Автомобильное оборудование

Мелф

Созвездие Рыжего Пса

Рейтинг: NC-17.
Предупреждения: жестокость, ненормативная лексика.


Только здесь, в высоком зале Ангбанда, старший сын Феанора осознал, что всё кончилось для него. Навсегда.

Он не помнил, как попал сюда: в памяти остался только одуряющий, рвущий нервы шум битвы, слепящие полукружья, чертимые в воздухе клинками, запах гари да ощущение кровавой сырости у ключицы, по которой черканул острием меча валящийся ему под ноги орк.

Все последующее упрямо отторгалось его сознанием, как страшный сон, который уже не вспомнишь поутру… но теперь Маэдрос проснулся – от взгляда.

«Моргот, - подумал он, - Моргот смотрит на меня. И я б состроил знак от дурного глаза, если б от этого был хоть какой толк.»

Маэдрос поднял разлохмаченную рыжую голову и устало посмотрел в глаза Мелькору.

- Доигрался, щенок? – мягко поинтересовался Крылатый, - Ну, рассказывай…

«Я совсем не должен ему отвечать», - подумал Маэдрос, ничем не показав, что слышал вопрос. Взгляд его опустел. На самом деле Маэдрос, как и любой эльф, как и любой хороший воин, продолжал внимательно отслеживать происходящее. В частности, заметил диковатое сверкание черных глазищ из дальнего угла. Там, в углу, на табуреточке сидел какой-то с виду слегка пристукнутый малый, который чинил карандаш перочинным ножом…по крайней мере, до недавнего времени он занимался именно этим. Сейчас он пялился на Маэдроса, продолжая не глядя снимать с карандаша слишком толстую стружку, обрезался, скривился, но не издал ни звука. Маэдрос слегка улыбнулся, подумав о том, что только идиот может, пренебрегая мыслью о близкой смерти и настойчивым взором Врага, смотреть на другого идиота, который уродует карандаш...

- Молчишь? Понятно, - Мелькор расслабленно вытянул длинные ноги и скучающе возвел очи к черным сводам, - Ну, так что мне с тобой теперь делать?..



Гортхаур не заметил, что стесал карандаш в лучину. Вид феанорова отпрыска так поразил его, что он беспокойно заерзал на табуретке, словно это помогало получше разглядеть и запомнить это создание.

Гор ожидал увидеть здоровенного нолдорского ублюдка, похожего на Феанора, с мускулистой грудью колесом, петушиной спесью во взоре и глупой презрительной улыбкой на лице…а увидел только высокого мальчика с растрепанной рыжей головой (похоже было, что он просто нахлобучил большущий венок из красновато-бурых кленовых листьев). И голова эта сидела на тонкой длинной шее так торжественно и важно, словно среди листьев-волос прятался королевский венец. «Ах да, он же и впрямь король нолдор…» В глазах молодого эльфа стыла побитая морозом, сбрызнутая кровью зелень, и неприятно было видеть эти полумертвые глаза на свежем, как ландыш, лице.

Гора поразило спокойное достоинство нолдо, лишенное самолюбования и аффектации. Похоже, парень пошел не в отца: Мелькор рассказывал, что при Феаноре всем присутствующим как-то сразу становилось тесно в сколь угодно огромном зале. Сын же его занимал ровно столько места, сколько занимал – но это было его место: он носил свою свободу на коже, как невидимую драгоценную кольчугу.

Смотреть приятно, подумал Гор. Он встал с табуретки (с колен его посыпались жалкие кудрявые останки карандаша) и приблизился к креслу Мелькора. Встал за высокой спинкой, уложил на нее острые локти и пристроил на них обалдевшую, мрачно сопящую мордаху.

- Как думаешь, что мы с ним сделаем? – вопросил Крылатый, которому явно недоставало фантазии придумать для нолдо в меру изысканный мучительный конец…но самое странное состояло в том, что изощренное воображение Гортхаура отчего-то никак не желало озаботиться этим вопросом, но зато на диво продуктивно заработало в диаметрально противоположном направлении: Гор подумал вдруг, а не ужасно ли это – издеваться над этим довольно симпатичным существом?.. Почему «симпатичным», он не смог бы объяснить, даже если б его пытали.

- Ну это, - буркнул Гор, - Не знаю пока. А чё торопиться, если он уже здесь?.. Подумать надо, э…

- Нуу… - Мелькор всегда отличался нетерпеливостью, - Так подумай…прямо сейчас!

- Ой, да ну, бля, не знаю!

Маэдрос с легким удивлением увидел бледную физию карандашного истязателя над плечом Мелькора и подивился ее на редкость неумному выражению. К тому же, психуша таращился на него самым невоспитанным образом. Маэдрос сразу решил, что видит перед собой изувеченное Тьмой создание…

Мелькор вывернул голову через плечо и посмотрел на Гора с недоумением. Тот издал неопределенный звук «хы» и развел руками.

Главная причуда Гортхауровой психической организации состояла в том, что в нем жили два, казалось бы, совершенно несовместимых создания: ученый муж и шальной подросток. Когда Гора что-то сильно беспокоило, хамливый недоросль оттеснял разумника плечом, выступал на первый план и краем уха слушал подсказки отпихнутого, иногда принимая их во внимание, иногда нет. Со стороны всегда было заметно, какая сторона натуры преобладает в данный момент: ученый держал себя величаво и сдержанно, подросток отличался размашистыми жестами, придурковатым выражением лица и отвратной манерой изъясняться в основном междометиями, ругательствами и словами-паразитами. Мелькора ужасно забавляла эта дурацкая Гортхаурова ипостась – главным образом потому, что тогда он в кои-то веки ощущал интеллектуальное превосходство на майа. Если же эти Горовы проявления были не к месту либо не вовремя, Мелькор приводил его в чувство всегда одним и тем же примитивным, но безотказно действующим способом: делал вид, что расстегивает пряжку ремня, и врастяжечку произносил: «Ну тебе всыпать, что ли?»

Сейчас Гор – нашел время! – опять превратился в подростка, но усмирять его привычным способом в присутствии пленного Мелькор не хотел – Гор точно не простил бы ему такого унижения.

На бледных щеках Гортхаура расцвели розовые пятна, он сопел, и его тонкие ноздри раздувались. Он перестал смотреть на нолдо, убрал локти со спинки кресла и упрямо вперился в пол. Мелькор подумал и решил, что причиной Горова волнения является Маэдрос. А что же еще?

Черный хлопнул в ладоши и кивнул двум балрогам на эльфа:

- В камеру. На цепь.

Маэдроса увели.

- Гор, что с тобой?..

- Да ничё, - быстро отозвался Гор, отворачиваясь. Мелькор поймал его за подбородок и посмотрел в порозовевшее лицо с кривящимися губами:

- Да ты на эту тварь спокойно смотреть не можешь, я вижу…

Черные глаза как-то пугливо косили.

- Гор, - мягко сказал Мелькор, - успокойся. Ну с чего тебя так повело, скажи на милость?.. Из-за этого рыжего феанорова отродья?.. Дышать не можешь от ненависти? Хочешь, я тебе его подарю – ты ж у нас экспериментатор. Вот и сделаешь из него…я не знаю что. Рыжее уёбище какое-нибудь. Вместе посмеемся…

Впоследствии Гор костерил себя последними словами, вспоминая об этом предложении и своем идиотском ответе. Ну что мешало ему весело сказать «Ага, точно, ну так он мой, да?»

Мелькор чуть не сел, услышав:

- Как это подаришь…он же не вещь…



Рыжий эльф сидел на каменном полу. Голову он не склонил, хотя на шее болтался тяжеленный ошейник, от которого тянулась к кольцу в стене цепь толщиной с руку.

Гор не удивился бы, если б увидел остекленевший взор: пленные эльфы обычно впадали в замороженное, близкое к кататонии состояние – это была их обычная реакция на Темную Цитадель и свое далеко не светлое будущее. Но сын Феанора и не думал о спасительной отключке: он смотрел на Гора зелеными феаноровыми очами так презрительно, будто видел перед собой внезапно ожившую кучу орочьего дерьма.

На самом деле Маэдрос держался из последних сил – точней, его держала знаменитая феанорова гордыня. В присутствии темного отродья ни один феаноренок ни за что не склонил бы головы, даже если б на шее у него висела не только цепь, но и чугунный якорь. Кроме того, он еще как-то не до конца поверил в то, что с ним случилось, и смотрел происходящее, как сон.

«Странный какой-то, - подумал Маэдрос, глядя на Гортхаура, - Слишком уж нервный, хоть и старается это скрыть: и подбородок задрал, и руки сложил на груди…для того, чтоб я не видел, как они дрожат… С чего б ему нервничать?

- Ты это, жрать хочешь? – негромко спросил Гортхаур.

Губы эльфа (верхняя имела изящный изгиб лука) неохотно разомкнулись, и Гор услышал:

- Неужели ты считаешь, что я буду есть хоть что-нибудь, чего касались твои руки, Морготова подстилка?..

Гор вспыхнул до корней волос и, уже не владея собой, прошипел:

- Ты мне льстишь, ублюдок Феанора, я недостоин того, о чем ты говоришь! Мой шеф предпочитает подстилку подороже!

- Ой, да что ты?.. – насмешливо откликнулся эльф, - Он спит с каким-нибудь орком?..

- Не-а, - звеняще отозвался Гор, - Он спит с Манве Сулимо. Кроме того, я слышал, что он спал с твоим батюшкой, мальчик, да! На почве чего Феанаро и тронулся…

Насчет Феанора – вранье чистой воды, возымевшее, однако, действие.

- А НУ ЗАТКНИ СВОЮ ПАСТЬ!!! – взревел рыжий эльф, вскочив и рванувшись по направлению к Гору. Цепь дернула его назад так, что он едва устоял на ногах и закашлялся. Кроме того, их ведь все равно разделяла решетка…

- Ха, да ты пристукнутый, весь в папу, - сообщил Гор, тенью отпрянув от прутьев, - Или ты надеялся проломить решетку своей деревянной башкой?

- Нет, я надеялся плюнуть тебе в рожу, - прохрипел Маэдрос, - Решетка тому не помеха. Ничего, позже у меня это получится…

- Если у тебя будет какое-то «позже», - бросил Гор.



Он сидел в своей комнате и бесцельно перебирал какие-то винтики и шпунтики на столе. Среди них отыскался кусок проволоки, и Гор принялся гнуть ее на все лады, пока она не переломалась сразу в трех местах, но это тупое занятие хоть отчасти его успокаивало. Заниматься чем-то более серьезным Гор не мог – сейчас он был способен испортить любую работу, ибо не в силах был думать одновременно о работе и о Маэдросе. Ну, а если совсем уж честно – не мог думать о чем-то кроме Маэдроса.

