Тайэрэ
ПОЕДИНОК
"Ты славить его не проси меня -
Днем от свечей не станет светлей..."
Иллет
Эльфийского владыку давно уже было видно с башен Цитадели. Прекрасный белый жеребец нес его по выжженным равнинам Доp-ну-Фауглит, вздымая тучи пепла. Так он и смотрелся - белый конь, лазоревый плащ, золотые волосы вьются по ветру, и все это в клубе серой пыли. Красиво было - голубое на сером...
Уже несколько часов назад был отдан приказ завести внутрь Цитадели войска и запереть ворота. Оттого окрестности Ангбанда выглядели именно такими безжизненными, как о них и рассказывалось в преданиях. Но всадника это не занимало. Ему было все равно. Он ехал умирать.
И в разуме, и в душе его была удивительная ледяная пустота, куда более холодная и острая, чем лезвие Рингиля. Отчаяние и безнадежность оставили его, когда на горизонте показалась черная громада Цитадели. И не осталось ничего, кроме упрямой решимости довести задуманное до конца.
Финголфин больше не хотел жить. Война была проиграна, его все равно ждала гибель, раньше ли, позднее ли. Но погибать от меча какого-то отвратительного оpка или под бичом баpлога, как брат, он не хотел. Ему хотелось, чтобы смерть его запомнили на многие годы.
...Еще и еще раз он выкрикнул свой вызов - но только эхо, отражающееся от отполированных стен было ему ответом. Финголфин вздрогнул. Что же он будет делать, если никто не ответит ему? Перережет сам себе горло под стенами Ангбанда? Разве этого он хотел, когда отправился сюда?
И из уст его полились самые страшные оскорбления, на какие только был способен эльфийский владыка. Оказалось, что способен он на многое...
И черные ворота отворились...
* * *
Вниз, ступенька за ступенькой, на ходу надеть шлем, закрепить под подбородком завязки. Ах, как же не хочется идти туда, в ответ на этот нелепый и никому ненужный вызов - но как же остаться, если на тебя смотрят твои ученики?! Выглядеть в их глазах бесчестным трусом - нет, лучше умереть в бою. А что, он и вправду трус - вон как ползут по спине мурашки, а в груди сердце того гляди разорвется, так оно колотится, и холодный пот стекает по лбу. Это страх, страх перед болью и смертью...
..Услышав трубный голос злосчастного эльфа и его проклятый рог, он замер; до последнего момента он надеялся, что этого не произойдет. А тот вызывал его на бой. И не услышав ответа, начал называть его трусом, рабом и хозяином рабов. Эльф был громкоголос, так что можно было не сомневаться - его услышала вся Цитадель.
Первый Ученик побелел от гнева и стал страшен лицом - глаза, как два провала в ночь, хищный оскал, раздувающиеся ноздри. Волк, да и только. Рванулся прочь из комнаты, вытаскивая меч. Пришлось окликнуть его - не как человека, как разъяренную собаку:
- Стоять! Это мой бой!
В дверях тот попробовал загородить ему дорогу, дрожащими губами шептал что-то бессвязное, уперся широкими плечами в косяк. Он отшвырнул ученика прочь, на пол, не соизмеряя и не сдерживая силы, не оглянулся на стон за спиной - да что с ним сделается, он-то бессмертен...
Полетел вниз по лестнице, на ходу проверяя доспех. Было страшно до ужаса и еще мучительно стыдно – оттого, что его посмели так оскорбить и еще от того, что ему предстояло сделать. "Я убил когда-то его отца. Из-за меня погиб его брат. А теперь я убью и его самого... Ах, Hолдо, зачем ты пришел сюда?!"
* * *
Что, это - Враг? Да нет же, не может этого быть! Это обман, он специально послал этого человека, а сам прячется в недрах этой черной скалы...
Но память неумолимо выплескивала обрывки воспоминаний о жизни в Валиноре. И эти черты лица, эта фигура - но, главное, эти глаза. Глаза не то что глядящие тебе в душу, нет, просто глядящие сквозь тебя на то непонятное, из чего ты состоишь. Лицо бледное, с мягкими чертами, которые трудно запомнить, потому что ты просто не смотришь на них, не успеваешь рассмотреть ни овала лица, ни очертаний губ. Сразу же видишь эти глаза - и не можешь больше ни о чем думать. Там плещется море, и грохочет гроза, и пробивается из-под снега робкий первый цветок, и крошечный муравей деловито ползет по ветке березы, и потоки лавы извергает вулкан - все это одновременно, а под этим взглядом откликается каждая клеточка твоего тела, ведь оба вы - этот мир... И забывается вражда - как она вообще могла возникнуть, если вы оба дети и родители этого мира, этой благословенной земли...
Элда пытался стряхнуть наваждение. Рука стискивала меч, как утопающий соломинку. Он встал в боевую стойку, занес меч и приготовился к выпаду – но это действовало тело, мысли были слишком далеко.
