Ash-kha
ВДОВА И БЕС
(из серии "Черные сказки")
Случилась эта история в стародавние времена – когда точно, люди уж и не упомнят.
Жил в деревушке, что у самых белокаменных стен столицы стояла, молодой кузнец. Был он роста высокого, статный да сильный, румяный да веселый. Дожил он холостым, почитай, до двадцати годков. Но тут уж ему отец на смертном одре наказал:
- Женись, Андрюшка, полно тебе за девками гулящими бегать. Единственное ты дитя мое, и род наш, искони на этой земле живущий, прерваться не должен.
Помер старый кузнец, а сыну делать что было? Стал он жену искать. Только не найти все девки ему по вкусу: та – рыжая, эта – кривая, одна – конопатая, другая – косит на левый глаз...
Встретил Андрей раз в лесу девчушку незнакомую. Сидела она на стволе старого, бурей сломанного тополя, и что-то тихонько напевала про себя. Голос ее шелестел, подобно листьям деревьев, переливался, словно звонкий ручеек. Прислушался парень и защемило у него сердце. Подошел он к девице, взял ее за плечи ласково, глаз не отводя от кудрей медных, на которых солнце играло, и от личика бледного с губками пухлыми и алыми, словно кармином натертыми.
- Как зовут тебя, красавица?
- Глашей кличут, - отвечала она, опуская глазки.
- А будешь из чьих?
- Введенские мы.
Андрей не раз бывал в той деревне. В верстах двух она от дома лежала.
Девушка, потупясь, теребила вышивку на лазоревом сарафане. Подол чуть задрался, открыв маленькую босую ножку. Андрей взъярился. Схватил он девицу за руки.
- Замуж за меня пойдешь, Глаша?
И услышал тихое, как дыхание:
- Это уж, как Бог велит...
Тут на лесной полянке, по простому, как у предков наших делалось, и совершил с девицей Андрюша грех. Домой же вернувшись, никому о той встрече не сказывал: думал, скоро забудется. Полна деревня молодок, да и в стольном граде, куда Андрей не раз на заработки ездил, девицы на него, красна молодца, заглядывались; боярышни бывало под взглядом его краснели. Не брать же в жены пропащую?
Но не выходили у парня из памяти глашины ножки стройные да перси мягкие, да кожа белая, да задорные веснушки на курносом носике, да кудри тяжелые, яркие будто медь. Совсем измучался молодец: есть перестал, спать перестал – наконец, решился.
Пошел он к матери и сказал:
- Выбрал я жену. Готовь свадебку.
Заслали сватов в Введеново, и к Ивану Купале вошла в дом Андрея Глафира законной женой.
Крепко любили друг друга молодые и поначалу жили в ладу и согласии. Только стала замечать вскоре Глаша, что соседки над ней посмеиваются, да муж на девок окрестных опять заглядываться стал. Ничего не сказала она – хоть и больно ей было, смолчала.
Так пробежало ровным счетом шесть годков. Стали задумываться люди, отчего столько девок незамужних обрюхатились, а жена кузнеца все никак понести не может. Мрачнел Андрей, слушая эти разговоры, и все больше на жену сердился.
Раз пришел он домой, взглянул на Глашу, стройную, словно осинушка, и не выдержало сердце удалое. Все он жене высказал.
Побледнела Глаша. По привычке глаза опустила долу, и робко вымолвила:
- Моя ли то вина, не ведаю. А есть ли у тебя на стороне дети, супруг мой милый?
В праведном гневе схватил Андрей Глашу за косу (виданное ли дело, чтобы жена такие вопросы задавала?) и на лавку бросил. Хлыст конский кстати под рукой оказался. Отстегал муж Глашу, как следует, чтобы впредь знала свое бабье место. А потом спать ушел.
В ночной тиши, что на земле всевластна, пока первые петухи не пропели, без слез, без дум, без молитв поднялась Глаша на ноги, даже стону не дав свободы, хоть горело огнем все тело, и лип к спине промокший от крови сарафан. И предстал тогда перед ней (а, может, почудилось?) некто, словно черная тень. Глаза его светились во тьме огнем алой боли.
Задохнулась от испуга Глаша и схватилась за нательный крест, но порвалась цепочка. С негромким звоном упал крестик на земляной пол.
Будто ночь сама улыбнулась Глаше. Ей стало вдруг тепло и покойно, и даже боль от побоев прошла.
- Кто ты? – беззвучно выдохнула женщина.
И тут пропели первые петухи.
Ни дуновения ветерка не тронуло дрожащей маревом от натопленной печи воздух в избе, но Глаша поняла, что отходит от нее черный гость. И невольно шагнула Глаша за ним.
- Постой! Не уходи...
Поздно. Пришельца нигде уже не было.
Что снилось Андрею в ту ночь, лишь Бог один ведает. Только в испарине проснулся кузнец поутру, словно черти его всю ночь на сковородках поджаривали да кипящим маслом поливали, и сразу побежал он попа разыскивать.
С той поры никогда больше не поднимал Андрей руки на жену свою. Забылись скоро старые обиды и ссоры, а Глаша пуще прежнего супруга холила.
Бывало, правда, поворчит кузнец:
- Что ты, как кошка какая ненасытная? Токмо от кошки приплод, а от тебя что...
Но поворчит и перестанет. Мать нарадоваться не могла на мир да союз в сыновьем доме.
Только лиха-то никому не миновать. Зимой раз пошли мужики на медведя, и задрал косолапый удалого кузнеца. Схоронила мужа Глаша, как положено, да задумалась, затосковала, заплакала.
Три дня и три ночи вдова в слезах провела, а на червертые сутки, ровно в полночь, когда свекровь уже почивала, отворилась дверь избы, и на пороге ее увидела Глаша мужа. Хоть темно было, узнала вдова покойного, возрадовалась, бросилась к нему на шею, целует и спрашивает:
- Как же ты прийти ко мне смог?
- Да слышал, - отвечает он, - что ты, бедная моя, по мне горько плачешь, скучаешь. Жалко мне тебя стало, отпросился я и пришел.
Лег он с ней спать, не поужинавши, и лучины не велел зажигать. Что ночью той было, грех при честных людях сказывать, но к утру, только петухи запели, никого не нашла Глаша в постели. Как дым муж исчез.
Задумалась вдова, призрак ли мужнин к ней вправду приходил, али нет? Но долго тут она рассуждать не стала (знамо дело, от Евы пошел первородный грех, и мужик за бабой своей зорко следить должен, чтобы сладострастие ее прелюбодеянием не обратилось), и встретила она на следующую ночь неясного гостя, как мужа.
Месяц, другой наведывается к ней гость по ночам. Глаша о том никому не сказывает, а сама, словно свечка на огне, тает. Церковь стороной обходить стала, свет невзлюбила яркий: чуть солнышко появится – ей дождя подавай. Совсем худенькой сделалась, а глаза – как два черных колодца, где дна не видать. Страшно людям добрым смотреть вдове в глаза: то тебя холод до костей пробирает, то в жар бросает.
Решила выяснить свекровь, что приключилось с невесткой.
- Отчего ты, доченька, кушать так плохо стала?
- От счастья, матушка!
- С какого такого счастья?
Что сказать вдове? Что ответить? Разучилась Глаша прятать глаза. Ну, хоть полправды!
- Ко мне Андрюша по ночам ходит.
Перекрестилась свекровь.
- Ах ты, дура, дура! Андрюшеньку когда, почитай, схоронили?.. Дура ты, дура, нечистый это!
Глаша чуть улыбнулась в ответ на эти слова. Свекровь подумала: не верит.
- Делай так, как я тебе скажу, и сама убедишься в том. Как придет он к тебе опять, спать с тобой ляжет, ты лучину-то запали и посмотри сама, кто он такой есть. Мало ли, что в темноте он тебе Андрюшей кажется! Беса по рогам, хвосту и копытам узнаешь!..
Послушалась Глаша свекрови. В первую же ночь, как пришел к ней гость снова, и замаялись они в делах распутных, тихонько выскользнула вдова из постели и запалила лучину. Взглянула на гостя.
Муж лежал в постели. Как есть – муж! Андрей-кузнец, казавшийся таким же молодым и здоровым, как при первой их встрече в лесу. Со странной тоской в груди признала Глаша то, что очами зрила.
Вдруг огонь лучины затрепетал и вспыхнул как-то уж слишком ярко, а вдове почудилось, что из мрака ночного на нее со всех сторон смотрят тлеющие адским огнем глаза.
Муж приподнялся на локте и из-под его полуприкрытых век полыхнуло багровое пламя.
- Что хотела увидеть, красавица?
- Тебя...
Как давеча из углов всех смотрели очи Бездны, так и сейчас неведомо откуда послышались хохотки чертенят.
- А меня ли точно? – гость улыбнулся.
- Тебя, - повторила Глаша.
- Ну, тогда смотри...
Словно студенистый кисель задрожало знакомое мужское тело. Страшно было вдове, но она велела себе не отводить глаз. Тот, кто предстал перед ней, человеком не был. Правда ни копыт, ни рогов, ни хвоста у него не было тоже. Зато были крылья – огромные сверкающие беззвездной чернотой, похожие на крылья хищной птицы. Не очами зрила Глаша пришельца (ибо можно ли смертному видеть Тьму?), но она признала гостя.
- Кто ты? – вновь, как когда-то, спросила вдова.
- ...Твой муж...
Она повторила настойчиво:
- Кто ты?
- ... Ты знаешь сама...
Голос женщины дрогнул:
- Бес!.. Демон. Павший Ангел.
Глаша словно ослепла после этих слов. Тьма обступила ее, захлестнула, спеленала в кокон, пробуждая в женщине неведомые ей доселе иступленную страстность и нежность, и яростную силу, для которой не было слов.
Вдова не видела света от лучины и перепуганного лица свекрови своей, выглядывавшее из-за занавески на полатях. Она узрила лик Тьмы. И не хватало Глаше воли, чтобы ответить на ласку желанного гостя так, как мечталось.
- Возьми меня с собой!
- ...Куда?..
- В Ад!
По утру нашли православные в доме вдовы саму ее мертвой, а подле нее полуистлевший труп давно похороненного мужа. Обезумевшая старуха квохтала над телом сына, и на все расспросы кричала только одно:
- Бесы, бесы!
Через шесть дней отдала она Господу душу.
Сказку я сказывал, а вы слушали. Пейте на пиру жизни из черненых кубков, да чтоб в рот попало, а не по усам текло!
декабрь 1997 г.