Против своей воли Гортхаур вспоминал и вспоминал растрепанные кленовые кудри, раскосые глаза цвета мерзлой травы, изгиб верхней губы, одновременно изящный и чувственный… Притом Гор вполне отдавал себе отчет в том, что думает о Маэдросе не потому, что ненавидит его…



Гора пугало его новое состояние. Ему казалось, что он не то сходит с ума, не то уже сошел, потому что ему всегда казалось, что он любит только одно существо – а именно, Мелькора. Он ревновал Крылатого не только к Манве, но ко всему белому свету, и это приятно щекотало Мелькорово самолюбие: здорово ведь сознавать, что есть возле тебя создание, которое вечно ждет твоего внимания, вечно смотрит на тебя светящимися глазами… Ревность свою Гор научился блестяще скрывать, дабы не напрягать ею Мелькора. Отношение же Крылатого к Гору напоминало погоду – то есть, было таким же изменчивым и зависело от сотни всяких мелочей. Мелькор то рычал на Гора, то просто гнал его от себя, то ходил вокруг него на цыпочках, то глядел на него почти таким же взглядом, как на Манве… Гор принимал от него всё – и поцелуи, и тумаки, и безразличные взгляды. Несколько раз Крылатый затаскивал Гортхаура в свою постель – но ничего хорошего из этого отчего-то не получалось, несмотря на то, что Мелькор не был с ним груб – наоборот, всячески пытался сделать так, чтоб Гор находил в этом удовольствие. Но тот просто никак не мог поверить, что Мелькор хочет делать это именно с ним и не воображает на его месте Манве. Гор был не прав в своих подозрениях. «Ты просто не любишь трахаться, - с легкой тоской во взоре заметил как-то раз Мелькор, - потому что не можешь понять, как работает этот механизм».

У самого Мелькора сей «механизм» работал бесперебойно. В отсутствие Манве Крылатый пёр в свою постель кого попало из темных эльфов и дрючил их столь же вдохновенно, как Короля Арды. И Гор ревновал его к этим эльфам и думал, что ни одному из них Мелькор не сказал: «Иди работай, это у тебя получается куда лучше».

И действительно, работа приносила Гору куда больше удовлетворения, чем секс: работая, Гор всегда чувствовал огромную радость и от процесса, и от того, что воображал, как засияют серые глаза Мелькора, когда он предъявит ему конечный результат деятельности. Сам Мелькор гайку от болта не отличал, но Горовы штучки восхищали его, как ребенка. Секс же был связан для Гора со смущением, пожаром ревнивого воображения, страхом перед болью и ощущением собственной неполноценности…



- Гор, - послышался за дверью довольный голос Мелькора, и дверь, открытая мощным пинком, гулко треснулась ручкой о стену.

- Иди, выпьем в честь такого дела… Или ты опять за свои бебехи уселся, умник хренов?.. Успеешь…



- Опять вино разбавляешь? И охота помои пить?..

Гор, как всегда, промолчал в ответ на этот надоевший пассаж. Он считал, что вовсе не обязан накачиваться, если ему не нравится состояние опьянения и утренняя головная боль. Вино было весьма свирепое – но только такое Крылатый и уважал. А бокалы были здоровущие… посему Гор обычно разбавлял вино водой в отношении два к одному.

- Чудо ты у меня все-таки, - в который раз сообщил ему Мелькор. Серые глаза его разгорелись, красивая нахальная рожа раскраснелась от вина, - Нет, действительно. Как ты живешь – не понимаю. Трахаться не умеешь, пить не умеешь, только фитюльки всякие накручивать горазд. Вот сейчас о чем думаешь? О том, что получится, если какой-нибудь хренов аммиак смешать со спиртом?

- Можешь нассать к себе в бокал – вот и увидишь, что получится, - рассеянно откликнулся Гортхаур.

- Почему нассать? – озадаченно поинтересовался Крылатый, и Гор снисходительно поглядел на него грустными черными глазами:

- Потому что моча - аммиак и есть…

Мелькор недоверчиво хмыкнул и спросил:

- А все-таки, о чем ты думаешь, а?

- Об аммиаке.

- Гор!!! Не зли меня!!!

- Ну чего ты пристал. Ни о чем.

- А ты уже придумал, чего мы с отродьем сотворим?

По тому, как Гор вдруг вздрогнул, вскинулся и непроизвольным жестом «причесал» короткие волосы пятерней, Мелькор понял, что вопрос попал в цель.

- Ну-ка, давай выпьем, - потребовал он. Гортхаур послушно наполнил оба бокала.

Мелькор заметно прикосел. Он с дурною улыбкой смотрел на Гора, прячущего взгляд, а потом заявил:

- Я вот всё думаю – не трахнуть ли этого эльфенка, пока ты за него не взялся, экспериментатор. А то потом ведь страх будет взглянуть… Вот сейчас он – самое то. На Феанора похож…всю жизнь мечтал трахнуть Феанора!

- Не надо, - вырвалось у Гора, он прикусил язык, но было поздно. Вино всегда ослабляло его защитные рефлексы до полного идиотизма.

- Как ты сказал? – Мелькор ухмылялся так, что Гору захотелось вмазать ему бокалом по роже, - Не надо?.. А почему?

Гор опустил голову и с досадой прикусил нижнюю губу, позабыв о том, что Мелькор имеет привычку в таких случаях просто брать его за подбородок:

- В глаза смотреть, Гор!.. Это что за новости такие, а? Что с тобой, выкладывай!

Гор упрямо мотнул головой, но по его дикому взгляду Мелькор догадался, в чем тут дело. Нетрудно было догадаться…

- Где-то что-то сдохло, наверное, - в голосе Крылатого заплескался смех, - Гор положил глаз на симпатичного рыжего эльфенка!.. Ну с ума можно сойти, чудо ты этакое!..

- Я, наверно, умом тронулся, - буркнул красный, взъерошенный Гор, глядя на свое отражение в носках начищенных сапог.

- С недоёба-то – неудивительно. И чего сидишь? Ступай трахни его, и дело с концом.

- А если он не захочет?.. – Гор снова слишком поздно понял, ЧТО брякнул, и жестом обреченного отодвинул бокал подальше.

- Привяжи, - фыркнул Мелькор, - Ты прям как дитя!..

Гор посмурел и съежился.

Мелькор потянулся, как огромный сильный котяра, и переместился из кресла на ложе. Гор остался сидеть, туманным взором созерцая пейзаж за окном. Как во сне он услышал тихий голос Крылатого:

- Хочешь, иди ко мне…

Фраза не сразу дошла до одурманенного алкоголем сознания, а когда дошла, Гор понял, что Мелькор уже стоит за его спиной. Его крупная лапа с длинными сильными пальцами нежно легла на шею Гора, погладила стриженый затылок.

- Ты такой странный с короткими волосами, Гор. Такой забавный… и такой приятный на ощупь…

- Ты это уже говорил, - пробормотал Гор, поднявшись, - Не надо, не лезь… Ну пожалуйста. Мне плохо. Я перепил…

Мелькор слегка шлепнул его по затылку:

- Ага, ага… Ладно, ступай трахай своего эльфенка!..

…Волосы лезли Гору в глаза, когда он работал, а однажды он умудрился даже подпалить их. Во всем, что касалось внешности, Гор был полнейшим идиотом – ему даже в голову не пришло просто-напросто собрать волосы в хвост, и он просто обрезал их. Челку тоже. Естественно, делал он это, не глядя в зеркало. Когда Мелькор увидел Гортхаура в таком виде, он сперва долго хохотал, а потом его глаза маслено заблестели: когда-то Манве тоже провел подобный дурацкий «эксперимент» над своей прической, и результат был почти такой же, только у Гора вышло смешнее. Он смотрелся таким чучелом, что было неясно, смеяться над ним или все-таки плакать.

- Позор Ангбанда, - категорично заявил Крылатый, когда отсмеялся, - Погоди-ка.

Он приволок к Гортхауру какого-то темного эльфа. Эльф потрясенно приоткрыл рот, и тут Мелькор всучил ему ножницы:

- Ну-ка, малыш, попробуй привести это хоть в какой порядок… Подровняй как-нибудь. Смотреть ведь страшно…

- Ну что вы с собой сделали, господин Гортхаур, - с искренним огорчением

прошелестел эльф, работая ножницами, - Вы бы хоть сказали, что хотите подстричься, мы бы вам помогли... Ужас какой!..

Как ни старался эльф сохранить Гору хоть какое-то подобие шевелюры, стричь все равно пришлось очень коротко – дубина Гор ухитрился обкорнаться столь своеобразно, что кое-где сквозь оставшийся подшерсток проглядывала кожа, и «подровнять» это безобразие можно было только одним способом…

Мелькор глумливо поставил перед жертвой парикмахерского искусства зеркало. Набюдая процесс стрижки, Гор тяжело вздохнул и обронил:

- Сие есть начало диалектического превращения головы в жопу…Сначала по форме, а потом по содержанию…

Мелькор хохотнул, хотя, судя по глазам, понял из этой сентенции только два слова – «голова» и «жопа»…

Стриженый Гор выглядел совсем по-новому: у него торчали уши, а кочан был и впрямь приятно бархатист на ощупь…к тому же в мозгу Мелькора прочно закрепилась ассоциация «Гор-стрижка-Манве», поэтому он сразу после того, как эльф-цирюльник убрался, поволок Гора в постель и был в этот раз столь тороплив и неосторожен, что Гор буквально с самого начала принялся молча, целенаправленно и упрямо вырываться – да еще и со слезами на глазах. И Мелькор, которому хотелось просто нормально, без проблем потрахаться, плюнул и отправился к темным эльфам, перед уходом бросив Гору:

- Да ну тебя нафиг… с тобой себя прямо каким-то растлителем чувствуешь…Сопли вытри…



Маэдросу было как-то не по себе. Вот уже третий день бледный стриженый псих приходил к его камере, усаживался на колченогую табуретку и наблюдал за ним печальными, непроницаемо темными глазами. Эльф старался не обращать особенного внимания на это существо, но это было невозможно по одной простой причине: больше здесь обращать внимание было не на что, к тому же, Маэдрос был не настолько непосредственной личностью, чтоб сохранять естественность поведения под чьим-то пристальным, изучающим взглядом.

В конце концов Маэдрос принялся играть с психом в гляделки. Псих всегда выигрывал, его черные глазищи смотрели, смотрели, смотрели…а глаза Маэдроса скоро начинали слезиться от напряжения.

Эльф отворачивался к стене и пытался заснуть. Но удавалось ему это лишь тогда, когда псих бесшумно покидал свой наблюдательный пункт.

На исходе третьего дня Маэдрос не выдержал:

- Ну что ты пялишься, выродок? – он постарался вложить в свой вопрос как можно больше презрения, но получилось как-то вяло, неубедительно – Маэдрос ведь не бросал слов на ветер и отказывался от еды, да и просто смертельно устал от своего бремени побежденного, от камеры, от цепи на шее, от страха перед будущим.

Темный не ответил, только как-то странно, нервно, колюче поглядел на рыжего эльфа, криво улыбнулся.

- Язык проглотил?.. – свысока бросил Маэдрос, словно до сих пор ощущал себя королем.

- Чего бесишься? – неожиданно спросил тот.

- А ты б не бесился на моем месте?..

- Наверное, - спокойно кивнул темный, и это несколько выбило Маэдроса из колеи – в голосе врага не чувствовалось никакой ненависти.

- Почему ты не ешь? – продолжал темный, не повышая голоса и глядя на Маэдроса с искренним сочувствием, - Надеешься уморить себя голодом?

- Да, - ответил Маэдрос.

- Зачем?

- Тебе не понять, - буркнул рыжий эльф.

Он высокомерно оглядел темного с ног до головы и только сейчас задумался: а кто это, собственно? Не темный эльф, явно. Не человек, явно. И уж наверное не орк. Судя по одежде, шишка некрупная – простая черная рубаха, перетянутая на талии кожаным ремнем с простенькой пряжкой, черные брюки и солдатские сапоги… Но…

Маэдрос подумал о том, что псих, несмотря на бледность и стриженые волосы, весьма и весьма хорош собой: очень правильные черты худого лица с чуть запавшими щеками, брови, похожие на крылышки стрижа, большие и живые черные глаза, нос с изящной, почти незаметной горбинкой, красивые нервные губы… К тому же, его дебиловатость, как ни странно, оказалась преходящим явлением.

- Вас не так уж трудно понять, как ты воображаешь, сын Феанора, - заметил темный, и Маэдрос вскинулся было, но понял, что тот имел в виду, и горько усмехнулся. Все дети Феанора похожи на Феанора…и понимать тут нечего. Меньше всего Маэдросу хотелось обсуждать тему наследственности, и он перевел разговор:

- Долго мне тут киснуть? Я имею в виду, скоро там Гортхаур за меня примется как следует? Или, может, сам Моргот удостоит меня чести лично измываться надо мной?.. Можешь передать своим хозяевам, пес Тьмы, что неплохо бы было разнообразить мой досуг…

- Ты хорошо подумал, прежде чем это сказать? – темный тихо смеялся, на щеках у него появились ямки. Улыбка чрезвычайно его красила, потому что придавала замкнутой физиономии чуть наивное выражение.

- Да уж к одному концу… И что ты услышал смешного, скажи на милость?

- Да ничего. Просто ты так прелестно надулся, когда говорил это… Ай да высокомерие! Да уж, ты не посрамишь чести Феанора…

- Не тебе рассуждать о чести, пес Тьмы! – вспыхнул Маэдрос.

- Фу, как глупо это звучит – «пес Тьмы»…

- А как мне тебя называть – Манве Сулимо, что ли?

- Ох, спасибо, только не это, - иронично откликнулся темный, - Меня зовут по-другому.

- Ты не представился.

- Твое величество позволит мне исправить это упущение?..

Темный подошел к решетке вплотную и протянул Маэдросу руку – изящная худая кисть с тонким запястьем легко пролезла между прутьями. Жест был настолько порывистый, неосторожный и неожиданный, а от ошалевшей, просиявшей физии Гортхаура вдруг повеяло на эльфенка таким нездешним, таким золотистым и покоряющим теплом, что Маэдрос обалдело пожал эту руку…

- Гортхаур, - представился темный.

Маэдрос так отдернул руку, словно Гор по меньшей мере плеснул на нее кипящей смолой, и зеленые его глаза превратились в плошки.

Это – Гортхаур?..

- Какой ты нервный, - заметил Гор, - Вовсе незачем так дергаться. Ты что, гортхауров никогда не видел?..

- Отстань от меня, сволочь!..

- Резкие перемены настроения – один из симптомов шизофрении. Это у вас фамильное?.. - насмешливо бросил Гор, - По-моему, я тебя еще ничем не обидел.

- О да. Мне совсем необидно сидеть на цепи! – прорычал Маэдрос.

- Это не я приказал.

- Чего ты ко мне подмазываешься, а?!

- Слушай, хватит наглеть, - процедил задетый за живое Гортхаур, - Не веди себя как придурок! Ты серьезно меня разочаровываешь!

- А мне насрать на твое разочарование!..

Маэдросу повезло, что Гор пропустил последнюю фразу мимо ушей: его так захватило зрелище эльфовой злости, что он едва не подпрыгнул от возбуждения. Зеленые глаза в хищном кошачьем прищуре, левая бровь, взлетевшая выше правой, презрительно искривившиеся губы… Бесстрастное лицо стало таким живым и по-детски яростным, так осветилось изнутри уже не феаноровым, а собственным пламенем, что не залюбоваться было невозможно. Величавое достоинство юного короля-воина слетело с Маэдроса, как легкий плащ, и теперь это был просто длинный рыжий мальчишка-дикарь с плохими манерами. Гор не осознал, что снова улыбается сыну Феанора…и отрезвил его только оскорбленный рев этого самого сына:

- ОСТАВЬ!ТЫ! МЕНЯ! В ПОКОЕ!!!

- Ну вот, - Гор склонил голову, искоса глянул на побагровевшего Маэдроса, - Какая непоследовательность. Ведь пять минут назад просил разнообразить твой досуг…



- Эй, Гор? Ты его уже трахнул или еще нет?

- Отстань, Мелькор.

- Ну когда же?.. Впрочем, ты не знаешь, как это делается. Показать тебе?..

- Да отстань, ей-Эру, надоел!

- Нет, чем ты там с ним занимаешься, а? Часами ведь там торчишь… В крестики-нолики играешь, что ли?

- В морской бой.

- Детский сад, - констатировал Мелькор, - Полное взаимопонимание на почве заторможенного полового созревания. Как вы все мне надоели своим инфантилизмом, с ума сойти.

- Мелькор, - ухмыльнулся Гортхаур, - Ну стоит тебе выучить новое слово – кранты: начинаешь давить своим бешено выросшим интеллектом.

- Да меня еще Манве этим детством достал. Он в его-то годы не знал, что то, что у него болтается между ногами, называется хуем. А ты это знаешь?..

- Как-как это называется?.. Дай запишу, - язвительно усмехнулся Гор.



Маэдрос сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, а ногти оставили на ладонях синие полумесяцы.

Несколько раз он бессознательно обтирал руку, которой коснулась суховатая горячая ладонь Гортхаура, о штаны – брезгливым жестом, словно пытаясь стереть с нее что-то гадкое и вонючее. «Я пожал ему руку, - думал он, - Я не знаю, зачем я это сделал, но сделал же… Он смотрел на меня так, что…»

Как «так», он хорошо знал, но боялся выговорить это даже про себя.

Этот темнейший из темных смотрел так, как никогда не смотрели на него даже те, кого он любил. Ни отец, ни братья никогда не дарили ему такого беззащитного, истекающего нежностью и радостью взгляда, и бледный черный морок встал перед глазами молодого эльфа и принялся неслышно прясть губами невесомую ткань мягких шерстяных слов, ласково щекочущих и согревающих обледеневшее сердце… Маэдрос замотал головой, вдруг поняв, что же такого знакомого было в этом взгляде – не так ли смотрели друг на друга влюбленные мальчишки и девчонки в Тирионе?..

«Ты идиот, Рыжик, - хрипловато заговорил вдруг рядом кто-то такой же невидимый, но осязаемый, и Маэдрос без труда узнал этот всегда словно бы слегка презрительный голос – шепот огня, вечно пожирающего изнутри могучую эльфийскую плоть, голос Куруфинвэ Феанаро, - Неужели ты думаешь, что этим известно, что такое любовь?.. Не позволяй себя наколоть, Рыжик, не позволяй этому приворожить тебя… Я дураков не растил, слышишь?..»

- Ох, папа, шел бы ты назад в Мандос, - пробормотал Маэдрос, - Тебя мне тут не хватало. Впрочем, из-за тебя я тут и сижу. Из-за твоего идиотизма, из-за твоей гордыни, из-за…

«Нет, - вдруг подумал он, - При чем тут Феанор? А? Интересно, при чем? Я давал идиотскую клятву. Я посеял в своем сердце этот колючий чертополох. Я сам…»

«Король нолдор, который поверил Гортхауру Жестокому. Было у Феанаро семь сыновей…первый сын всегда комом…шестеро умных и один Маэдрос», - усмехнулась за его плечом тень Феанора.



Гортхаур шел по тюремному коридору, глуповато улыбаясь всему, что попадалось на дороге, начиная с балрога и заканчивая забытой в углу метелкой. Он ничего, ну совершенно ничего не ждал от очередной встречи с Маэдросом. Эльф снова обругает его, снова выстрелит в него злым взором промахнувшегося лучника? Пусть. Гортхаур настолько боялся, что его сердце взорвется прямо в груди, что и не воображал себе более благоприятного исхода встречи. Ему просто было чрезвычайно хорошо оттого, что сейчас он увидит Маэдроса…и он совершенно не был готов к большему. У него не было никакого опыта любви – кроме Мелькора, но… в любви к Мелькору было что-то неприятно естественное, порожденное их нерасторжимой духовной связью друг с дружкой, невозможностью никуда деться от этой связи. А влюбленность в Маэдроса была самой обычной пустоголовой влюбленностью в кого-не-надо, свойственной не мудрым майар, а глупым подросткам.

Рыжеголовый эльф поднялся и улыбнулся, натянуто, холодно. Гор замер в двух шагах от решетки, и глазницы его наполнились горячей смолой, он глядел на рыжую голову и бледное лицо, как глядел бы Манве на Эру, явившегося перед ним в облике Мелькора. И снова протянул руку между прутьями решетки… Маэдрос рассчитал правильно. Он сжал эту горячую тонкую кисть, неотрывно глядя в два бездонных зрачка…

…и резко рванул Горову руку на себя-вверх, ломая его тонкое запястье о толстый поперечный прут, а потом, вцепившись другой рукой, еще и направо-вверх, выдирая с места локтевой сустав. Маэдрос был хорошим воином, и все это заняло у него не больше времени, чем нужно, чтоб произнести «Ну как же так можно?»

Гор, конечно, не произнес ничего подобного. Он просто отчаянно, дико заорал, сорвавшись на позорный бабий визг и моментально ослепнув от хлынувших из глаз слез – ему просто никогда в жизни не делали так больно, и повел он себя точно так же, как зверь, в первый раз в жизни укушенный за лапу стальными челюстями капкана – рванулся назад, движимый слепым инстинктом самосохранения…и шваркнулся о стену. Маэдрос предчувствовал этот рывок и вовремя разжал хватку.

Гор полулежал у стены, похожий в своей черной одежке на стрижа со сломанным крылом, скуля и задыхаясь. По стенам плясали отсветы – это неслись сюда балроги…а Маэдрос глядел на врага с нескрываемым удивлением и пренебрежением – он не ожидал, что Гортхаур окажется столь уязвимым существом.

- Да ты знаешь, что с тобой теперь будет? – хрипло пролаял один из балрогов. Другой склонился над воющим Гором.

- Ага, - кивнул Маэдрос, - Что ж. К одному концу…



Мелькор был в ярости. Он готов был прямо сейчас спуститься в подземелье и медленно, садистски переломать рыжему отродью все пальцы на руках. По одному. А потом свернуть ему шею.

Он воспринимал Гора не просто как свою собственность, но как свою плоть и кровь. И то, что сотворил чокнутый сынок Феанора с его учеником, с его преданной собачкой, с его любимой живой игрушкой, Крылатый оценивал так, как оценил бы посягательство на себя самого.

К тому же, как многие жестокие создания, Мелькор был сентиментален – а Гор, обычно сдержанный, терпеливый и не выказывающий бурных эмоций, истерично и жалобно ревел целый час, икая, повизгивая, задыхаясь от горловых спазмов и пуская великолепные зеленые пузыри, и вид у него был настолько жалкий, что Мелькор глядел на него почти с брезгливостью, несмотря на то, что всем сердцем сочувствовал ему. Он долго пытался насколько умел нежно и ласково успокоить Гора, но у него ничего не выходило: разве что рев перешел в стадию совершенно уж непотребного, тихого, надрывного воя. В конце концов Мелькор поступил правильно: а именно, закатил Гору несильную, но звонкую оплеуху. Гортхаур тут же смолк и поглядел на Мелькора вытаращенными, припухшими от слез глазами, полными обиды:

- Ты чего?..

- Хватит хныкать, Гор. Хватит! Вытирай свое рыло, на кого похож?.. Ты не сопляк и не баба! Так уж больно? Потерпишь…

- Угу, - вяло откликнулся тот. Он уже устал плакать и хотел только одного: чтоб кругом было прохладно, темно и тихо, и никого рядом.

Гор посмотрел на Мелькора взглядом замученной, но недобитой собаки и побрел к себе.

Взгляд этот куда яснее слез показал Крылатому, что причиной этого концерта кисейной барышни была не физическая, а душевная боль…и это завело его еще больше. Гор принадлежал ему ВЕСЬ, душой и телом, черт подери ублюдка Феанора!..



Маэдрос заметно вздрогнул под взглядом горящих серых глаз, но выдержал его.

- Ты зачем моего ребенка обижаешь? – мягко, вроде бы ласково поинтересовался хозяин Ангбанда, - А? Тебя спрашиваю, эльфийский пизденыш!

- Какого ребенка? – весело хмыкнул Маэдрос, - Это Гортхаура, что ли?..

Вид у него был такой, словно он в жизни не слышал ничего смешнее.

- Это тебе он Гортхаур, - заметил Мелькор, - а мне – ребенок… Он до сих пор плачет, между прочим. Я его для тебя растил, урод?.. Ты ему зачем руку сломал?..

- Приводи, еще что-нибудь сломаю…

- Ломать – не строить… Да ты весь одной его руки не стоишь, тварь, знаешь ты об этом? – поинтересовался Крылатый, - А ему руки не для того, чтоб дрочить, как тебе, например. Он ими работает, чтоб ты знал…А ты его на полгода искалечил. Это хорошо?..

Насчет «полгода» Мелькор приврал. Для убедительности.

- И потом, - продолжал он, расходясь, - тебя что же, гаденыш, папа в детстве не учил, что нельзя причинять другим боль?..

Эта фраза в устах Мелькора была истинным шедевром, и Маэдрос оскорбительно расхохотался.

- Ага, - спокойно заметил Мелькор, - Не учил, стало быть. Хорошо. Значит, я научу. Поступим по принципу «а если тебе так сделать?» Только ты, - тонкие губы Крылатого медленно растянулись в ухмылку, - будешь плакать гораздо дольше…



Мелькор уже Эру знает сколько времени не заходил в кузницу.

Он с наслаждением вдохнул плотный раскаленный воздух и с ухмылкой поглядел на работающих там темного эльфа и орка, тут же прекративших ковку. Оба поклонились ему, он кивнул в ответ и бросил эльфу-кузнецу:

- Поди отдохни.

Тот молча провел ладонью по лбу, откидывая прилипшие темно-пепельные лохмы, и удалился.

Орк с мрачной сосредоточенностью поглядел на него маленькими глазками, в которых плясали багровые отсветы горна.

- Тоже отдыхай, - необдуманно заявил Мелькор.

Он любил работать вместе с Гором. Ему нравилась та веселая лихость, с которой тонкий, изящный Гортхаур размахивал тяжеленным молотом…

Мелькор сплюнул, вспомнив, что Гор нынче не работник, и пошел звать орка-молотобойца обратно.

Красный металл, казалось, стонал от боли под ударами молота…как сердце. Чье? Мелькор знал.



Гортхаур, вытянувшись, лежал на своем скользком кожаном диване, пристроив руку в лубке на груди. Боль не удалось усыпить даже лошадиной дозой макового отвара, и рука тихонько, противно, раздражающе ныла. Это приводило Гора, у которого никогда в жизни ничего не болело, в состояние тихого помрачения рассудка. В голове от виска к виску тяжко перекатывался чугунный шарик – вопрос «За что?»



Мелькор с усмешкой смотрел, как рыжеволосый эльфенок попятился от наковальни, на которой лежала уже остывшая, страшная, похожая на черную змею цепь с разомкнутым кольцом для запястья – и кольцо это было раскалено докрасна. Этакий ядовитый рубиновый браслет…



Когда дело было сделано, Мелькор с чувством глубокого удовлетворения отправился к себе, по дороге завернув к Гору. Тот лежал, уставив в потолок острый нос и пустой взгляд.

- Гор, - Мелькор склонился над ним, - Пойдем ко мне. Мне без тебя не заснуть, сам ведь знаешь.

Тот попытался улыбнуться, послушно встал, охнув от маленькой вспышки боли в руке, и побрел за Крылатым.

Кроме шуток, Мелькор действительно не умел засыпать в одиночестве. И секс тут был ну никак ни при чем. Просто Крылатому часто снились кошмары…а ведь нет ничего хуже, чем проснуться с криком, а потом полночи лежать в одиночестве, с сосущим под ложечкой чувством страха и тоски, и уговаривать себя, что плохие сны не имеют ничего общего с замечательной действительностью… Когда Мелькору приходилось проводить ночи без Манве и темных эльфиков, он обычно звал к себе Гора и чаще всего даже и не думал приставать к нему: просто обнимал его, как ребенок любимую игрушку, и засыпал, сладко сопя ему в ухо.

Если Мелькор спал, то спал так завлекательно, с такой блаженной улыбающейся мордой, что Гор тоже начинал дремать…а когда начинались кошмары и мокрое от пота тело Крылатого начинало крутиться и ерзать, как живая рыба на сковороде, Гор, почти не просыпаясь, крепко-крепко прижимал его к себе, и призрачные враги отступали…

Мелькор помог Гору стащить сапоги, расстегнуть ремень на брюках и стянуть их.

- Рубашку хочешь снять? Придется разрезать…

- Да нет. Не надо, - пробормотал Гор, осторожно ложась на спину. Мелькор улегся рядом, Гор положил голову ему на плечо, а ноющую руку снова пристроил на грудь, думая о том, что надо бы поосторожней, если Мелькор опять начнет вертеться во сне…

Вскоре Крылатый безмятежно засопел. А Гору даже не хотелось закрывать глаза. Он думал о Маэдросе, и чем больше думал, тем тесней становилось сердцу в узкой клетке ребер, тем больней саднило оно, ударяясь о них. Я просто спрошу его, зачем он это сделал. Просто…спрошу.

Гор тихонечко, передвигаясь по волоску, отодвинулся от Мелькора и сел, опершись на здоровую руку. Вот проклятье, поди напяль штаны одной рукой! Гор осторожно потянул к себе свои болтающиеся на спинке стула портки, они свалились на пол, громко звякнула о камень пряжка ремня…

- Ты чего, Гор? – сиплым и тягучим спросонок голосом спросил Мелькор, - Лапка болит?.. Может, тебе вина выпить – оттянет…

- Нет, спасибо…я это… - Гор смутился, и в голосе его затрепетала смущенная подростковая хмурь, - Пойду, того, поработаю… Не спится. Ты не против?..

- Врушка ты, - справедливо заметил Крылатый, - Куда в самом деле собрался? К рыжему, да?..

- Не…

- К рыжему, истеричка, придурок, размазня? А?!

- Не ори…- поежился Гор, - Мне больно, когда ты орешь…

- А когда он тебе руку выворачивал, не больно было?! Ах ты целка ебанутая…

- Мелькор!!!

- Что Мелькор?! – лапища Крылатого тяжко, как смертельный удар, опустилась на загривок Гортхаура, - Да ты чокнулся, чтоб мне век неба не видать!!

- Успокойся, - прошипел Гортхаур, стряхивая его руку, - Не ори, говорю, всю нашу толпу перебудишь! Подумают, что ты тут на Манвика своего орешь!

Упоминание «Манвика» взбесило Мелькора окончательно, и он подскочил с кровати, словно за миг до этого сел на шило, и принялся ожесточенно влезать в портки. Путаясь в рукавах, помучился некоторое время с рубахой, шипя и нечленораздельно цедя сквозь зубы какие-то фразы (Гор разобрал только слово «ебануться»), не глядя сунул ноги в башмаки.

- Да ты чего?.. – начал было он, и тут Мелькор тычком в грудь опрокинул его на кровать и принялся натягивать на него штаны…



Мелькор летел по узким темным коридорам Ангбанда, как голодный волк по кровавому следу, Гор едва поспевал за ним. Но избранный Мелькором путь вел не в подземные темницы – наоборот, он несся вверх, выше и выше, сперва по каменным, а потом по винтовым лестницам, глухо гудящим под ударами каблуков. Путь его явно вел в одну из башен Ангбанда, которую называли Звездной – именно там Гор всегда наблюдал за небесами и даже, не полагаясь на свое майарское зрение, свинтил небольшой телескоп. Прямо напротив башни торчала угрюмая, ржавая от лишайников скала, которая загораживала от взора всё, кроме неба…

- Да что ты там забыл, - бухтел Гор за спиной Мелькора, но тот не слушал его.



- Смотри.

Гор привычно уставил очи в звездное небо, но Мелькор спокойно заметил:

- Не туда.

И рукой показал, куда.

Сначала Гор долго не мог понять, что именно видит там, на черном жестоком лице скалы, а когда понял…

- Эру Илуватар, - тихо произнес тот, кто уже не чувствовал себя Гортхауром…просто потому, что не понимал, на каком находится свете.

…Однажды ангбандские эльфы-разведчики приманили в лесу одну из гончих Оромэ.

Это были чудо-собаки: огромные, лопоухие и кареглазые, огненно-рыжие, почти разумные существа, способные услышать зов своего божества на огромном расстоянии, верные и бесстрашные… Каждая из них без колебанья бросилась бы в атаку и на дракона – и в то же время, добродушно молотя хвостом, без устали бегала за палкой, которую, смеясь, отправлял в низкий быстрый полет над землей Повелитель Ветров. Мелькор рассказывал Гору, как любил Манве играть со свирепыми псами Оромэ, позволяя им даже прыгать на него и облизывать ему физиономию…

Да. Но для эльфов из Темной цитадели гончие Оромэ были не добродушными охотниками, а хищниками, чье дыхание смердело кровью авари… Просто Вала Оромэ не отличал темных эльфов от лесного зверья.

Те трое парней, что хитро приманили неопытного молодого пса, не стали церемониться. Просто выбрали сук покрепче и повесили на нем злосчастную псину, выместив на бедной твари всю свою злость на ее хозяина. Гор видел это – и запомнил, каким худым и длинным казался повешенный пес…его хвост касался земли, и издалека казалось, что меж деревьями стоит призрак, серебряный в свете луны. Этакое предупреждение: «Не надо тут ездить, Оромэ!..»

Голова пса была неестественно задрана, и мертвые глаза смотрели в небо, словно надеялись найти там что-то хоть отдаленно похожее на бога…Гор еще подумал, интересно, как на собачьем языке зовется Эру, и куда попадает зверье после смерти?

Собачья теология заставила тогда Гора тоже посмотреть на небо – «Созвездие Рыжего Пса», подумал он с грустной ухмылкой, красиво звучит…но нету такого созвездия.

Бледное холодное лицо Гортхаура не дрогнуло. Ему было не жаль чужую собаку…но он испытал какое-то щемящее чувство сожаления о загубленной жизни – полнокровной, красивой звериной жизни…он любил зверье и мечтал завести себе хоть собаку… но проблема состояла в том, что Гор, в жизни ничем не болевший, если ему случалось хотя бы погладить пса или кошку, вдруг ни с того ни с сего начинал чихать и кашлять, а на лице у него выступали розовые пятнышки… Опытным путем он выяснил, что столь странную реакцию его организма вызывает не само животное, а его шерсть. Гор посидел ночку в лаборатории и создал себе дикого вида маленькую лысую собачку, которая веселила своим откровенным уродством всю Цитадель, пока ее не съел Глаурунг… Собственно, это не являлось очевидным фактом, но Гор предпочитал верить в закономерную кровожадность дракона и не поддаваться черным подозрениям насчет Мелькора, который раза три с нажимом произнес: «Гор, можно, я это уёбище в толчок смою?» … Впрочем, Гор, к счастью, еще не успел полюбить свое твореньице, а потому переживал по лысому песику недолго…

… Длинный призрак, белесый от света луны…на черном лице скалы.

Рыжий эльф висел на длинной цепи, прикованный за правую руку. Гор видел, как судорожно скрючены пальцы на этой руке, видел забуревший от крови до самого плеча рукав рубашки…

- Мелькор, - прошептал Гор, тараща глаза.

- Что Мелькор?..

Гор еле-еле отвел до краев налитый ужасом взгляд от этого кошмара – чтоб поглядеть в невозмутимые очи Крылатого. И увидел в них такое, что лучше было б не видеть…впрочем, из всех возможных истин следовало бы предпочесть правду, какой бы ни был у нее непотребный вид.

Мелькор вовсе не мстил Маэдросу за сломанную игрушку. Нет.

Просто сам Маэдрос был для него очередной лысой собачкой.

Гору не следовало заводить себе игрушки – не по чину…если ты сам – принадлежишь кому-то, всецело и навечно, незачем тебе иметь иные привязанности, ох незачем… Это была уродливая, жалкая, но – ревность. И раньше Гор обрадовался бы ей – Мелькор не баловал его своей ревностью… А теперь…

Был Маэдрос. И была – не так давно – его рука, ответившая на пожатие раньше, чем разум успел приказать ей не делать этого.

- Нет, - сказал Гор неожиданно громко, даже властно.

- Да, - возразил Мелькор в том же тоне.

Гор упрямо пялился ему в глаза, в очередной раз познавая – на этот раз почти на своей шкуре – простую истину: при всех своих достоинствах Черный Вала был безумно эгоистичен и чудовищно жесток… «А ты еще обижен на то, что Королем Мира стал твой младший брат, - подумал Гор, - а ведь все было так просто… когда-то, давным-давно, так давно, что вы и сами не помните, ты тоже умел плакать, когда разбивал коленку…да… Но вот только Манве умел плакать и тогда, когда коленку разбивал не он, а кто-то другой. Вот и вся разница между тобой и Королем Мира.»

«Так любишь его? – говорили сейчас прячущие усмешку глаза Мелькора, - Так любишь?.. А пойдешь на его место?.. Только скажи…и я пинком отправлю рыжее отродье на все четыре стороны, а ты будешь там… Так что, мой мальчик, мой способный ученик?..»

Гор опустил глаза, но Мелькор взял его за подбородок и заставил снова заглянуть себе в глаза – в последний разок. И глаза Крылатого сказали: «Я не ошибся в тебе». Собой-драгоценным не жертвуют ради…да ни ради чего не жертвуют.

Гор и не собирался.



- Я-я-я п-пойду п-поработаю, - сказал Гор.

- П-пойди, - насмешливо откликнулся Мелькор, умело передразнив дрожь в голосе, переходящую в заикание, - Думаю, ты все равно не сможешь сегодня заснуть… А я пошел спать, с твоего позволения…

Игра закончилась, ты выиграл, подумал Гор.



Он пошатываясь спустился в нижнюю залу, где дремал Готмог.

Гор безжалостно разбудил балрога, хлестнув его резким мысленным призывом, и приказал принести вина. А тот был и рад…

- Вам разбавить, мастер Гортхаур?

- Нет.

…Гор откинулся на спинку кресла, и в бедной голове его весело лаяли рыжие псы на звездных лугах.

Мелькор, моя жестокая вечность, мой договор. Маэдрос, моя жестокая мимолетность, мой приговор. Не рвите меня на две части, все равно будем вместе там, где звезды растут как ромашки…

Нет, этого не будет. Не будет. Потому что нету в небе созвездия Рыжего Пса…

Готмог поглядел на белого, как рыбье брюхо, Гора с сочувствием: майа вдруг часто задышал, скукоживаясь и прижимая здоровую руку ко рту.

- Э, мастер Гортхаур?.. Что такое? Тихо…тихо…разбавлять надо было, если так привычнее…да не помираете…два пальца в глотку поглубже, вот так!.. Легче? Славно. Рубашку бы вам сменить. Нафиг так нафиг, как скажете. Водички?.. Вы куда? Поспать вам надо, утро вечера мудренее…



Гор стоял на смотровой площадке Звездной башни и мёрз. В голове у него было пусто, и он серьезно подозревал, что просто выблевал все мозги к едрене матери, и нельзя сказать, что это его удручало… Сейчас он чувствовал в себе только свое расхлестнутое напополам сердце. И было это как висеть на вожжах меж двумя упряжками, светлогривые кони давно уж выплясывали, рыжегривые были понуры…но обе упряжки пока стояли на месте.

Глупо, истерически посмеиваясь, Гор вспрыгнул на каменный парапет, чувствуя жесткие случайные переплетенья ремней на запястьях. Глаза его были полны пьяных слез, нос забился слизью, он сам ощущал, как отвратительно всё это…но сломанная в двух местах рука не болела больше, и это было действительно хорошо.

Гор вытер сопли рукавом. «У меня есть выбор? – подумал он, - У меня нет никакого выбора. Я уже выбрал, вот в чем дело. Я выбрал – себя…»

Он прошептал: «Маэдрос…» - и рыжегривые кони взвились, ожженные именем словно кнутом.

Но светлогривые, давно уж нетерпеливо гарцевавшие, тоже рванули с места…

Ухмыльнувшись, как идиот, и начисто позабыв о своем бессмертии, Гор шагнул в пустоту.



Его нашла влюбленная эльфийская парочка, прогуливающаяся под луной.



Через неделю от всего этого осталась только нудная, как расстроенная струна «ми», боль в раздробленных, как скорлупка ореха, и сросшихся заново костях, просыпающаяся перед холодом и дождями. «Просто такой живой барометр», - пожал плечами Гор.



Маэдрос был еще жив. Во всяком случае, иногда шевелился. Прикованная рука, правда, уже мало походила на руку – торчала как окоченевшая, со скрюченными параличом пальцами. Светлые брюки почернели от дерьма.

- Прекрасное орудие деморализации нолдор, - заметил Мелькор по этому поводу.

- Не сомневаюсь, - ответил Гортхаур.

«А ты не выиграл, - подумал он тогда, - потому что все равно не умеешь искать выход тогда, когда его нет».



Он отчетливо понимал, что Мелькор не разрешит ему снять Маэдроса со скалы – но сделал это. И никто не остался обиженным.

- Мелькор, пойдем.

Крылатый скучающим взором поглядел на полудохлого эльфа, болтающегося на фоне черно-рыжего камня.

- И что?

- Идем дальше.

Мелькор только глупо присвистнул, узрев в покоях Гортхаура все того же рыжего эльфа, лежащего в постели. Перевязанная правая рука покоилась на темном покрывале, как оструганное бревнышко на выжженной траве… и казалась очень короткой.

- Кисть пришлось отрезать, - неохотно пояснил Гор, - она мало что отсохла, еще и гнить начала.

Мелькор не услышал. Его занимала проблема раздвоения.

- Не стану спрашивать, как ты это сделал, - тупым басом начал Крылатый, и Гортхаур спешно поволок его за рукав подальше от дрыхнущего Маэдроса, - да я тебе…

Гор, неловко заслонившись зажившей рукой, буркнул:

- Не бей только. Рассыплюсь ведь, во мне целой косточки нет… И кто тебе тогда будет поставлять виагру?..

- Слушай…

- Слушай, пожалуйста, не лезь…

- Ах ты поганец. Заберешь его у тебя – опять какую-нибудь штучку выкинешь?

«Обязательно», - прочел Мелькор в черных глазищах.

- А кто висит?

- Не кто, а что. Иллюзия такая хитровывернутая. Почти как живая, горжусь. Даже дышит и стонет. Правда, стонет с ненормально-равными интервалами…Да это все равно. Так что на моральном состоянии нолдор отсутствие оригинала не сказывается…

- Ну хорошо, - буркнул Крылатый, - Смотри у меня.



Маэдрос нескоро выплыл из забытья, состоявшего в основном из лиц, хлопающих парусов и непонятных воспоминаний о чьих-то пристальных и ярких черных глазах… а когда выплыл наконец, то увидел над собой эти самые чернущие, со спрятанным в них искристым золотом, глаза.

- Э, - сказал Маэдрос, пытаясь осознать, не забыл ли он сказать Амроду, что оленину нужно пожарить сегодня, а то скурвится от жары, - Мммм...

Смутно, но до него дошло, что эти глаза не принадлежат никому из его братьев…и тут цепочка предшествующих событий начала складываться из разорванных звеньев…вот только…

- Есть будешь?

Маэдрос только сглотнул, после чего улыбающийся владелец чудесных, совершенно необыкновенных черных-с-золотом глаз принялся, невзирая на оскорбленное мужское достоинство воина-нолдо, кормить его с ложечки куриным бульоном. Достоинство достоинством, а жрать Маэдросу хотелось так, что он готов был воспринять пресловутый бульон в любой форме. После этого король нолдор вообразил, что, скорее всего, находится в садах Ирмо на заслуженном отдыхе, а черноглазая прелесть есть ни что иное, как один из ирмовых майар... а может, даже эльф из тех, кто, подобно ему, Маэдросу, не нашел во время своей жизни в Арде свою единственную любовь… Любовь…Маэдрос дико радовался этому созданию, которое умело вело дырявый корабль его мозгов к твердому берегу… кроме того, рыжего эльфа радовало само присутствие этого паренька, у которого были такие теплые, нежные руки, такое светящееся лицо, такая славная наивная улыбка. Спроси кто сейчас Маэдроса, кто был таков Куруфинвэ Феанаро, он бы точно призадумался минут на пять…а уж слова пресловутого Куруфинвэ о том, что мужик должен любить а) свою цель в жизни, b)можно бабу, c)а прочее того не стоит, и вовсе выветрились из рыжей головы…зато появилась седина на висках, и осознание того, что ЛЮБОЙ, кто помог тебе тогда, когда ты и до Эру не докричался – это не любой. Уже не любой. Черная скала была кошмаром, спасенье – чудом, и Маэдрос был благодарен Гортхауру за это чудо…

Вот только рука, отрезанная в запястье, мешала Маэдросу испытывать полное счастье. По ночам отсутствующая кисть жутко чесалась, доводя эльфа до безумия, шевелила пальцами и складывала их в различные фантомные фигуры.



Сейчас – когда они остались вдвоем – Гор уже не считал нужным прятать свои чувства.

Маэдрос же, в свою очередь, не мог скрыть, что и вид, и присутствие, и прикосновения Гора ему скорее приятны, чем наоборот… Король нолдор никогда в жизни не был избалован вниманием. Феанор умел требовать с него, и только. Для братьев же он был вечной мамкой и нянькой – даже тогда, когда капризные мальчишки превратились во вполне взрослых и самостоятельных мужиков. В совершенстве овладев искусством гулять, пить и трахаться, они не стыдились смотреть на Маэдроса прежними беспомощными, бессовестными глазами, когда нужно было принять решение, ответить за свою дурь либо быстренько поджарить легкий завтрак на восемь персон… С детства приученный отвечать за всех, Маэдрос был хорошим королем, и никто не замечал, какими презрительными глазами смотрит на всю эту мышиную возню маленький мальчик, который сидел в клетке повзрослевшей души. И никто не знал, что Маэдрос до умопомрачения любит играть в мячик…

Осознав наконец, где находится, Маэдрос – сам себе удивляясь – понял, что не имеет ничего против. Действительно. В кои-то веки у него не было обязанностей. Вообще. И – было существо, которое ничего не требовало и бескорыстно дарило ему внимание, нежность…любовь. И называло его Мэдди. Придумал же… Маэдроса никто, никогда не называл Мэдди.

Маэдрос (хотя здоровье пришло в норму) с наслаждением валялся в постели до полудня, лениво наблюдая за Гортхауром, который с упоением, сосредоточенно закусив нижнюю губу, ковырялся с какой-нибудь механической штукой. Маэдрос и не вспоминал, что перед ним ни кто иной, как эта «вражья сука Гортхаур». Гор был отличной сиделкой, добрым другом, да и просто милым, смешным существом. Он на клочки рвался и орал на кухонных эльфов, стараясь доставить Маэдросу жратву поизысканней, а сам… Маэдрос со смеху помирал, глядя на то, как наработавшегося Гора вдруг охватывал волчий голод, и он скачками несся на кухню и прыжками – обратно, прижимая к груди многоэтажное сооружение, состоявшее из лепешки, мяса, лука, зелени и Эру знает чего еще. Нередко на мясе лежала рыба. Кольца лука вызывающе свисали по сторонам этого пищевого идиотизма, горчица текла из него Гору на штаны, но процесс пожирания был краток и ужасен. После чего Гор долго самым аккуратным образом вытирал физию, руки и штаны салфеткой.

С Маэдросом Гор возился так, как ни одна мамаша не возится с больным ребенком, пока тому не стало, наконец, неудобно: он давно уже ощущал себя здоровым.

- Слушай, - Маэдрос избегал называть Гортхаура по имени, понимал, что тому это не нравится, и в меру сил компенсировал это доброжелательностью тона, - Хватит тебе. Со мной все в порядке…да ты чего?

Гор сгорбился, скроил отвратную рожу. То, что с Маэдросом все в порядке, могло означать только одно: он больше не нужен рыжему эльфу…да…вот он сидит на кровати, сидит так, как, должно быть, сидел до плена, небрежная поза существа, полного сил…

Маэдрос посмотрел в несчастные черные глаза и требовательно свел брови:

- А ну-ка сядь…

Гор послушно уселся на кровать.

- Что случилось? – спросил Маэдрос привычным тоном старшего брата, - Я тебя чем-то обидел?

«Ага. Тем, что выздоровел…и…»

- Нет, - пробубнил Гор, смутился и вдруг спросил:

- А почему ты никогда не зовешь меня по имени, можно узнать?

- Прости, - быстро отозвался Маэдрос, который моментально нашел выход из этого неприятного положения, - Просто ты зовешь меня Мэдди… И мне тоже не хочется звать тебя полным именем… так официально… а как тебя можно звать иначе, я не знаю.

Гортхаур расцвел на глазах:

- Ну…зови Гор. Мелькор так зовет.

- Нет, это мне не нравится, - тут же отозвался Маэдрос. Подумал. И тихо, с улыбкой, от которой Гортхаур окончательно сомлел, предложил:

- А если – Горти?

- Горти?.. – Гор смешно нахмурился, - Странно как-то…чудно… Никто никогда не звал меня Горти.

- А я буду, можно?

- Угу, - прошептал Гортхаур, вдруг ловко и нежно схватив Маэдроса за левую руку, - Конечно…



О да, Маэдрос слышал о том, что Черная Цитадель есть средоточие мирового полового разврата, где все спят со всеми, не боясь гнева Эру. Но в то же время он как-то совершенно не ожидал, что Гор, раскосив зенки по углам, вдруг полезет к нему с поцелуями, словно к бабе.

Маэдрос не грубо, но очень твердо отстранил его, выдернув руку из его горячей дрожащей хватки, и Гор, до которого вдруг что-то дошло, смертельно смутился и низко опустил голову.

- Ты что вытворяешь? – строго спросил у него Маэдрос, словно Гор был одним из его братьев, попытавшимся шутки ради свистнуть сильмарилл, - А?.. Разве так можно?

- Почему же нет, - буркнул Гор.

- Ну…я понимаю, что игры у всех свои, но я не умею играть в ваши. Это тебе ясно?

- А почему ты решил, что это игра?.. – срывающимся голосом вопросил Гор, покраснев до корней волос.

- Ну…- выдохнул Маэдрос, - Здрасьте. Приехали!..

Он все понял, и ему стало стыдно, неприятно и смешно одновременно – а кроме этого, жалко было Гора. Действительно жалко. За минуту тот успел покраснеть, побледнеть, глупо ухмыльнуться и с трудом сдержать всхлип. Маэдрос в жизни б не поверил, что Гортхаур Жестокий способен так переживать – и по какому поводу!..

- Горти, - Маэдрос постарался говорить как можно мягче, - Ну-ка успокойся. И рассказывай – кто тебя научил этим гадостям? Я имею в виду, приставать к мужчинам… Моргот, да?

- Ну да, - еле слышно отозвался Гортхаур, - ну допустим, Мелькор. И почему гадостям?..

- Потому что это неестественно, - убежденно пожал плечами рыжий эльф, - Ненормально, понимаешь?

- Угу, - безмятежно откликнулся Гор, - Стало быть, Король Арды ненормальный.

- Горти, сплетен о Манве я слушать не желаю…

- Каких сплетен?! – заорал выведенный из себя темный майа, - Я СВОИМИ ГЛАЗАМИ это видел!!

- Что…что ты видел?..

- То самое, - Гор перехватил инициативу в этом разговоре, потому что ему было чем поразить рыжего эльфа до глубины души, - Думаешь, сложно заметить одного-единственного Короля Арды в Ангбанде, когда он здесь появляется?.. Думаешь, неясно, что они с Мелькором делают в спальне?.. Однажды этот балбес, Мелько, оставил дверь приоткрытой…ух, как я позавидовал Манве, Мэдди, ты себе представить не можешь!

Эльф молча слушал, в свою очередь заливаясь краской. Гор выдавал свои далеко не наивные непристойности с таким естественным видом, с каким сам Маэдрос болтал с братьями о девочках.

- Понимаешь, Мэдди, Мелькор его трахал, как девчонку – в том смысле, что Манве лежал на спине…и я никогда не видел, чтоб кому-то это нравилось так, как Манве…Иногда Мелько, знаешь, этак приподнимался на руках и почти вытаскивал из него свой хрен…и ждал…А Манве, как он крутился под ним, бедный, чтоб дать ему возможность всадить поглубже, как просил его не издеваться, а какая рожица у него была…ооо! Мелькор прется от этого. И я его понимаю. А я не мог дать ему такого, никогда.

- Почему? – тихо спросил Маэдрос. Его глаза потемнели.

- Ну, почему… не знаю. Мне с ним больно, когда он разойдется. Знаешь, какой у него инструмент? – Гор легким жестом показал какой-то уж совсем неправдоподобный размер, - И еще…я, наверное, никогда особенно не хотел делать этого с ним – у него всегда был Манве, при чем тут я-то…

- Ну что ты такое рассказываешь… - беспомощно сказал Маэдрос.

- Что есть, - пожал плечами Гор, - Но какая разница…все равно мне не светит с тобой…

- Да зачем тебе это?!

- Я – люблю – тебя – дурак!!! – высоким, сорванным, не своим голосом взвизгнул Гор. Побелев, он вскочил и выбежал из комнаты, и каблуки его звонко загремели по лестнице вниз. А Маэдрос так и остался сидеть на кровати с открытым ртом и округлившимися глазами…



Он просидел так с полчаса, пытаясь хоть как-то осмыслить всю эту жуткую ересь, но понял, что если и есть на свете вещи, не поддающиеся никакому разумному осмыслению, то одной из этих вещей является любовь Гортхаура Жестокого к старшему сыну Куруфинвэ Феанаро…

«Сколько он возился со мной…Эру, он действительно любит меня, сумасшедший…» Маэдросу было неловко, даже стыдно, хотя он не сделал ничего дурного.

Эльф медленно поднялся. Он не знал, где искать Гортхаура, но испытывал потребность найти его. Поговорить. Утешить. Хоть как-нибудь. «Ну так же нельзя, - пробомотал он про себя, - нельзя же так…»

Он повернулся к дверям - и вздрогнул, поймав взгляд пристальных и суровых серых глаз Мелькора.

Хозяин Ангбанда неторопливо подошел вплотную к рыжему эльфу. Он был выше его на голову, а его широкие плечи закрыли от обзора дверной проем.

- Слушай, рыжий, - негромко сказал Мелькор, - Собирайся и мотай отсюда к едрене маме, ясно, нет? Ты мне тут не нужен. Ты мне парня с ума сведешь, а мне оно надо?.. Он и так уже чокнулся – из-за тебя, говна, с башни сиганул, я его еле от булыжника отскреб и по кусочкам собрал… Я совершенно не желаю, чтоб он страдал из-за морального урода, каковым ты, будучи наследником своего папаши, являешься по определению.

- Что?.. – икнул Маэдрос, бледнея, но глаза Мелькора сверлили его, подтверждая дикую эту правду, и эльф впервые в жизни понял, что верит Морготу.

- Где он? – тихо спросил Маэдрос, пряча от Мелькора взгляд.

- Не знаю. Но если он еще что-нибудь выкинет, ты точно у меня окажешься на прежнем месте… У тебя ж еще одна рука есть…

- Я за его закидоны не отвечаю, - рыкнул Маэдрос. Его раздражал этот высокомерный тон, - Дай пройти!



Темные эльфы и даже орки шарахались от кружащего по запутанным коридорам огненноголового демона со сверкающими яростными глазами и отсеченной правой рукой. Иногда демон хватал кого-то из них левой за рукав и шипел:

- Гортхаура не видел?..

Гортхаура никто не видел, и Маэдрос вышел из Цитадели под черное, холодное осеннее небо с редкими ясными звездами и долго стоял, вглядываясь в темень и отчетливо различая похожий на драконью спину силуэт Тангородрима. Его вдруг до боли пронзило ощущение нелепости происходящего и собственной глубокой отчужденности от этого дикого, неприветливого места. Ему, эльфу из дома Феанора, было совершенно нечего делать здесь – абсурдно и помыслить, что он по доброй воле бродит тут, пытаясь отыскать Гортхаура, словно тот был беспомощным ребенком, заблудившимся в этой тьме.

Маэдрос подумал о том, что может прямо сейчас пойти, уходя от Ангбанда все дальше и дальше…и дальше… и никто не задержит его. Почему-то ему казалось, что так оно и будет. В крайнем случае, можно сослаться на Моргота – не он ли только что сказал ему «Убирайся»?

Да. А куда?.. К кому? К тем, кто даже не попытался снять его с треклятой скалы?.. К братьям, которые предпочли забыть о нем, заживо похоронив его в ущелье Тангородрима? К ним, что ли?..

Маэдросу вдруг показалось, что он не помнит их имен, и это было самое страшное ощущение, посетившее его в жизни – даже в Ангбандской темнице не ощущал он такого чувства пустоты… Но, к счастью, это был просто секундный провал в сознании. Разумеется, он ничего не забыл…но память причиняла ранящую боль. Братья молчаливой призрачною шеренгой выстроились перед ним, словно живые…и были они не теми взрослыми эльфами, которых он оставил, а мальчишками…и это было больнее всего. Каждый из них был как рана на и без того истерзанной душе.

…Маэдрос до дрожи любил их такими – юными они могли жить в его памяти вечно. Маглор с двумя вечными лунными затмениями в сомнамбулически глазищах; Келегорм с томной не по возрасту, девичьей улыбкой; задира Карантир с мускулистой, как у породистого конька, шеей и невесть откуда взявшимся лиловым «сильмариллом» под глазом; Куруфин с бледным вытянутым лицом зубрилы; долговязые близнецы с одинаковыми серо-ржавыми челками и нахальными отцовскими глазами… Они выросли, подумал Маэдрос, давно выросли. И забыли. Всё.

Маглор, стервец ты этакий, ты бы хоть вспомнил, как…впрочем, что ты вообще помнишь, кроме своих музыкальных упражнений? Келегорм, сукин сын, кто, вот скажи мне, кто неделю не давал мне спать, сидя у меня на кровати и воя на разные лады: «Я ее люблю, я жить без нее не могу»?! Карантир, скотина, не я ли убедительно врал папочке, что ты вовсе ни с кем не дрался, а просто споткнулся и шмякнулся рылом о поленницу? Куруфин, ты забыл, как залил чернилами отцовские записи и рыдал, спрятавшись в смородине в предчувствии неизбежной трепки, а я сказал, что это сделал я, вследствие чего прыгать по кухне, спасаясь от ремня, пришлось мне, а не тебе?.. Амрод, Амрос, паршивцы, как быстро вы позабыли, как папочка, застав вас в процессе взаимной мастурбации, гонял за вами с мечом по всему дому с воплем: «Урою паскуд извращенцев поганых!!!», а я вис на нем, как лайка на медведе, и орал «Папа, тебе показалось!!!»

Когда вам было плохо, всегда и везде появлялся хороший-добрый-понимающий Маэдрос…а когда плохо было МНЕ, ни один из вас не пришел… потому что вы – выросли. А я нет…наверное, нет, потому что до сих пор нуждаюсь в любви.

«Тьма захватила меня, - с горькой, ни о чем не сожалеющей усмешкой подумал он, - И нет у меня братьев, кроме…кроме Гортхаура, который не предал меня еще тогда, когда я был ему чужим…»

С неба начал сеяться холодный дождь, подул жестокий ветрище, рубашка Маэдроса прилипла к телу, но он брел и брел куда-то, как пьяный, время от времени останавливаясь и глупо, громко выкрикивая имя того, кого потерял в этой ночи, но ветер, казалось, буквально затыкал ему рот и рвал его крики в клочья.

- Ну я не виноват, что у тебя тоже плохое настроение, Манве, - пробормотал Маэдрос, несколько раньше, чем успел осознать, что несколько фамильярно обращается к Повелителю Ветров.

Он думал о своем призраке, висящем на скале, и ему казалось, что призрак этот – не призрак, а настоящий Маэдрос, сын Феанаро, а сам он – просто печальная тень его…

Гортхаур неожиданно выступил перед ним из тьмы – тонкая фигура, одетая в черное - и только сейчас Маэдрос с удивлением увидел, как он высок и красив, этот темный-претемный малый, как дивно светятся глаза на бледном лице, по которому стекали дождевые капли, не похожие на слезы.

- Ну что ты кричишь? – спросил Гор мягким, ласковым голосом, - Заблудился?.. О, да ты вымок насквозь… - он приобнял Маэдроса за плечи, уводя его от дождя и холодного ветра, - Пойдем, пойдем…

- Что ты тут делаешь? – глупо спросил Маэдрос.

- Я? я искал созвездие Рыжего Пса…

- Нет такого созвездия.

- Есть, Мэдди.

- Горти… - пробормотал рыжий мальчик.

- Да?

- Не бросай меня.

- Ну что ты.

…Гор жестом разжег в камине жаркий веселый огонь и бросил Маэдросу, стучащему зубами и с трудом сдирающему с себя мокрую одежду, пушистую простыню.

- Сейчас согреем вина, - сказал Гор, - и будет совсем славно. Ты грейся.

Маэдрос смотрел на него с почти собачьей немой благодарностью, которой не знал король нолдор…как и отец его, и братья…им просто некого и не за что было благодарить, ибо они всегда и во всем полагались лишь на себя, и иногда – на поддержку своего шального клана.

Вино, которое Гор по привычке разбавил два к одному, пришлось как нельзя кстати. Маэдрос согрелся, повеселел и даже по-мальчишески качнулся в кресле на полозьях (Гор придумал это кресло от скуки – вещь и впрямь вышла презабавная). Гор сидел на ковре, скрестив ноги, и с плавающей на губах улыбкой глядел на Маэдроса. Он тоже скинул мокрую рубаху, и сейчас его кожа влажно поблескивала. Было заметно, что вечный черный цвет одежды делал Гортхаура зрительно более худощавым и тонким, чем он был на деле. Сейчас было видно, как широко и красиво развернуты его мускулистые плечи, какая звериная сила дремлет в его длинных руках, изящно перевитых чуткими сухожилиями. Маэдрос даже позавидовал тому, как выделялись у Гора мышцы на животе, похожие на каменные плиточки. Тонкое серьезное лицо, освещенное пламенем очага, казалось более мужественным и совершенным, чем у любого эльфа, что, как рассудил Маэдрос, было неудивительно – все-таки Гор был из майар. Маэдрос даже слегка устыдился своего прежнего покровительственного тона – Гор был старше его на много столетий, и наверняка повидал и познал куда больше, чем он, сын безумного эльфа, принесший свою жизнь в жертву злой клятве и фамильным амбициям.

Маэдрос откинулся на спинку кресла и расслабленно прижмурил зеленые глаза. Никогда еще ему не было так хорошо и спокойно…прямо сказать, никогда еще он не чувствовал себя таким защищенным от призрака своего отца.

- Спишь, Мэдди?..

- Нет, - тихо откликнулся Маэдрос, улыбаясь.

- Не хочешь поваляться?

- Хочу…

Гор легко встал, протянул Маэдросу руку:

- Пошли.

Он за руку привел послушного, как теленок, эльфа к постели, рывком содрал с нее покрывало. Маэдрос стоял, улыбаясь, и простыня болталась на нем, сползая с плеча. А что если снять простыню, подумал Маэдрос, что будет, что?.. Полыхающий взор Гора не оставлял сомнений, что ЧТО-ТО уж точно будет. Удивительно, но Маэдрос не испытывал ни смущения, ни страха – в жилах его весело и сладко горело вино, а в голове…в голове была нежнейшая, блаженная розовая сырость, словно до рождения.

Гор с ласковой ухмылкой поглядел на тихое, ставшее вдруг как-то беззащитно и неразумно чувственным лицо под кленовым гнездом волос.

Маэдрос стащил наконец простыню и отправил ее на спинку кровати. Улегся, глядя в потолок. Гор стоял. Ждал. Он все еще считал, что никогда – никогда не сможет пойти против желаний Маэдроса. Гор слишком хорошо знал, что тот же Мелькор понимал всё это не так – но Гору нравилось понимать так, как подсказывало собственное сердце.

Маэдрос повернул голову…и глаза его были как два нагретых солнышком листка подорожника, которые нежно-нежно приникли к кровоточащему шраму на сердце Гортхаура.



Маэдросу никогда в жизни не было так страшно и весело, как в ту дождливую ночь в Ангбанде. А пропадай все пропадом, подумал он, но от этого я не откажусь…

Снимал брюки и сапоги Гортхаур – а влез к нему под покрывало уже Горти. Даже не нервный Гор, живое движимое имущество Крылатого и Могучего. Горти, влюбленный в Мэдди, был каким-то на редкость своеобразным и совершенным сплавом двух этих личностей: и сильным и ласковым, и суровым и веселым… Его тонкие горячие руки с жесткими бугорками мозолей на ладонях ну никак не могли оторваться от бархатистой кожи эльфа. У самого Горти кожа была гладкой, поразительно гладкой, как теплое нутро красивой морской раковины – Маэдрос выяснил это, неловко и жадно поглаживая его по груди и впалому мускулистому брюху. Рыжий эльф никогда, никогда раньше не чувствовал такого возбуждения – он лапал партнера, как ополоумевший, то и дело неутолимо присасывался к его сухим, пылающим губам, как одержимый гладил его стриженый затылок… и совсем сошел с ума, когда Горти плюхнулся вдруг на живот и пробормотал:

- Ну не могу больше, ну давай…Быстро, Мэдди, я тронусь щас, спермоизлияние в мозг – и кранты…

- Уфффф, - произнес Маэдрос, неумело взбираясь на непривычно лежащее создание и бестолково пытаясь вставить член в единственно возможное отверстие. Гор, потеряв терпение, завернул руку за спину и сделал все сам – Маэдрос чуть не кончил всего лишь от ощущения того, как узкие ляжки лежащего под ним Гора чуть разошлись в стороны – теперь рыжему оставалось только двигаться. Трахать. Маэдрос двинул бедрами и стиснул зубы, чтоб не застонать от восхитительного ощущения – член его с трудом влез во что-то умопомрачительно тугое и горячее, и одна уже жесткая сила трения опалила его приторным огнем.

Мэдди почувствовал, как гладкая спина вдруг выгнулась под ним так, словно лишилась позвоночника…и тут Горти, успевший изгрызть свои бледные губы до багряного цвета, не выдержал. И понеслось:

- Ой бля Эру Вседержитель бля больно мммм ой как хорошо сильнее Мэдди бля ой ой ой да ткни ж ты как следует аааа…Эруууууу!!!!

- Гор…ти… - Маэдрос задыхался от им же взятого темпа, но остановиться было не в его силах, - Да что ты…несешь…Эру…тут при чем…

- Ой бля…семью один – семь, семью два – четырнадцать… ооо…

Да. Маэдрос мог поклясться, что ни разу в жизни не кончал под истошный вопль:

- Семью восемь – пятьдесят воооосееееееемь…бля-аааааааа!!!

Маэдрос рухнул рядом с Гором, а тот, перевернувшись, бессильно распластался на простыне, свесив руку с постели.

Зеленые глаза вяло открылись, взмахнув увядшими лепестками век, и поглядели в черные глаза, одурело смотрящие в потолок.

- Горти…а разве не 56?

- Что?..



Некоторое время они отдыхали. Гор свернулся в клубок возле Мэдди, положив голову ему на грудь, и тихо сопел, а потом вдруг как-то резко ожил, поднял голову, взглянул эльфу в глаза:

- Теперь я!

- Чего?..

- Ничего, - Гор прошелся сперва руками, потом языком по бархатному, тут же напрягшемуся телу эльфа, и в голосе его вновь зазвучали чуть дребезжащие, нетерпеливые нотки:

- Мэдди, а тебя ведь никогда не трахали? Нет?..

- Нет, - отозвался эльф спокойно и бесстрашно.

- А я трахну.

- Давай.

Маэдрос находил это закономерным и справедливым. И по примеру Гора покорно перевернулся на живот.

- Неет, - заметил Гор, без усилия вздернув эльфа за талию и заставив встать на карачки, - Вот так.

Маэдрос неслышно взвыл: член Горти пробирался в него осторожно, легкими, ласковыми тычками, но все равно было дико больно… Горти почувствовал это и остановился, и не подумав вынуть из эльфа свой инструмент:

- Больно, Мэдди?

- Да…

- Ничем помочь не могу…

- Я понимаю…

- …ладно. Жестоко рубить хвост собаке в пять приемов, - и Гор одним сильным, плавным, как волна, движением вошел в эльфа до конца и поморщился, услышав пронзительный вскрик.

- Но тебе…было хорошо… - с детской обидой пролепетал Маэдрос, - Как?..

Гор тяжко вздохнул и отдернулся. Эльф попытался было изменить позу, но партнер буркнул:

- Стой как стоишь.

Гор знал, что поторопился, и только любовь к Мэдди и нежелание причинять ему страдания заставили его прерваться, хотя член у него уже мешал жить и дышать. Гор постарался – изо всех сил постарался – пока забыть о нем и принялся делать из сжавшегося от боли и страха Маэдроса нечто пригодное для дальнейшей половой жизни.

Маэдрос забыл о боли через несколько мучительно-стыдных и потрясающе-сладких минут. Тонкие твердые пальцы теребили его член, словно пытались добыть огонь трением – и член действительно словно вспыхнул, Маэдрос даже побоялся покоситься в сторону своего пуза, боясь увидеть на нем оранжевые отсветы. А потом Горти и вовсе сотворил такое обалденное безобразие, что Мэдди, сдерживая крик, сорвался на какое-то спазматическое хныканье. Партнер жарко, влажно и трепетно прошелся языком по пылающей от боли ложбинке между ягодицами Мэдди, и язык этот, словно собачий, моментально зализал дергающую боль, оставив от нее только приятно саднящее ощущение.

И все началось сначала, но теперь эльф уже не кричал – он сдавленно стонал и жевал рвущиеся наружу стоны, как сочнейшие куски нежного мяса, и густой сок страсти наполнял его рот, стекал по губам…

А сверху подмигивало им карей звездой созвездие Рыжего Пса…



Они перемещались по Ангбанду порхающей походкой влюбленных, и все с понимающей улыбкой давали двум дурачкам дорогу.

А когда от кукольного Маэдроса, болтавшегося на черной скале, осталась только кровоточащая кисть руки в железном кольце, этого никто не заметил. Никто…

…Горти и Мэдди разбудили – после полудня - звуки непривычной суеты. Темные эльфы летали из погреба на кухню, тяжко шаркали и звенели оружием орки…

- Ой, ё, - простонал с трудом проснувшийся Гор, - Да это Манве.

- Манве?..

- Ну…я ж тебе говорю… Стоит ему тут появиться, так словно война начинается. Мелько всех на уши поднимет – от поваров до стражи. Не дай Эру, кто-то ворвется через дымоход и утащит от него его ненаглядного Манвика…

- И что делать?

- А ничего. Сидим тихо, никуда не лезем. Всё.

До вечера они просидели рядышком, тихо, как мыши, и нервно пили вино, предчувствуя какую-то пакость…но и вечер не принес никаких неприятностей, и оба успокоились. Горти забрался под одеяло и потянул к себе Мэдди:

- Ложная тревога… Манве просто соскучился по Мелько, ничего серьезного. Иди ко мне, рыжик мой.



Гор ошибался. Очень ошибался.

С утра их разбудил требовательный стук в дверь, за коей полуодетый и готовый выматерить весь свет Гор обнаружил самого Готмога:

- Повелитель зовет вас…обоих.

- О, нет, - простонал Гор, - А где?.. в зале?

- Нет. У себя.

- Щас..иди, иди уже, дай рожу умыть…

Маэдрос смотрел на него спящими щенячьими глазами:

- Чего там, Горти?..

- Одевайся.

Они наспех умыли сонные морды, Гор пригладил Маэдросу рыжие вихры.



Гор вступил в покои Крылатого своей обычной, спокойной и чуткой походкой, не выказав ни тени почтения никому, Маэдрос же, ввалившийся вслед за ним, тут же оценил ситуацию и поклонился.

Мелькор сидел в огромном своем кресле с гладкими черными подлокотниками, а на одном из подлокотников, непринужденно приткнув на него худое бедро, пристроился Король Арды. Маэдрос внезапно поразился сходству между младшим и старшим братом. Манве был хрупче и, похоже, чуть меньше ростом, но это значило только то, что и ростом, и разворотом плеч он все равно превосходил Маэдроса. У обоих братьев были беспорядочно растущие буйные светлые гривы. Но лицо у Манве было более мягким, добрым и живым, чем у Мелькора, да еще глаза были что озера с темно-голубою глубиной, и видно было, что у Манве нет привычки смотреть на собеседника с презрительным прищуром. Не к месту Маэдрос вдруг вспомнил рассказ Гора о том, что происходило за полуоткрытой дверью… и тут же удивительно легко представил эти голубые глаза расширенными и молящими о горячем и непристойном безумии…

Мимоходом он отметил, что Манве не обряжен в фирменную голубую хламиду. Заметно было, что эта парочка тоже проснулась совсем недавно – Мелькор не удосужился даже рубаху надеть («спасибо, что портки напялил», сказал бы Гор), а Манве был в дикой и огромной, очевидно, братовой безрукавке на меху.

- Приветствую тебя, Вала Манве Сулимо, - произнес Маэдрос, - Приветствую тебя, Вала Мелькор.

Крылатый только хмыкнул. Гор засопел. А Король Арды спокойно отозвался:

- Привет и тебе, Маэдрос Феанарион. Здравствуй, Гор.

- Привет, Манве, - буркнул Гортхаур.

- Батя Пресвятой Эру Илуватар, трандец, - насмешливо брякнул Мелькор, и Манве тут же легонечко смазал его ладонью по затылку. После этого жеста Маэдрос вдруг бездумно уверовал в то, что ничего ужасного их с Горти не ждет…

- Садитесь, ребята… Я едва не поссорился со своим братом из-за тебя, Маэдрос, - с кривой улыбкой сказал Манве, - Меня просто ужасала эта дикая жестокость по отношению к тебе… Но сегодня ночью тебя освободили…

- Что-о?! – хором рявкнули Маэдрос и Гортхаур.

- Тебя, а точней то, что тебя изображало (Гор, твоя работа – почти совершенство!) снял со скалы некто Фингон. Не помнишь такого?..

- Финакано…

Маэдрос помнил Фингона. Они дружили еще в Валиноре…и Маэдрос помнил об этой дружбе всегда, даже тогда, когда пылали в Лосгаре корабли.

- Фингону помог Торондор, - продолжал Манве, - Но справиться с цепью Фингон не смог – и отрубил тебе руку… Теперь ты, Маэдрос, находишься в Митриме, в лагере Финголфина. Ты в беспамятстве. Периодически издаешь стоны. И пока это выглядит вполне достоверно… Я прибыл сюда, будучи убежден, что Фингон освободил тебя настоящего…хотел уговорить брата не преследовать Фингона…но Мелькор рассказал мне потрясающую историю.

- Он чуть не обрыдался над вашей бессмертной любовью, - ухмыльнулся Мелькор.

- Заткнись, Мелько… Особенно поразил меня ты, Гор, прости уж…

- Что, не ожидал от меня такого?..

- Почему. Наоборот, всю жизнь ждал, что ты полюбишь кого-нибудь так сильно, как…я люблю брата. Мне было жаль тебя, Гор…

- Ой, засунул бы ты свою жалость знаешь куда, Манве!

- Гор, - предупреждающе заметил Мелькор.

- Так, я не понял, - продолжал Гор, - ты к чему ведешь?

- Нолдор ждут, пока ты очнешься, Маэдрос. Как думаешь, сколько им придется ждать?

- О Эру, - пробормотал Маэдрос, - Как же я влип… И самое ужасное во всем этом - то, что я не хочу больше быть королем…

- Ни фига себе заявочка, - присвистнул Мелькор, - Гор, глянь-ка! Ради тебя не кто-нибудь, а Маэдрос Феанорыч готов отказаться от короны нолдор!

- И ничего не нахожу удивительного, - надулся Гор.

- Маэдрос, - тихо сказал Манве, - ты хорошо подумал?..

- Да, я подумал. И пришел к выводу, что Финголфин лучше справится с этой задачей.

- А что скажут твои братья?..

- Наследство Феанаро, - заговорил Маэдрос, называя отца по имени, словно чужого, - не принесло пока никому из нас ни удачи, ни счастья…думаю, тебе это должно быть хорошо известно.

- Но твое чучело, Маэдрос, не умеет разговаривать, - резонно заметил Манве, - И не сможет передать власть Финголфину. Ты должен сделать это сам.

- Ну вот… - севшим голосом произнес Гортхаур, - Нам все-таки придется прощаться, Мэдди… О, Манве, какого черта тебя сюда принесло…

Он смотрел на Маэдроса, Манве, Мелькора с таким отчаянием, что всем сразу стало не по себе. Маэдрос подвинулся к Гору и крепко обнял его:

- Мы сможем видеться… мы что-нибудь придумаем…

- Конечно, придумаете, - жизнерадостно заявил Мелькор, - Мы вот придумали же, - на этих словах он сдернул брата с подлокотника кресла и усадил к себе на колени.

- Вы Валар, вам проще, - заметил Маэдрос.

- Да уж, проще, - хмыкнул Манве, - Особенно мне. По-моему, я изобрел уже пятнадцать тысяч поводов для своих отлучек из Валинора, притом что все они ни к черту не годятся…все равно все всё знают…

- Я не знал, - сказал Маэдрос, - Мне Гор рассказал.

- Гор, - ехидно улыбнулся Король Арды, - Тебе надо бы носить юбку…и торговать орехами на гномьем базаре…

© "Купол Преисподней" 2015 - 2024. Все права защищены.
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru