили.

- Извини, - оказал Роман и пошел открывать. - Все равно, ты подумай.

- Боже мой! - твердила Розмари.

- Перестань повторять «Боже мой», или мы убьем тебя, - пригрозила Лаура -Луиза, еще сильнее раскачивая коляску. - Даже если останемся без твоего молока.

- Лучше ты замолчи, - строго сказала Хелен Виз и протянула Розмари влажный носовой платок. - Розмари - его мать, и неважно, как она ведет себя. Мы должны уважать ее. Помни об этом.

Лаура-Луиза пробормотала в ответ что-то невнятное.

Розмари вытерла лоб и щеки прохладной тканью. Японец, сидевший на подушке напротив нее, поймал ее взгляд и тепло улыбнулся. Он держал на коленях открытый фотоаппарат, в который как раз заправлял пленку, а затем, не переставая улыбаться, указал ей на коляску. Розмари опустила глаза и тихо заплакала. Но потом вытерла слезы.

Вошел Роман, ведя с собой дюжего красивого загорелого человека в белоснежном костюме и таких же ботинках. Он нес большую коробку, обернутую в голубую бумагу с нарисованными на ней плюшевыми мишками. Из коробки неслась музыка. Собравшиеся дружно обступили его со всех сторон, и каждый старался поздороваться с гостем за руку. Слышались обрывки фраз: «Волновались.., удовольствие.., аэропорт... Ставропулос.., случайно».

Лаура-Луиза поднесла коробку к коляске. Она показала ее ребенку, потом потрясла, чтобы он услышал музыку, и положила ее на подоконник, где уже лежало много похожих разноцветных коробок и несколько черных, перевязанных черными лентами.

- В ночь на двадцать шестое июня, - гордо сообщил Роман. - Как раз через полгода после.., вы помните чего. Это поистине превосходно!

- А почему вы так удивлены? - спросил незнакомец, протягивая ему обе руки. - Разве Эдмонд Лотреамон не предсказал двадцать шестое июня еще триста лет тому назад?

- В самом деле, - согласился Роман, улыбаясь. - Просто странно, что это предсказание сбылось с такой точностью.

Все рассмеялись.

- Пойдемте, милый Друг, - продолжал он, увлекая гостя за собой. - Вы должны увидеть Ребенка.

Они подошли к коляске, возле которой уже стояла довольная Лаура-Луиза, и заглянули в нее. Через несколько секунд новый гость опустился перед младенцем на колени.

Вошли Ги и мистер Виз.

Они задержались под аркой, пока новый гость не поднялся. Потом Ги подошел к Розмари.

- С Лией все в порядке, - шепотом сообщил он. - Там сейчас Эйб. - Он стоял, потупив глаза и нервно потирая руки. - Они мне обещали, что ничего плохого тебе не сделают, и, как видишь, не сделали. Представь себе, что ребенок родился бы и умер; тогда ведь было бы то же самое, верно? А зато теперь мы столько всего получаем взамен, Ро!

Розмари положила платок на стол и, внимательно посмотрев на мужа, плюнула ему прямо в лицо.

Он покраснел и отвернулся, неуклюже вытираясь. Роман схватил его за руку и представил новому гостю, Аргирону Ставропулосу.

- Вы должны очень гордиться, - сказал Ставропулос, пожимая Ги руку двумя своими. - А это мать? Но почему же?.. - Но тут Роман оттащил гостя в сторону, что-то шепча ему на ухо.

- Вот, - сказала Минни и предложила Розмари чашку горячего чая. - Выпей, и тебе станет легче.

Розмари недоверчиво уставилась на желтоватую жидкость.

- Что это? Таннисовый корень?

- Нет, - ответила Минни. - Это чай с лимоном и сахаром. Самый обыкновенный чай. Выпей. - И она поставила чашку на стол рядом с платком.



* * *



Теперь нужно убить его. Это вполне очевидно. Надо только выждать, пока все отойдут в другой конец комнаты, броситься вперед, оттолкнуть Лауру-Луизу, схватить это исчадье ада и выкинуть в окно. А потом и самой выпрыгнуть вслед за ним. «Мать убивает ребенка и кончает жизнь самоубийством в Брэмфорде». Спасти мир черт знает от чего. Хвост... Крошечные рожки... Какой ужас! Ей хотелось закричать и умереть прямо здесь же. Она так и сделает: выкинет его и выпрыгнет сама.