- Ну, что же ты, Hолдо? Что же замер?
Резкий, гневный голос пробудил Финголфина. И он успел отразить удар черного, как ночь, меча. Не только отразить - но и ударить сам.
* * *
Ощутив резкую боль, почувствовав, как вниз по коже бежит ручеек горячей крови - его крови! - он почувствовал, как гневная мгла заливает глаза, гасит разум. Больше не было ни сожаления, ни раскаяния, ни жалости к противнику - как тогда, когда он вызвал на бой отца этого безумца Hолдо, Финвэ. Лишь только ненависть, боль и удушливая ярость - и холодный расчет мастера меча.
Бился насмерть, не думая о том, как уклониться от удара, если принять удар означало нанести свой. Не думал о смерти, не думал вообще ни о чем, кроме того, как выиграть бой. Бил безжалостно, не давая противнику остановиться. Каждый пропущенный удар - Hолдо упрямо бил по ногам, угадав его слабое место в защите - вызывал яростный рык из-под опущенного забрала и новую более яростную и жесткую атаку.
Противник явно начал уставать. И вдруг Hолдо поскользнулся на изрытой ногами обоих соперников почве - неловко взмахнул обеими руками, стараясь удержать равновесие - опрокинулся навзничь, уронив щит. Доспехи его из голубого металла, на которых играло солнце, слепя бликами глаза, забренчали. Эльф попытался подняться, ловкий как кошка - но не успел.
С торжествующим кличем он метнулся к лежащему Финголфину - и в горло того, в щель между доспехами вонзилось лезвие меча. Эльф захрипел, когда на грудь ему опустилась нога в черном сапоге, выдавливая из легких последние остатки воздуха, на губах его запузырилась розовая пена.
* * *
От таких ран не умирают мгновенно, и несколько минут, пока разум еще не затуманился от удушья, Финголфин мог видеть наклонившегося над ним Черного Владыку. Вспомнилось услышанное когда-то, что умирающие не чувствуют боли. "Как бы не так, - подумал Hолдо,- или это все россказни, или я и вправду не умираю!" Больно было до невозможного, легкие разрывались от недостатка воздуха - а вздохнуть он не мог, мешала давящая на грудь нога Вpага. Губы немели, перед глазами сгущались цветные пятна, холод подступал к груди вверх от кончиков пальцев. Мучительно не хватало воздуха, хоть самого маленького глоточка самого затхлого воздуха в этом мире.
И последнее, что увидел в этом мире распростертый на земле эльфийский король, с побагровевшим когда-то дивно прекрасным и безмятежным лицом, бессильно ловящий выпачканными в кровавой пене губами воздух - были глаза его противника. Только в них не было сейчас ничего, кроме льда и торжества. Губы Финголфина прошептали какое-то одному ему ведомое проклятие - и для него настало блаженное небытие.
* * *
Он уронил шлем и вздрогнул. Где он, зачем стоит, опершись на меч, торчащий из горла безумного нолдорского смельчака? Эльф был еще жив, хотя и без сознания - едва заметно подергивались веки на лилово-синем как бы вспухшем лице.
Он обернулся, желая подать знак тем, кто, как он знал, затаив дыхание, наблюдал за поединком. Этому эльфу стоило сохранить жизнь хотя бы в награду за его отчаянную храбрость. Махнул рукой, подзывая к себе кого-нибудь. Движение отозвалось резкой болью в левой ноге, в которую упорно бил этот герой. Закралось желание перерезать ему горло.
Он наклонился к умирающему Финголфину, посмотрел внимательно ему в лицо. Тот еще дышал, вернее, пытался дышать - и при каждом вздохе в углу рта появлялась новая струйка крови. Он положил пальцы ему на горло, зажимая рану - и эльф сделал первый мало-мальски глубокий вздох.
Откуда-то сверху раздался громкий свист, и в тот же момент что-то огромное и сильное опрокинуло его на землю. По лицу, едва не попав по глазам, полоснули острые лезвия, спрятанные в птичьих перьях. В перьях? От боли он потерял сознание.
* * *
Очнулся уже в крепости, в своей комнате. Был полумрак, рядом была такая привычная и надежная фигура Первого Ученика. Н лице были какие-то холодящие повязки.
- Что это было?
Губы не слушались, каждое слово давалось страшной пыткой для горящего раненого лица - но на мысленную речь сил не было, в голове звенело и шумело, словно беспрерывно били чем-то тяжелым и мягким. Еще пульсировала боль в ноге.
- Орел Соpонтуp. Он унес тело проклятого Hолдо.
- Но он же… еще был… жив…
- Ну, так сдох в полете! Спи.
Ученик зашептал сонное заклинание. Последней четкой мыслью было - вот, выучил на свою голову... Он же сильнее меня!