Все с улыбками окружили его. Для них это был просто приятный вечер с коктейлями. А японец постоянно фотографировал: Ги, Ставропулоса, Лауру-Луизу с ребенком на руках.

Розмари отвернулась, не желая ничего этого видеть.

Глаза! Как у зверя, как у тигра, а не как у человека!

Да он и не человек вовсе. Только наполовину.

А каким он казался милым, пока не раскрыл свои дикие желтые глаза! Крошечный подбородок, почти как у Брайана, милый ротик и такие замечательные рыжие волосы... Как хочется еще раз посмотреть на него, только если он не будет раскрывать свои звериные желтые глаза.

Розмари попробовала чай. Это действительно был самый обыкновенный чай.

Нет, она не сможет выкинуть его в окно. Ведь это ее ребенок, и неважно, кто его отец. Надо пойти к понимающему человеку, например, к священнику. Да, вот и ответ сам пришел: к священнику. Эту проблему должна решать церковь. Пусть думают Папа Римский и кардиналы, а не глупая Розмари Рейлли из Омахи.

Убивать нельзя.

Она выпила немного чая.

Ребенок захныкал, потому что Лаура-Луиза слишком сильно трясла коляску. Только идиотка могла так качать.

Розмари не в силах была смотреть на это и подошла ближе.

- Уйди отсюда! - истерично выкрикнула Лаура-Луиза. - Не подходи и близко к нему. Роман!

- Вы его очень быстро качаете, - сказала Розмари.

- Сядь назад! - Лаура- Луиза снова обратилась к Роману: - Уберите ее отсюда. Пусть идет к себе.

- Она слишком сильно его качает, - объяснила Розмари. - Поэтому он хнычет.

- Это не твое дело! - огрызнулась Лаура-Луиза.

- Пусть Розмари покачает его, - предложил Роман.

Лаура-Луиза исподлобья уставилась на него.

- Иди, - повелительно сказал ей Роман и встал рядом с коляской. - Садись с остальными. А Розмари его убаюкает.

- - Но она может...

- Садись с остальными, Лаура-Луиза. Она недовольно фыркнула и отошла.

- Покачай его, - сказал Роман Розмари и улыбнулся. Потом слегка подтолкнул к ней коляску.

Но она лишь молча стояла, не решаясь пошевелиться.

- Вы хотите, чтобы я.., стала его матерью?

- А разве ты ему не мать? Покачай его, а то он жалуется.

Розмари с опаской взялась за черную ручку и закрыла глаза. Некоторое время они качали вдвоем, а потом Роман убрал руки. Розмари взглянула на малыша, увидела желтые глаза и со слезами отвернулась к окну.

- Надо смазать колеса. Его раздражает скрип, - тихо сказала она.

- Хорошо, - согласился Роман. - Вот видишь? Он перестал плакать. Он знает, кто ты такая.

- Не говорите ерунду. - Розмари снова посмотрела на ребенка.

Тот внимательно следил за ней. Теперь, когда она уже была подготовлена, глаза сына показались ей не такими уж страшными. Просто она немного испугалась от неожиданности. По-своему они даже симпатичные.

- А что у него с ручками? - спросила она.

- Они очень милые, - ответил Роман. - У него есть маленькие коготки - совсем крошечные и перламутровые. А варежки только для того, чтобы он случайно не оцарапался, а так ручки очень даже милые.

- Он чем-то обеспокоен, - заволновалась Розмари. Подошел доктор Сапирштейн.

- Вот это сюрприз, - радостно улыбнулся он.

- Убирайтесь отсюда, - возмутилась Розмари. - Или я вам тоже плюну в лицо.

- Уйди, Эйб, - посоветовал Роман.

Сапирштейн понимающе кивнул и отошел в сторону.

- Ты не виноват, - говорила она ребенку. - Ты совсем не виноват. Я на них сержусь, потому что они меня обманывали и водили за нос. А ты не волнуйся, я тебе ничего плохого не сделаю.

- Он знает это, - одобрительно произнес Роман.

- Тогда почему он так нервничает? Бедняжка. Вы только посмотрите на него - Одну минуточку, - вежливо прервал ее Роман. - Мне надо посмотреть, как там гости. Я сейчас вернусь. - И оставил Розмари одну у коляски.

- Честное слово, я тебе ничего плохого не сделаю, - повторила она, нагнулась и развязала ленточку у шеи ребенка. - Лаура-Луиза очень туго здесь завязала, да? Я немного ослаблю, и тебе будет легче дышать. У тебя очень привлекательный подбородок, ты знаешь об этом? У тебя, правда, странные желтые глазки, но зато подбородок очень даже симпатичный.

Она снова завязала ленту.

Бедная крошка!

Он не может быть плохим, просто не может. Даже если он наполовину и Сатана, то другая-то половина ведь ее! И это разумная половина, нормальная, человеческая. И если она будет сражаться с той плохой половиной, распространять доброе влияние...

- А у тебя есть своя комната, ты знаешь? - спросила Розмари, поправляя одеяло, которое тоже было затянуто слишком туго. - Там желто-белые обои и беленькая кроватка, и нет там ничего черного, совсем ничего. Когда ты захочешь есть, я тебе все покажу. А если тебе интересно, то я - та самая дамочка, которая поставляет тебе молоко. Наверное, ты думал, что молоко получают из бутылок? Нет, его получают из мам, а я твоя мама. Вот так. По-моему, ты не слишком в большом восторге от этого.

Стало тихо, и Розмари оглянулась. Все собрались вокруг нее на почтительном расстоянии и молча наблюдали за ее знакомством с ребенком.

Она покраснела и отвернулась, поправляя одеяльце.

- Ну и пусть на нас смотрят. Нам все равно, правда? Мы хотим чувствовать себя поудобней, вот и все. Теперь хорошо?

- Слава Розмари! - экзальтированным полушепотом изрекла Хелен Виз.

Это сразу же подхватили и другие.

- Слава Розмари! Слава Розмари! - повторяли Минни, Ставропулос и доктор Сапирштейн.

- Слава Розмари, - тихо сказал Ги.

- Слава Розмари, - одними губами произнесла Лаура-Луиза.

- Слава Розмари, матери Адриана! - громко крикнул Роман.

Розмари взглянула на него и покачала головой.

- Его зовут Эндрю, - сообщила она. - Эндрю Джон Вудхаус.

- Нет, Адриан Стивен, - возразил Роман.

- Роман, ну пусть, - попробовал убедить его Ги, а Ставропулос взял Романа под руку и спросил: - Неужели имя так важно?

Да, важно, - уперся Роман. - Его зовут Адриан Стивен.

- Я понимаю, почему вы хотите назвать его так, но у вас ничего не получится, вы уж извините. Его будут звать Эндрю Джон. Это мой ребенок, а не ваш, и я даже спорить с вами по этому поводу не собираюсь. Насчет этого и насчет одежды. Он не будет все время ходить в черном, - уверенно заявила Розмари.

Роман открыл было рот, но Минни опередила его.

- Слава Эндрю! - крикнула она и гордо посмотрела на мужа.

Все подхватили «Слава Эндрю!», а потом «Слава Розмари!» и «Слава Сатане!».

Розмари пощекотала ребенку живот.

- Тебе ведь не нравилось имя Адриан, правда? Наверное, нет. Адриан Стивен... Надо же такое придумать! Перестань, пожалуйста, волноваться. - Она осторожно нажала ему пальцем на нос. - А ты уже умеешь улыбаться, Энди? Умеешь? Давай, крошка, улыбнись мне. Ты можешь улыбнуться мамочке? - Она покачала над ним серебряное распятие. - Ну, давай же. Всего одну маленькую улыбочку. Давай, Энди-Энди!

Японец с фотоаппаратом проскользнул вперед, изогнулся и быстро сделал несколько снимков подряд.

© "Купол Преисподней" 2015 - 2024. Все права защищены.
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru